Форум » Архив Игры » 10.03 Казематы, площадь. » Ответить
10.03 Казематы, площадь.
Feinriel: Фейнриэлю нравилось бывать на площади Казематов. Если на минуту представить, что вокруг нет толпы храмовников, если чуть-чуть прищуриться, чтобы не было видно, как сверкают на солнце медные статуи рабов, если вдруг окружающие притихнут на минуту, и ветер с моря принесет шум прибоя… Вполне можно представить себе, что ты не узник Круга, а просто горожанин, который вышел прогуляться перед обедом. Купить пузырек целебной мази у травника, зачарованную мантию или хороший кинжал у торговца-гнома… Хотя оружейные лавки находились слишком близко к главному входу, а там Фейнриэль предпочитал не появляться, чтобы лишний раз не попадаться на глаза храмовникам и особенно рыцарю-капитану Каллену. За неполные два года, проведенное в Круге, никто так и не нашел способ прекратить его ночные кошмары. Видения становились все ярче, появлялись все чаще. Днем можно было хоть как-то отвлекаться на занятиях, но ночи… - Ах вы, шалопаи! – громкий возглас заставил Фейнриэля вздрогнуть. Стайка мальчишек-учеников лет десяти – двенадцати, разразившись смехом, сорвалась с места. За ними, потрясая коробочкой, в которой хранились ингридиенты, помчался Солвитус, маг-травник, среди магической малышни носивший кличку Плешивый Солли. Фейнриэль поморщился, прижал пальцы в кончику носа, одновременно стараясь не улыбаться слишком широко. Запах не оставлял сомнений – ученики уже в который раз набили в ларец вместо серного порошка свиного навоза. - Вот я вам! – Солвитус, видимо, не догнав ребятишек, вернулся к покинутому товару. – вот я им… эй, ты! - Я? – Юноша не сразу понял, что обращаются к нему. - Да, ты! – Солвитус весь пылал праведным гневом, - Фейнриэль, верно? Постой-ка минутку с товаром, пока я схожу к воспитателю этих… маленьких негодяев! Не дождавшись ответа, который, по его мнению, мог быть только положительным, маг умчался в направлении помещений магов. Кажется, сорванцам сегодня намылят шею… Вздохнув, Фейнриэль стал к прилавку. Народу в Казематах сегодня было немного, и, если повезет, то до возвращения Солли он даже не продаст ни одной склянки.
Ответов - 21, стр:
1 2 All
Orsino: Надо сказать, что Орсино даже нравилось, когда кто-нибудь из формари, травников или даже старших магов жаловались на «этих малолетних негодяев». Если бы еще и дети стали все как один тихими и запуганными, не осмелясь ни и без того скользкий камень казематских полов подморозить, ни дохлую крысу гному-торговцу подбросить – впору было бы вешаться. Самый страшный кошмар, не лучше всеобщего Усмирения… На сей раз Солвитус разорялся минут пятнадцать, кто бы мог подумать, что обычно улыбчивый и добродушный травник способен на столь сложные эпитеты в адрес учеников. Причем, требовал он, чтобы Орсино разобрался лично и немедленно. Потому-де, ведь даже старших чародеев недоросли не слушают, страха не знают, и – попомните мои слова, Первый Чародей, они того гляди Мередит в доспех чесночного порошка сыпанут, вот тогда всем нам плохо придется. От упоминания всуе Мередит Орсино вздрогнул, укоризненно покачал головой – Солвитус, кажется, понял: наболтал лишнего. - Хорошо, я… поговорю с ребятами, - но мысленно Орсино уже приготовил Бетани очередное задание. Это больше по ее части. А сам пока направился за травником. На казематской площади, тем временем, царил идеальный порядок. Несколько храмовников переговаривались поодаль; молодой маг, недавно прошедший Истязания, проверял новый посох, семейство аристократов приценивалось к настойкам. - Что ж, похоже, воспитательную беседу придется отложить на потом, - Орсино развел руками. А потом заметил одного из учеников. Фейнриэль, звали его, полукровка – сын эльфа и человека всегда человек, но словно назло правилу мальчика легко можно было принять за эльфа, правда шире в плечах и уши человеческие. Фейнриэль был «проблемным» - и вовсе не из-за шалостей. Его кошмары… иногда учеников преследуют демоны, рабочая, в сущности, ситуация, если не поднимать паники – демон не откусит тебе голову, коль сам не примешь предложения. Но с Фейнриэлем что-то было не так. Хуже всего, что Орсино так и не мог понять, что именно. - Добрый день, Фейнриэль. Как торговля?
Feinriel: Спустя какое-то время после ухода Солвитуса Фейнриэль даже начал получать удовольствие от своей новой роли. Да, покупателей у лотка с травами было немного, но хоть один да присутствовал. Фейнриэль отвечал на вопросы о назначении той или иной настойки, о составе, о производителе – «Да, конечно, мастер Солвитус лучший в Вольной Марке…», и даже умудрился кое-что продать. Списка цен взбешенный травник, конечно же, ему не оставил, а наклеены ценники были не везде, поэтому юноша мог только надеяться, что не слишком продешевил. Впрочем, если и так, то он сам виноват, отсутствие старшего мага непозволительно затянулось. Фейнриэль прикинул – Солвитус должен был добежать до кабинетов наставников, наябедничать на мальчишек, пойти в кладовку, набрать серного порошка взамен навоза… а, перед этим еще нужно помыть коробочку! Попузыриться от негодования – а что, тоже дело. - А как вы думаете, - почтенная матрона уже минут десять не могла решить, какое именно снадобье она хочет приобрести, - если я буду использовать настойку львиного зева для… - она понизила голос, - для свежести кожи, эффект будет лучше, чем если бы я применяла настойку эльфийского корня? Стоявший рядом с ней молодой человек - то ли сын, то ли племянник – сходство было очевидным, - шумно вздохнул и поднял очи горе. Позади них стояла служанка-эльфийка, нагруженная всевозможными пакетами и свертками. Видимо, поход «по магазинам» несколько затянулся. - Конечно, сэра, - вежливо отозвался Фейнриэль, мысленно посочувствовав девушке. Дама, сделав выбор, царственным движением высыпала в его ладонь несколько серебряных монет, и наконец-то покинула Казематы, прихватив с собой обе бутылочки. - Добрый день, Фейнриэль, как торговля? Юноша не смог сдержать улыбки. Значит, Свинтус-Солвитус добрался до самого Орсино. Впрочем, разгневанным тот не выглядел… поэтому Фейнриэль рискнул улыбнуться травнику, который выглядел как выкипевший чайник. - Доброе утро, Первый чародей, - Фейнриэль слегка поклонился, - торговля неплохо. Я продал настойку львиного зева, эльфийский корень, амулет притяжения, одно кольцо, и… еще был один странный человек. Запинался, краснел, шептал, потом попросил что-нибудь от «бессилия». Я продал ему настойку выносливости. Как думаете, мастер Солвитус, она ему сгодится? Наверное, стоило больше времени посвящать урокам травоведения, вдруг подумалось ему. Хотя… не станет же он стоять за прилавком всю оставшуюся жизнь? «Очень может быть, - вдруг всплыла мысль, - вот усмирят тебя, и будешь, как миленький, торговать магическими безделушками и притирками…» Фейнриэль болезненно прикусил губу, потер висок. От хорошего настроения не осталось и следа.
Orsino: Солвитус еще ворчал на испорченные реагенты, жаловался на негодников-учеников, вот только Орсино кивал скорее из вежливости – на посту Первого Чародея в том числе привыкаешь делать вид, что ну абсолютно согласен с каждым словом собеседника, и внимаешь ему, точно проповеди Преподобной Матери, а сам тем временем думаешь о чем-то своем. Да хотя бы о том, что на улице весна – даже в Казематах весна, даже между древних желто-заскорузлых камней пробиваются травинки; о том, что жизнь совсем не плоха, еще можно посочувствовать эльфийке с сумками, а заодно и Фейнриэлю – хотя, похоже, ему нравится быть торговцем. Солвитус слегка смутился, когда Фейнриэль упомянул очередного клиента – вот так родители смущаются, когда дети спрашивают откуда они взялись. - Настойку выносливости? О, не сомневаюсь, он оценит, - Орсино ухмыльнулся одновременно травнику и ученику. – Хотя следующий раз предлагай настойки на орихальке… А потом выражение лица Фейнриэля изменилось, словно тучами солнечный денек заволокло. Они так ничего не могли с ним сделать. Ни с кошмарами, ни со странной силой юноши – другие ученики порой жаловались, что видят Фейнриэля во сне, и, к несчастью, речь не шла о влюбленных девочках. «Он приходит к нам», - твердили они; а еще Фейнриэль жил отдельно от прочих. От него ждали беды. Орсино не хотел отдавать ученика на Усмирение – это наша вина, а не его, что мы не можем понять в чем дело… - …Да-да, Солвитус. Обещаю поговорить с учениками. А сейчас если позволите... Фейнриэль? Не хочешь прогуляться?
Maraas: -Хах! Эти чертовы выползни из выгребной ямы теперь дважды подумают, прежде чем пытаться протянуть руку к моему товару. - Гном с темной кожей, белыми волосами и чрезмерно довольным выражением лица, чуть ли не вприпрыжку обогнул крепкие деревянные столы, с лежащими на них доспехами и оружием. Заняв свое привычное место по другую сторону от стойки с товаром, он с силой ударил кулаком по столу, одобрительно махнув затем в сторону стоящего напротив него тал-вашот. - Хорошая работа, великан. Кунари. Ба-х! Или как там вы без раскраски себя называете. Видел бы ты лицо того эльфа, когда голова лидера этих наголизов … -Я был там, гном. -Ну а я что говорю? Если бы не ты не снес ему башку… -Хозяин лавки развернулся, пытаясь найти что-то в сундуке позади себя и продолжая в красках описывать, что именно произошло бы с его дорогими рунами, бородой и гномьим достоинством, не найми он тал-вашот проследить вместе с ним за получением и доставкой особого груза со склада. Марааз медленно перевел тяжелый взгляд с гнома на лежащее перед ним оружие, сделав, как мог, глубокий вдох. Выдох. Успокаивая плещущееся внутри раздражение, часть которого подпитывала боль. Упомянутый эльф, до того как тот встретился взглядом с удивленными глазами своего лидера у себя в ногах и покинул склад не с самым мужественным криком, успел выпустить две стрелы. Одна вошла под правой ключицей, вторая – попала косситу в плечо. Да и сам несчастный «обезглавленный», воспользовавшись подаренной лучником заминкой, сумел достать война мечом, за что тут же и поплатился. Впрочем, наскоро обработанные целебной мазью плечо и рана на боку, были скорее ударами по самолюбию, что и раздражало. Но не только это. Марааз не хотел задерживаться в Казематах. Выбитые в его сознании «истины» командовали -«сааребас», и тело послушно напрягалось от количества свободных магов вокруг, отзываясь «тет а». Его память о том, что уже не его, шептала - «караатам», и тяжелый взгляд тал-вашот, переходил от одной закованной в сталь фигуры к другой, оставаясь разочарованным. И тело вновь отзывалось «тет а». Раны пульсирующим раздражением напоминали о недостатке бдительности, и каждая из них кричала «тет а». «Тет а». «Тет а»! И только разум понимал, что тело просто боится. А от этого просыпалась ярость, готовая вылиться на любого. Хотя бы на существо с бородой, стоящее впереди, за оружейной стойкой. Но разум брал верх. -Вот. Твои деньги. - Пара золотых монет упала на стол. Судя по довольному тону, гном и не подозревал, что его собственную голову в предыдущие несколько минут могла ожидать та же участь, что и голову невезучего лидера маленькой шайки начинающих воров полтора часа назад.- Знаешь, в том крыле на площади есть хороший травник… Марааз поморщился и предостерегающе поднял руку. Гном одобрительно фыркнул, но, уловив намек, продолжать не стал. Бросив последний взгляд на статуи рабов, коссит развернулся, чтобы поскорей покинуть это место, к своему собственному облегчению и облегчению храмовников.
Feinriel: - Конечно, Первый чародей, - машинально отозвался Фейнриэль и отошел от прилавка, направившись следом за наставником. И по-весеннему яркое солнце, и свежий ветер с моря – все перестало радовать. Мир вдруг приобрел преувеличенную четкостью – похожее ощущение Фейнриэль испытал, когда пару раз терял сознание, - светлое вдруг стало ослепительно белым, а тени залегли черными провалами. Глаза слепили латы храмовников и медные бока статуй рабов. Мерзкое ощущение. По счастью, оба раза никого не было поблизости, никто не успел донести Орсино или даже Мередит, что ученик ведет себя подозрительно. Первый раз это произошло в саду Казематов – он просто шел в библиотеку, остановился у фонтана… а затем мир стал черно-белым, наступила полная тишина, колени подогнулись, и Фейнриэль опустился на парапет, выронив из рук книгу. Затем наступила темнота. Мир вернулся в том же порядке, в каком и исчез – сначала звуки, затем черно-белая картинка. Тени остались на своих местах, значит, в отключке он пробыл не более двух минут. Подождав, пока перед глазами перестанут мельтешить черно-белые мушки, Фейнриэль поднялся и на ватных ногах побрел в библиотеку. Второй раз это случилось в его комнате. Тут просто – лежал на кровати, читал. Снова знакомое мельтешение, свеча вдруг полыхнула в глаза белым, так ярко, что он прикрыл глаза… и снова тьма. И снова на несколько минут – после того, как он пришел в себя, фитиль свечи короче не стал. О произошедшем Фейнриэль никому не спешил рассказывать. Может быть, Первый чародей сказал бы, что ему надо больше отдыхать, и эти обмороки от переутомления, а может быть… это значило кое-что другое. Тем более что «отдыхать» Фейнриэль не мог. Он попросту боялся спать. Вот и сейчас, заметив, как по краям картинка площади начинает приобретать неестественную яркость, Фейнриэль запаниковал. Только не здесь, не сейчас, когда вокруг столько народу, не говоря уж о храмовниках и самом Орсино! Бежать? Куда? Он не может, стремглав ринувшийся прочь ученик выглядел бы не менее подозрительно, а даже более, чем тихо сползающий по Первому чародею. Если он потеряет сознание сейчас, то придется выкладывать все – про обмороки, про участившиеся кошмары, про то, что он старается не спать, чтобы не встречаться с демонами. Фейнриэль дышал как можно глубже, надеясь, что морской воздух сумеет отогнать или хотя бы отсрочить наступление беспамятства, хотя бы до того времени, как он закончит разговор с Орсино и вернется к себе. А Первый чародей тем временем не спешил начинать беседу. Они неторопливо пересекали площадь, Орсино поздоровался с рыцарем-капитаном Калленом – сухо, но вежливо, - тем не менее Фейнриэлю пока не сказал ни слова. Юноша сунул руки в карманы, вытирая о ткань повлажневшие ладони. В карманах что-то звякнуло. Спасен! - Первый чародей, - выпалил Фейнриэль, - я прошу меня простить, я… я забыл вернуть мастеру Солвитусу выручку! В подтверждение своих слов он вытащил из кармана горсть серебра пополам с медью. Поверх этого добра лежал бумажный бантик, с которым не далее как после обеда Фейнриэль играл с кошкой, питомицей и любимицей всех учеников, и даже некоторых преподавателей Круга. - Я… - он не успел договорить «можно мне отнести деньги, я сразу же вернусь»? как неожиданный порыв ветра подхватил бантик и понес куда-то в сторону пристани. Фейнриэль, забыв обо всем, рванулся следом. Конечно, ценности в кошачьей игрушке из обрывка пергамента не было никакой, но это был его бантик, а потому, не замечая, как напряглись храмовники, стоявшие неподалеку, как округляются от удивления глаза Первого чародея, юноша метнулся за своей ускользающей собственностью, пытаясь поймать ее за ниточный хвостик. То ли кто-то из посетителей Казематов забыл вовремя убраться с дороги, то ли плита оказалась с выбоиной, но ли просто подвернулась нога – но только Фейнриэль вдруг, споткнувшись на ровном, казалось бы, месте, влетел в толпу, окружившую лоток гнома-оружейника и с размаху врезался в чью-то широкую спину. По инерции отлетел в противоположную сторону и растянулся на каменных плитах. С радостным звоном выручка мастера Солвитуса раскатилась в разные стороны.
Orsino: О чем говорить с Фейнриэлем? «Как ты себя чувствуешь? Не мучают ли тебя кошмары?» Мучают. Орсино и так знал – подобная «болезнь» не уходит сама по себе, если не устранить причину; не царапина на пальце. Гнетущее ощущение того, что Круг и он лично делают с мальчиком что-то неправильное усиливалось. Впрочем, Фейнриэль ничем не отличался от остальных – вот сейчас например. Шел рядом, несколько напряженный, как и любой ученик (а вдруг Первый Чародей выговор сделает). «Может быть, и впрямь следовало отправить его в долийский клан», - Орсино слышал от Бетани историю мальчика. Едва не проданный в рабство, пытающийся бежать от собственной магии – но можно сбежать от храмовника и работорговца, только не от себя. Фейнриэль вроде бы мечтал попасть к долийцам; Орсино никогда не видел своих «диких» сородичей, однако подозревал, что вряд ли они приняли бы человека. Они и городских-то эльфов, вроде него самого, за равных себе не считают. Но и древнюю магию знают, куда лучше, чем маги Круга… От яркого солнца Фейнриэль зажмурился – от солнца ли? Орсино почудилось, будто тот едва держится на ногах. Почудилось? Физическую болезнь Орсино как целитель бы ощутил. Как раз проходили мимо очередного храмовничьего поста. Каллен. Не худший, но весьма…внимательный храмовник, демонстрировать «неполадки» было опасно, Орсино поздоровался с Калленом. - Выручку? – Орсино развернулся к Фейнриэлю. И без того светлокожий, он явно побледнел, даже губы посерели. Но монетки демонстрировал настоящие – может, ничего и не случилось? Просто хочет избавиться от не самого удобного общества… или вернуть выручку. Бантик почему-то успокоил Орсино. Если кто-то играет с кошками, значит, не так все плохо. Ну, еще никто не слышал об одержимых, которые тискали бы котят! - Да, конечно… - а Фейнриэль уже помчался за обрывком пергамента, сдернутым с ладони порывом ветра; храмовники звякнули мечами – Орсино замахал руками, все в порядке – они продолжали следить, но не приближались, слава Андрасте… - Ох, Создатель. Занятый храмовниками, предупредить столкновение Фейнриэля Орсино не успел. А зря. - Ох, Создатель сохрани, - только и сумел повторить Орсино. Кунари он видел. Кунари в последние несколько лет каждый житель киркволла видел, вот только еще меньше, чем храмовника в непосредственной близости мечтал обнаружить это… существо. Рогатый гигант возвышался над Орсино и Фейнриэлем, и казался чуть не в башню Казематов ростом. Орсино на всякий случай оттащил Фейнриэля вместе с кошачьим бантиком, и улыбнулся рогачу: - Извините. Ученик просто… не заметил вас, - «да уж, а еще с тем же успехом можно не заметить статую Андрасте в Церкви». О кунари говорили всякое, в том числе, что за малейшее нарушение их странных правил – убивают на месте. Меньше всего Орсино желал драки с кунари. В Казематах. При храмовниках. – Надеюсь, все в порядке.
Maraas: Увы, просто покинуть Казематы не вышло. Внезапно и без того раздражающе пульсирующий бок обожгло резкой болью. Осознание того, что на него просто кто-то натолкнулся, пришло к косситу на секунду-две позже инстинктивного «кто-то напал со спины» - задержка достаточно короткая, чтобы не дать дернувшейся было руке дотянуться до протазана. Вместо этого пришлось лишь сжать ладонь в кулак, сохраняя порядком потрепанное самообладание. Конечно, этот «кто-то» задел только затянувшуюся рану. Естественно, она открылась вновь. Иначе и быть не могло в этом сумасшедшем городе, в котором хорошим днем считался тот, когда с тобой не случилось чего-либо плохого. Сегодня у коссита был наредкость плохой день. Поморщившись, тал-вашот обернулся на зазвучавший позади голос. Говорящим оказался эльф, уже не молодой; радом с ним на земле лежал человек, еще совсем не старый. Хотя трудно сказать, что сейчас это имело большое значение. -Басра вашедан. – тал-вашот раздраженно отмахнулся от извинений эльфа, делая шаг вперед и тем самым сокращая и без того угрожающе небольшое расстояние между ними.- Начните объяснять имекари для чего им даны глаза. Повзрослев, они, возможно, научатся не только смотреть ими, но и видеть. Тяжелым пристальным взглядом с изрядной долей накопившегося раздражения Марааз некоторое время всматривался в лицо эльфа. Затем посмотрел на человека. После – заметил черный посох с головами аташи. А потом пришло понимание. Нет, не эльф и не человек. Два мага. Секунда удивления и вся та живая агрессия пропала, перейдя в глухое мрачное недоверие, напряженность, собранность. "Тет а",- согласился разум, отодвигая усталую озлобленность и физический дискомфорт на задний план. Марааз отступил, не отрывая осторожного, оценивающего взгляда от обоих магов. К слову, оценка выходила не в пользу бледного растерянного человека.
Feinriel: При приземлении на каменные плиты из легких вышибло весь воздух, в глазах потемнело. Какое-то время Фейнриэль сидел, открывая и закрывая рот, тупо глядя прямо перед собой, пока не почувствовал, как его вздергивают за плечо и ставят на ноги. В ушах звенело - то ли сказывалось падение, то ли монеты, которые он выронил, врезавшись в кого-то, все еще катились... и, будто сквозь вату, донесся голос Первого чародея, он спрашивал, все ли в порядке, и извинялся за ученика, который не заметил... ему ответил чужой голос, низкий и гулкий, с явным раздражением. В глазах по-прежнему было темно, но Фейнриэль кожей чувствовал, что смотрят все на него. Он будто оказался героем тех снов, о которых, смущенно посмеиваясь, рассказывают кулуарно - стоишь голый посреди комнаты, полной людей, а они смеются и тычут в тебя пальцами. Таких снов Фейнриэлю не снилось ни разу, но сейчас он представил со всей ясностью, как можно ощущать себя в такой ситуации. Всплыла дурацкая мысль - как хорошо, что под мантией он носит штаны, а не пренебрегает этим предметом одежды по примеру некоторых старших учеников: задранный подол добавил бы ему популярности сомнительного толка. Донесся чей-то сдавленный смешок, а потом наступила напряженная тишина. Фейнриэль потер пальцами переносицу, осторожно потряс головой, пытаясь прийти в себя. Несомненным плюсом ситуации было то, что дурнота, накатившая на него во время прогулки с Орсино, отступила, только вот от удара отчаянно ныли спина и бедро, на которое он приземлился при падении. А впрочем, рухни он в обморок прямо сейчас, никто бы не удивился. Фейнриэль поморгал, стараясь вернуть зрению ясность. Поначалу ему показалось, что свет загораживает невесть откуда взявшаяся стена. А потом зрение наконец-то прояснилось, и Фейнриэль увидел, в кого он врезался. И тут ему стало по-настоящему страшно. Перед ними стоял один из серокожих великанов из Порта, кунари. Всем жителям Нижнего города не понаслышке был знаком крутой нрав рогатых гигантов. И хотя на глазах Фейнриэля еще ни одного горожанина кунари не убили, рассказывали о них много ужасов. Всеобщий вердикт был таков - к ним нельзя подходить близко, если чем-то не приглянешься или что не то ляпнешь - прощайся с жизнью сразу. Фейнриэль мысленно застонал. Ну почему, когда на площади толчется столько людей, эльфов, гномов, магов и храмовников ему не посчастливилось врезаться именно в кунари?! И выглядел тот взбешенным. Хотя... нет, неподходящее слово. Он выглядел как... лавина, которая пока еще каким-то чудом держится на вершине горы, но готова сорваться вниз от неосторожного вздоха. Или как девятый вал, на долю секунды замерший на верхней точке, перед тем как обрушиться всем своим весом на утлое суденышко. Время будто застыло, обострившийся до болезненности взгляд Фейнриэля выхватывал детали - блик на металлическом обруче, охватывавшим шею гиганта, белые неровно остриженные волосы, напряженные бугры мышц... и длинный рубец на боку, сочащийся кровью. И еще две свежие раны - на плече и под ключицей. О. Создатель. Милосердный. Кунари ранен. А Фейнриэль на него налетел. Если получится вернуться живым в свою, внезапно показавшуюся такой родной, комнату в Круге - это будет истинное чудо. В тот момент Фейнриэль не думал о том, что напряженно наблюдавшие за ними храмовники смогли бы пресечь любую попытку агрессии со стороны серокожего гиганта, как и кого бы то ни было из магов. Орсино по-прежнему стоял между ним и опасностью, спокойно глядя снизу вверх на разьяренного кунари, от которого просто за версту веяло мощью, опасностью и смертью, и, кажется, даже чуть улыбался. - Простите меня, - сухим надтреснутым голосом выговорил юноша из-за плеча Первого чародея, - простите, я не хотел, я очень сожалею. Вы ранены, я... могу помочь?
Orsino: Вот так и заканчивается вся радость от приятного весеннего денька. Ситуация – глупее не придумаешь, но кто сказал, что войны и священные походы начинаются непременно с торжественных речей? Чаще всего в основе – какая-нибудь мелочь. Случайность. Шутка Создателя или просто совпадение. «Вот так мы ввяжемся в драку с кунари», - мысль была леденяще-спокойной и где-то на периферии сознания; для начала Орсино должен был заняться подопечным. Он наклонился к Фейнриэлю, помогая тому встать; кажется, у юноши повреждена нога и ушиблена спина, несерьезные, но травмы, которые нужно вылечить… «Ну почему он не столкнулся с гномом!? Полчаса ворчания и золотой «морального ущерба» - больше ничего не стоило бы!» Кровь кунари, неестественно яркая – или казалась такой из-за солнечного света? – выбила отстраненную готовность из колеи. Кровь? Фейнриэль просто столкнулся с гигантом, ни ножа, ни заклятья не использовал. Откуда рана? - Все… все хорошо, Фейнриэль, - Орсино все-таки собрал в ладони лечащую энергию, предназначалась она для ученика, но с другой стороны… мальчик просто ушибся, а у кунари – кровь, и может быть, предложение исправить ошибку поможет избежать неприятностей? А судя по фразе, замысловатой и одновременно резкой, кунари едва сдерживался. И вполне мог в следующий момент попытаться размозжить череп Орсино, Фейнриэлю или им обоим. - Позвольте исправить… мм, причиненный ущерб? – синевато-лиловое свечение коснулось кровавого потека, собираясь вскарабкаться и сомкнуть края. Для этого требовалось коснуться кунари, вот только Орсино сомневался, не истолкует ли рогатый великан это как очередное оскорбление? - Это… лечение, - Орсино вернул энергию, и, словно демонстрируя безопасность, направил уже в Фейнриэля, ликвидируя его ушибы. «Ох, Создатель, только бы это создание не устроило здесь погром!» За сценой, между прочим, наблюдали и храмовники. Формально атаковать покупателя – не просто нарушение правил, а преступление, в законе ни слова насчет кунари… очень рассерженного кунари.
Maraas: Когда странное синевато-лиловое свечение на несколько мгновений коснулось багряного следа, Марааз замер, прикованный к месту отупляющей волной эмоций: удивление, шок, паника и тенью следующая за ней ярость. Эльф использовал магию, направляя ее на коссита - действие, которое свободно могло быть истолковано уже не как угроза, а как атака. Воспитание кунари говорило так. "Это лечение", -последовало требуемое разумом объяснение, когда едва коснувшаяся тал-вашот энергия, подчиняясь воле эльфа -действительно подчиняясь ли?- вернулась к нему и перешла на человека. Возможно, слишком запоздалое, чтобы удержать готовую прорваться плотину напряжения. Марааз сделал мягкий шаг назад. Затем второй... Сааребас не были целителями. По крайней мере, за все то время, когда, следуя своей роли, Марааз в битве или после нее оказывался рядом с каратаамом, он не видел чтобы маги исцеляли свои раны, раны арвараада или кого-либо другого. Это было естественно: магия всегда несла в себе шепот демонов. Невозможно было предугадать, исцелив то, что снаружи, не принесет ли она частицу их порчи, разрушая то, что внутри. Нет. Единственно правильным применением магии было направить ее на врагов. Поэтому сааребас были оружием, использующимся в сражениях, опасным и потому строго контролируемым как извне-привязью в руках арвараада, так и изнутри-оковами, в которые маг заключал себя сам. Последнее делало сааребас еще и чем-то большим, чем просто вещью. Кем-то. Впрочем, сам факт существования исцеляющей магии к тому моменту уже не был сюрпризом для Марааза. Один из спутников Хоука использовал что-то подобное. Но не на коссите. Для него это было и оставалось магией, такой же как и вся остальная. Хотя вряд ли Марааз думал, что от подобного прикосновения он попадет под действие "порчи". Просто порой "привычка" - хуже неволи. -Нет,- когда ушибы человека были исцелены, Марааз уже стоял в паре метрах от обоих магов, непривычно сжимая древко протазана здоровой левой рукой.- Вы тянетесь к магии при первой возможности, бездумно, как будто она не опаснее меча, под контролем руки! Требования Кун были бы просты - очищение от меча арвараада...- Сам Марааз, конечно, не думал бросаться на меч после попытки убийства обоих магов, но будь на его месте кунари? Может быть, бас извлекут из этого урок? На лице у коссита застыло выражение мрачного спокойствия и решимости, в глазах же плескалась ярость и .... неопределенность в следующем шаге. Попытайся эльф выкинуть этот трюк снова, ответ тал-вашот вполне мог оставить его без рук. Или без головы. Решающим аккордом стал звук шагов закованных в сталь ног... ... который, впрочем, быстро стих. Несколько храмовников остановились на приличном расстоянии от готовой развязаться драки. Некоторые замерли в нерешительности, не зная, кого при случае стоит останавливать: Первого чародея, за спиной которого испуганный ученик, или раненого кунари. Оба варианта были не слишком привлекательны. Долг же говорил в случае нападения остановить обоих. Несколько храмовников повернули головы в сторону лестницы, ведущей к главному входу в башню Каземат, где должен был находиться рыцарь-капитан .. и которого там сейчас не было. Срочное донесение? Вызов к рыцарю-командующему, пришедший до того, как Фейнриэль побежал за бантиком? Впрочем, это не имело значения. Зато на его месте стоял храмовник с седой клинообразной бородой и неестественно светлыми глазами. Он, казалось, находил сложившуюся ситуацию ... интригующей. Марааз медленно обвел взглядом чуть приблизившихся закованных в сталь людей. Желание устроить кровавую резню на площади и почти животный страх от прикосновения магии все еще бились внутри, но вспышка ярости, импульсом к которой был налетевший на коссита человек, проходила. Как разрешится сложившаяся ситуация зависело теперь от слов и действий человека и эльфа.
Feinriel: Голубоватое свечение соскользнуло с пальцев Первого чародея, теплым щекочущим потоком разлилось по телу, сконцентрировалось на очагах боли и рассеялось, унося ее с собой. Фейнриэль вздохнул свободнее, с признательностью посмотрел на Орсино. Сомнительно, чтобы Первый чародей заметил адресованный ему благодарный взгляд - хоть он и лечил Фейнриэля, но внимание было обращено на кунари, - зверя, готового сорваться с цепи, ни на секунду не следовало выпускать из поля зрения. Юноша внезапно понял, отчего некоторые ученицы рисовали в своих тетрадях имя Первого чародея, окружая его вензелями из цветочков и сердечек. Он бы с удовольствием занялся этим прямо сейчас, тем более что сегодня на его долю выпало больше, чем могла бы мечтать любая девушка - сначала прогулка по двору Казематов, потом спасение от враждебно настроенного кунари, затем порция лечебной магии... только вот под рукой не было ни бумаги, ни перьев, да и до полного и окончательного "спасения" было далеко. Более того, если бы Фейнриэль когда-нибудь задался целью придумать себе кошмар, он бы очень походил на то, что происходило сейчас: храмовники, сжимающие вокруг них стальное кольцо, готовые в любой момент выхватить мечи из ножен. Любопытствующая толпа, держащаяся на безопасном от воинов церкви расстоянии - достаточно далеко, чтобы не быть задетыми при возможной потасовке и достаточно близко, чтобы не пропустить ни одного движения или слова. Пожалуй, предложить свою помощь кунари было не самой лучшей идеей, если не сказать хуже. Резкий, даже грубый, ответ и лежащая на рукояти меча рука наглядно показывали отношении кунари к попыткам Орсино загладить проступок своего ученика. Может быть, у кунари нет магов? Может быть, он не слишком хорошо говорит на общем наречии и просто неправильно истолковал слова Фейнриэля и Первого чародея? Хуже всего было то, что времени на разгадывание шарад у них не было - ситуация грозила вырваться из-под контроля, и кто знает, чем это закончится? Храмовники наблюдали издали, не вмешиваясь... пока не вмешиваясь. Однако среди них наверняка были те, кто считал, что без серокожих дикарей в Киркволле воздух был бы чище, а если нет кунари - нет проблем, а потому с удовольствием ухватятся за возможность развязать бойню. А если заодно с чужаком погибнут двое магов, которым не посчастливилось оказаться не в том месте не в то время - прискорбно, но не более. И Фейнриэль не хотел быть бессловесной жертвой. И не хотел, чтобы из-за его оплошности кто-нибудь погиб. Было очень страшно. Все равно что идти по тонкой струне, натянутой над бездной - одно неловкое движение и сорвешься вниз. Основание шеи и кончики пальцев покалывало, в горле пересохло. Фейнриэль сделал шаг вперед, не отрывая взгляда от напряженного лица рогатого гиганта, не зная, ждет ли его удар меча или что-нибудь похуже. - Пожалуйста, - почти прошептал он, - мы не враги. Пожалуйста, давайте успокоимся. "Иначе они убьют вас. Иначе они убьют всех нас."
Orsino: «Похоже, предложить ему лечение было… плохой идеей», - Орсино вспомнил, что кунари относятся к магии не просто с недоверием и настороженно (в сущности, все не-маги так относятся), но как к отраве. Неудивительно, что этот отшатнулся от исцеляющих чар, будто Орсино его как минимум скверной порождений тьмы собирался заразить! Орсино закрывал собой Фейнриэля – и это, наверняка, со стороны выглядело забавно, вот только самому не до смеха; даже храмовникам не до смеха. Делают ли они ставки – перерубит ли гигант обоих магов пополам или те его поджарят прежде? Или просто ждут удобного момента напасть? В любом случае… плохо. Очень плохо. Боковым зрением Орсино заметил сэра Альрика. Ох, нет, только вот _его_ не хватало в этой сцене, если большинство храмовников предпочли бы зарубить кунари и не трогать своих – так или иначе – «подопечных», то этому, несомненно, понравится перерубить Фейнриэля и Орсино пополам. «Я должен защитить ученика», - казалось, других мыслей не осталось вовсе. - Ebasit kost. Kost, - медленно выговорил Орсино. Наверняка, с ужасным акцентом и грамматическими ошибками; что поделать, язык кунари попадался в книгах – в том числе тевинтерских; вот только случая применить знания прежде не представлялось. Не то, чтобы Орсино мечтал попрактиковаться в кунарийском наречии, особенно в подобной ситуации. Просто надеялся, что кунари не столько враждебен, сколько – чужак, не в своей тарелке. В конце концов, пока засевшие в порту существа никого не убивали… пусть Думар и считал их врагами. Но у Думара это вообще личное. - Прошу извинить меня. С моей стороны было ошибкой предлагать вам магию, - Орсино коснулся ладони Фейнриэля, одновременно готовый оттолкнуть его, выхватить посох, закрыть магическими щитами и… Андрасте ведает что еще. Руки Фейнриэля казались обжигающе-горячими, наверное, оттого что собственные пальцы похолодели до температуры дохлой лягушки. Страх? Да. Не перед кунари; но страх сродни тому, что бывает если забраться на вершину башни Казематов и занести ногу над пропастью. В детстве Орсино «на спор» так и сделал, это было очень много лет назад, но ощущение, будто наглотался головастиков и все они прыгают у тебя в животе, забыть невозможно. - Никто в нашем… karataam, - «только бы правильное слово», - Не хочет битвы с вами. Я знаю, вы считаете нас bas saarebas, «опасными», но поверьте, мы просто… видимо, не совсем понимаем друг друга. Орсино быстро взглянул в глаза создания, и тут же отвел взгляд. Кунари слишком напоминал зверя. Что если прямой зрительный контакт тоже истолкует оскорблением?
Maraas: Шаг, сделанный человеком навстречу гиганту, стал для тал-вашот ... неожиданностью. Марааз был уверен, что бледный молодой маг так и продолжит прятаться за спиной эльфа - слишком уж слабым и испуганным он выглядел. Но, как оказалось, коссит ошибся. Помимо страха, почти физически ощущаемого, исходящего от человека, в нем показалось что-то еще. Решимость? Возможно. Но даже если и так, она родилась из отчаянья, не иначе. И все же … была интересна. Но еще большей неожиданностью было услышать язык кунари от эльфа. И хоть смысл сказанного расходился с явными намереньями окруживших их людей в стальных доспехах, пара слов, произнесенных с ужасным акцентом, тут же напомнили тал-вашот, что он лишь чужак здесь. Станет ли это сражение действительно уроком для бас, показывающим, что происходит, когда невежество встречается с убеждениями? Поймут ли они? Должен ли он объяснять? Имеет ли право? Важно ли это? Будет ли иметь его смерть здесь и смерть тех, кого успеет взять его меч, смысл? Нет, он больше не следует Кун, и если он начнет сражение, то только из ярости, потери самоконтроля, не из-за идей. Для собравшихся же вокруг бас это будет лишь бойня, устроенная варваром с севера. Тал-вашот медленно обвел взглядом окружавших его людей: храмовники – те из них, кто не ловил каждое движения магов, - следили за лезвием протазана, напряженно ожидая атаки; собравшиеся вокруг случайные зрители пытались уследить за всей группой сразу, ожидая продолжения бесплатного представления; даже эльф, бросив быстрый взгляд в глаза коссита, не хотел смотреть ему в лицо. Зато бледный испуганный молодой маг смотрел. Из глупости и неопытности, наверное. Тал-вашот поморщился. Волна отвращения: к себе, к этому городу и его жителям - липким слоем накрыла плескавшиеся внутри ярость и страх. Затем они начали тонуть в черной, успокаивающей пустоте, встающей за ними. Все вновь было мелким, бессмысленным. Нет. Он не станет сражаться. Он вернется на Рваный берег и все будет так, как должно быть. Как было все это время. -Меравас.- Марааз выпрямился, медленно опуская оружие.- Тогда все это бессмысленно, - к облегчению одной части собравшихся и разочарованию другой, вернув протазан на его законное место за спиной, коссит сперва внимательно посмотрел на человека, вернув затем свое внимание к эльфу.- Я совершу обмен с травником и покину вашу тюрьму, маг. Мирно.- добавил тал-вашот, обводя храмовников не самым дружелюбным взглядом. Не тратя больше слов, Марааз направился в небольшое крыло, где располагались лотки с зельями и зачарованными предметами. Собравшиеся вокруг люди поспешили убраться с дороги, храмовники отступили, пропуская гиганта. Двое из них, впрочем, проследовали за тал-вашот, сохраняя дистанцию. На всякий случай. Когда оставшиеся храмовники, потоптавшись некоторое время в нерешительности, стали расходиться по своим постам, некоторые все еще бросая беспокойные взгляды на магов и вслед серому гиганту, за спиной Орсино зазвучал не слишком довольный голос: -Вижу вы успешно разрешили конфликт с кунари, первый чародей,- тот, кто нашел бы в интонации сэра Отто следы одобрения или облегчения, оказался бы либо глухим, либо человеком с очень живым и извращенным воображением. Потому как их там не было. Зато было небольшое разочарование, быстро уступившее место сухой формальности, с примесью некоторого "ожидания". Как будто следующие несколько минут могли принести храмовнику что-то очень и очень...хорошее. - Ученик спровоцировал ..это. Что "это"? Монстра-язычника, возможный политический конфликт, чуть не завязавшуюся бойню во дворе Каземат - можно было смело выбрать любой понравившийся вариант. И нет, сэр Алрик не спрашивал. О нет, он констатировал факт. Спрашивал его взгляд, заинтересованный, почти довольный, почти нормальный, направленный на полуэльфа: "А ты знаешь, что происходит с магами, которые нарушают порядок?"
Feinriel: Когда гигант отвернулся и направился к левому крылу площади Казематов, равнодушно и неторопливо, будто минуту назад не готов был начать бой - Фейнриэль почувствовал невероятное опустошение. Как будто могущественный маг крови выкачал из него все содержимое, оставив лишь хрупкую оболочку. Сделай шаг - и рассыплется сухими лепестками пепла. Вся энергия была истрачена на один-единственный шаг навстречу кунари, и, наверняка, это выглядело просто жалко. Как он мог вообще вообразить, что сказанные дрожащим голосом "давайте успокоимся" слова могли сыграть хоть какую-то роль? Конечно же, никто, кроме Первого чародея не сумел бы разрешить этот конфликт. Какая-то часть сознания желала поинтересоваться у Орсино, что такое "ebasit kost", "sareebas", и... еще что-то; а другая командовала - хватит. Хватит на сегодня глупостей. К тому же, даже обернуться и посмотреть в лицо Первого чародея было невероятно стыдно. Щеки Фейнриэля, минуту назад бледные, теперь пылали лихорадочным румянцем. Образовавшаяся вокруг них толпа расходилась - группами по двое-трое, продолжая живо обсуждать происшествие. Храмовники вернулись на свои места, где и застыли стальными монументами. С начала инцидента прошло едва ли десять минут, а Фейнриэлю казалось, что миновали века. Дрожали кончики пальцев. Обычно, не зная, куда девать руки, - юношеская нескладность, - он теребил пояс, воротник мантии, перо, и сейчас чувствовал настоятельную потребность в этом. Вот только сил поднять руки не было никаких. Миновала одна опасность - на ее смену приходила другая. Фейнриэль был убежден, что Первый чародей не оставит просто так его глупую выходку. Выговор? Наказание? Юноша уже мысленно наобещал себе самые ужасные кары, как раздавшийся позади голос положил конец бесплодным измышлениям. Сэр Алрик. В негласном списке "самых опасных храмовников" он шел сразу за самой рыцарем-командором. Достойное завершение эпизода. С изяществом заводной куклы с несмазанным механизмом - Фейнриэль едва ли не слышал, как скрипят суставы, - он повернулся к Первому чародею и сэру Отто. Взглянуть в льдистые, слишком светлые глаза, оказалось сложнее, чем смотреть в лицо разъяренному кунари. Поэтому ученик уставился на сияющий нагрудник с гербом, стараясь не поднимать взгляда. И в том, что именно он "спровоцировал это" храмовник был прав. И да, Фейнриэль знал, что случается с магами, которые нарушают правила. До сих пор, как оказалось, ему невероятно везло - он умудрялся не привлекать к себе особого внимания со стороны воинов церкви, но теперь оставалось только стоять, опустив глаза, и молиться, чтобы защитил Первый чародей. В который раз.
Orsino: Орсино давно отучился верить в то, что «обойдется», «будет хорошо» - о, как часто он говорил подобное; ученикам и молодым магам, даже старшим чародеям, а получалось – ложью. Правило жизни в Казематах: если плохое может случиться, оно обязательно случится. Сколь ни старайся предотвратить. Орсино был готов драться. С четкостью наглядного пособия, засушенной под стеклом железы гигантского паука, которая стала вне тела бывшего владельца только отвратительнее – представил последствия. Война с кунари. Храмовники посчитают виноватыми магов, доказательства прилагаются. Наместник Думар предпочтет согласиться с Мередит, разве он с ней вообще осмеливается спорить, не так ли? Хаос, начало которому положил не удержавший равновесия ученик. Какая… ирония. На звероподобном лице – или морде? – кунари явственно читалось омерзение, ярость; Орсино отметил – не тупая животная злость, скорее реакция человека, на которого выплеснули из окна содержимое ночного горшка. А потом кунари убрал меч. «Обошлось?» - Орсино еще не верил, нервно улыбался и почему-то кивнул Фейнриэлю – все хорошо, на сей раз не солгал же. Действительно, кунари не собирался их убивать. «Тюрьму», - сказал он. «Даже кунари считает, что мы в тюрьме», - но об этом можно подумать позже. - Хорошо. Я… очень рад, что недоразумение разрешилось. Орсино слегка поклонился зверю, который, похоже, не был таким уж зверем, каким его считала андрастианская церковь. – Еще раз прошу извинить нас. Схватить бы Фейнриэля за шкирку… ладно, за руку – он ни в чем не виноват, кроме того, что погнался за дурацким кошачьим бантиком, но это не преступление даже в глазах Мередит, верно? – и убраться. Однако старая-добрая казематская истина упорно вылезала на поверхность. - Сэр Алрик, - улыбка сделалась втрое более официальной. Имя Алрика давно сделалось нарицательным. Впрочем, по сравнению с серокожим гигантом-чужаком Алрик казался не так опасен. Даже ядовитая змея известного вида не так страшна, верно? Похоже, Фейнриэль подумал о том же самом. Умный мальчик. И еще испуганный. Ну уж нет, за чужаков Орсино не отвечал, а вот уж Алрик в его присутствии никому ничего не сделает! – Прошу заметить, что сэр кунари наш гость и покупатель. Имело место небольшое недоразумение, но оно уже разрешилось. Вы можете возвращаться на свой пост.
Maraas: Реакция ученика явилась для Алрика как раз тем самым "чем-то хорошим", чего он ожидал: не поднимает взгляд – значит, есть что скрывать; есть что скрывать – значит, виноват; не выступает в свою защиту - тем более виноват или страх сковал - не продохнуть. В любом случае, подобную обреченную покорность сэр Отто любил в магах. Но иногда он любил, когда они все же «сопротивлялись». Не так, как Орсино сейчас, разумеется. Реакция первого чародея, была предсказуема. Умело сдержав кислую пренебрежительную ухмылку, храмовник заметил в ответ на преуменьшающее (в чем он был уверен) заявление Орсино: -Небольшое недоразумение едва не вылившееся в резню с одним из тех … радикальных иноверцев, гостящих в порту нашего города?- на Орсино храмовник не смотрел - взгляд мужчины был прикован к Фейнриэлю. Его страх сейчас был почти так же «сладок» как лириум.- Надеюсь, ученик понимает серьезность происшедшей ситуации и как важно уметь контролировать свои действия. Достаточно насладившись положением Фейнриэля, Отто вернул внимание к Орсино: -Мы никогда не оставляем свой пост, первый чародей, - взгляд храмовника - ледяной, бесчувственный, властный; формальная улыбка под пышными усами - скользкая, но смиренная, будто смазана елеем. – Подобная безответственность часто стоит жизни многих невинных людей. Коротко кивнув Орсино и больше не бросив и взгляда в сторону Фейнриэля, сэр Алрик направился к стоящим неподалеку храмовникам, возможно, чтобы напомнить, какими именно должны быть отчеты любого рыцаря-храмовника: максимально полными и безусловно, не предвзятыми.
Orsino: Пререкаться с Алриком Орсино не стал. Во-первых, это все равно, что пытаться перепрыгнуть Недремлющее Море, во-вторых со слабоадекватными подчиненными Мередит он предпочитал общаться косвенно – через рапорты и донесения. Алрика вообще следовало убрать подальше; ничего дурного, всего лишь, например, в Орлей – на «заслуженный отдых», и у Орсино уже хватало доказательств превращения мозгов храмовника в светящуюся лириумным синим манную кашу. Но сейчас, при Фейнриэле, и без того перепуганном – да и после «разговора» с кунари не хотелось устраивать второй акт этой... дешевой орлейской драмы, прости Андрасте. Хотелось просто передохнуть. - Кажется, солнце припекает слишком сильно, - Орсино вздохнул и слегка зажмурился. На самом деле, против солнца ничего не имел, и даже с какой-то грустью подумал, что так и не успел толком отогреться после ветреной дроглой зимы, как уже приходится жертвовать погожим днем. Что ж, ничего не поделаешь. – Пойдем-ка куда-нибудь… - неопределенный жест в сторону дверей, решеток и согнутых в позах отчаяния бронзовых рабов. Собирался предложить кабинет, но сообразил, что для ученика упоминание кабинета Первого Чародея, наверняка, прозвучит немногим лучше кунарийской угрозы или ухмылки Алрика. - …в твою комнату, например. Кошачий бантик так и остался валяться где-то на камнях. Наверняка, его растопчут сотни сапог, не заметят и превратят в пыль. Орсино сморгнул, отворачиваясь от розовато-белого пятнышка, которое ветер унес к самому выходу. Сотрут в пыль, как Киркволл и Казематы стирают все живое и неживое. Что ж, по крайней мере, это пока лишь бумага.
Feinriel: Обратный путь Фейнриэль проделал, будто в тумане. Шел, не отводя взгляда от каменных плит - не приведи Создатель споткнуться еще раз! - и едва сознавал, что творится вокруг. Возле лавки Солвитуса поднял глаза: травник помахал им и уже открыл рот, намереваясь сказать что-то, но, очевидно, увидев выражение их лиц, тут же его захлопнул. Краем глаза Фейнриэль заметил мощную фигуру с белыми волосами - кунари покидал Казематы. Он и сам не мог понять, отчего осознание того, что чужак уходит, вызвало такую горечь. Да, он был ранен, а Фейнриэль наверняка причинил ему боль. Но гигант бывалый воин, боль для таких, как он, всего лишь часть существования... Углубляться в размышления не хотелось. Хотелось прийти в свою комнату, зарыться с головой в одеяло, отлежаться... А еще предстоял разговор с Первым чародеем. Фейнриэль украдкой покосился на него. Орсино выглядел уставшим. От улыбки, с которой он поздоровался с учеником во дворе Казематов, не осталось и следа, на лице с опущенными уголками губ явственно проступил возраст. Он так глубоко ушел в себя, что казалось, не замечает, как кланяются ему встречные. И в том, что учителя одолевают невеселые мысли, виноват, конечно же, он, Фейнриэль. Радовало только одно - если бы Орсино планировал устроить ему выволочку - пригласил бы в свой кабинет. А комната, в которой Фейнриэль до сих пор жил один... кстати, этому обстоятельству юноша был сейчас несказанно рад. Общения с соседями он бы просто не вынес. Но комната или кабинет - Фейнриэль принял твердое решение - он извинится и примет любое наказание, которому решит его подвергнуть Первый чародей. Из головы все не выходила самодовольная ухмылка сэра Алрика и его пристальный взгляд - казалось, он приклеился к нему намертво, как липкая лента, с помощью которой в помещениях отлавливают назойливых насекомых. До комнат учеников оставалось всего ничего, а значит, следовало как можно быстрее набираться решимости. - Мессир, - выпалил Фейнриэль, как только за ними закрылась дверь, - я прошу прощения. Я виноват. Я... извините, - "Я неловкий увалень, я поставил вас (и себя) в дурацкое положение, из-за меня... О, Создатель, я рассыпал всю выручку мастера Солвитуса..." Эта мелочь оказалась последней каплей. Фейнриэль почувствовал, что еще немного - он просто расплачется. Как девчонка. Хлюпая носом и размазывая рукавом слезы. Глаза предательски защипало. Кусая губы, он отвернулся, уставившись в окно, от души надеясь, что Первый чародей не вышел из своей задумчивости и попросту этого не заметит.
Orsino: В коридорах комнат учеников храмовников было немного. На посту шагах в десяти двое украдкой резались в карты. Когда-то здесь размещали камеры лучших, дорогих рабов – тех, кого не воспитывали плетками и дыбой, но готовили в личные служки магистерским отпрыскам и женам. Поэтому, ученическое крыло Башни было светлее, меньше решеток и мрачных фресок; самое меньшее, что предшественники Орсино могли сделать для детей – оградить хотя бы от ежеутреннего пробуждения в обществе мрачных статуй и рисунков. Еще здесь было шумно, поэтому Орсино предпочел бы начать разговор в комнате. Он кивнул на извинения Фейнриэля, но ничего не ответил, пока дверь комнаты ученика не захлопнулась за ними. Фейнриэль жил один; то ли роскошь, доступная разве старшим чародеям, то ли, напротив, наказание. Маленькая комнатка, наверное, когда-то карцер или вообще подсобка, аккуратно перестроенная, выглядела вполне обитаемой и все-таки... Тюрьма, как сказал тот кунари. Фейнриэль был расстроен, и готов, кажется, расплакаться. Орсино даже растерялся – проще договориться с разъяренным кунари, чем унять слезы. Что нужно сказать? Не плачь, ты уже взрослый? Что-нибудь в этом духе? - Фейнриэль, - мягко назвал по имени, и протянул руку, чтобы потрепать по плечу. – Ты ни в чем не виноват. Все произошедшее просто случайность… Орсино даже головой покачал. Винить ученика в том, что погнался за кошачьей игрушкой? В том, что случайно столкнулся со странным чужаком? - Если ты боишься наказания, забудь об этом, - еще Бетани, кажется, в таких случаях обнимала детей – прежде, чем слезы все-таки проклюнутся; но Фейнриэль – слишком взрослый, наверное, для подобных… хм, нежностей. Орсино снова прикоснулся к плечу ученика. – Просто… дурное совпадение. Если кого и наказывать, так это меня, - Орсино поморщился. – Я совершенно забыл, что эти кунари считают магию исключительно оружием… Это было явно непедагогично: признаваться «я – дурак!» перед мальчишкой, ведь растреплет же и зубоскалить будет по всем углам. Но никуда не денешься; Орсино сначала вспомнил клятвы духовных целителей «помочь всякому страждущему» и только потом - для кунари это все равно, что запустить мимо уха цепной молнией… - Только Фейнриэль… Надеюсь, «другого раза» не будет, конечно. Но в подобных случаях тебе лучше уйти в безопасное место. Орсино улыбнулся. - Впрочем, хорошо то, что хорошо заканчивается, не так ли?
Feinriel: Если Первый чародей и заметил, что он едва сдерживает слезы, то ничем этого не показал, за что Фейнриэль был признателен всей душой. Просто - невесомая ладонь на плече, "совпадения случаются", и "я виноват" - говорил с ним, как со взрослым, как с равным себе. И - Фейнриэль почувствовал, как отпускает будто стиснутую железными оковами грудь, и можно дышать свободней. А еще хотелось на откровенность ответить откровенностью. - Вы хотели узнать, как у меня с кошмарами? - слова полились сами собой. Может быть, не вовремя, может быть потом он об этом пожалеет, но остановить сейчас Фейнриля мог разве что резкий окрик, - Плохо. Раньше был один... или два в две недели. Теперь не реже двух в неделю. Я пытался пить снотворное - так еще хуже. Кошмары стали реальней и будто ближе. Теперь стараюсь не спать. Дважды терял сознание. И сегодня я... - юноша на мгновение остановился перевести дух, - на площади чуть не свалился в третий раз. Поэтому и деньги хотел отдать, чтоб если упасть, то не там! Надо было сказать раньше, но ведь... вы до сих пор не знаете, как прекратить мои видения... Конечно, если бы был способ - Первый чародей не стал бы выжидать, а давно бы его применил, в этом Фейнриэль был уверен. Но тем не менее смотрел на Орсино с надеждой. Надежда и вера - это единственное, за что ему оставалось держаться сейчас.
Orsino: Пока Фейнриэль рассказывал – Орсино кивал, удерживая то самое выражение лица, с которым слушал пациентов в бытность свою магом-целителем – самых тяжелых пациентов, даже магия не все способна «раз-и-готово!» вылечить, чего бы ни мыслили по этому поводу обыватели. На самом деле, это было спокойствие, за которым прокрадывалось нечто близкое к растерянности. Орсино не знал, что делать. Орсино ничего не понимал, хуже того, всю библиотеку, включая… личную, не вполне официальную изучил. И ничего! Просто кошмары – случаются. А вот «выпадение в Тень наяву» - что это вообще такое?! Чтобы войти в Тень нужно полфунта лириума, не меньше, а парень словно раз в две недели устраивал себе Истязания, причем далеко не с абсолютно благополучным результатом. Демоны же не отставали. Орсино потер переносицу, понимая, что лучше признаться, чем лгать. - Фейнриэль. Мы поможем тебе. Клянусь пеплом Андрасте, я ищу и найду причину твоего состояния. Я написал одному человеку, очень опытному в магии, он должен помочь. Между прочим, человеком этим был тевинтерский магистр. Орсино никогда живьем не видел его, знал исключительно по научной переписке, и предпочитал не задумываться, о том, что тот сделал бы с эльфом, очутись в непосредственной близости… на бумаге все было цивилизованно. Выхода Орсино не видел. Тевинтерцы лучше других знают древнюю магию. - Поверь мне, все образуется, - но все, что мог сейчас, только прикоснуться снова. – Я не допущу, чтобы тебя Усмирили – да, я знаю, что ты этого боишься, но через мою голову храмовники все-таки не решатся на подобное... – «если не будет веского повода», умолчал Орсино, но Фейнриэль понимал ведь и так. - Мы вылечим тебя.
полная версия страницы