Форум » Архив Игры » Недалекое будущее. Казематы, кабинет Первого чародея » Ответить
Недалекое будущее. Казематы, кабинет Первого чародея
Feinriel: "Лишенный многого находит удовольствие в малом", - думал Фейнриэль, старательно заворачивая булочку с ягодной начинкой в бумагу. Булочка предназначалась Бетани - чародейка с утра просиживала в библиотеке, закопавшись по уши в пыльные фолианты, и что-то искала. Что именно - сообщить отказалась, ограничившись лукавым "потом увидишь" и легким щелчком по носу. На обеде она не появилась, значит, поесть забыла... С тех пор, как они оба оказались в круге, их знакомство переросло в крепкую дружбу. Бетани относилась к Фейнриэлю как к младшему брату, дразнила "фейкой" и "сосисочкой" - из-за волос, которые он зачесывал назад, и заплетал в тугую косу, отчего и без того вытянутое лицо с высокими скулами казалось еще длинней, и требовала, чтобы он носил волосы распущенными. На что полуэльф очень натурально обижался и парировал "булочкой", намекая на ее формы. И, конечно же, он не мог упустить шанс лишний раз поддразнить подругу. - Фейнриэль, - дорогу ему преградила одна из старших преподавательниц, Урсула Фит, маленькая седая эльфийка. Ее круглое лицо, едва тронутое сетью морщин, всегда выражало крайнюю благожелательность. Урсула преподавала в младших классах. - Первый чародей ждет вас, - улыбнулась она. - Первый чародей? - застигнутый врасплох, Фейнриэль так и застыл на месте с булочкой в руке. - И немедленно, - снова улыбнулась эльфийка, - между нами, дорогой, что вы такое натворили, что вас требуют срочно и к тому же через старших преподавателей? - она по-птичьи склонила голову набок, с интересом глядя на юношу снизу вверх и одновременно преграждая путь, на случай, если Фейнриэль ослушается и предпочтет отправиться по своим делам. - Понятия не имею, сэра Фит, - буркнул юноша, пряча сверток в карман. Перспектива получить выговор у Орсино, конечно, не слишком радовала, к тому же, дабы туда добраться, придется делать немалый крюк. Однако... придется навестить Бетани чуть позже. По пути к кабинету Первого чародея Фейнриэль перебрал все свои возможные проступки, но масштабной провинности, достойной вызова, так и не отыскал. Однако, перед тем, как постучать в дверь кабинета, он мысленно помолился Создателю. - Разрешите войти?
Feinriel: Орсино был нежен. Ошеломляюще, невероятно нежен. Предупреждал любое желание, даже не высказанное вслух, подхватывал любые касания, словно читал мысли. Трудно было представить, что за всем этим не стоит никаких, ровно никаких чувств. Если связь действительно двусторонняя, то Орсино должен точно так же сходить с ума от желания… но да, а если желание и чувства это разные вещи? Не для Фейнриэля – он как щенок, выпрашивал ласку, рад был любому вниманию; но для того, у кого влюбленность означало бы не только счастье, но и новые проблемы. Фейнриэль устал копаться в себе, просто плыл по течению; как заводная игрушка, что продают гномы – поверни ключик и она задвигается, - отзывался на поцелуи, делал что подсказывало тело. И да, Орсино был нежен с ним. Потом Фейнриэль лежал на узком диванчике, глядя в пространство сквозь спутанную пелену волос. Оказалось, на кушетке вполне могли поместиться двое, если, конечно, вести себя немного сдержанней, нежели вчера. Да, было очень хорошо. Но… неужели теперь всегда будет так? Заниматься любовью, чтобы снять безумное напряжение, потом идти в Тень, потом, может быть, снова заниматься любовью… Для Фейнриэля не существовало долгосрочных планов, юные хотят все что можно – сразу. Если решение – то здесь и сейчас, если чувств – то ответных, если невозможно – то рвать сразу. Фейнриэль не был уверен в том, что в его состоянии виновата лишь магия, ведь, если хорошенько подумать – он все-таки был немного увлечен наставником, а ритуал лишь сыграл роль увеличительного стекла, превратив безобидное шестиногое насекомое в гигантского ядовитого паука – к слову сказать, Фейнриэль всегда до смерти боялся пауков, - но для Первого чародея, конечно же, все было иначе. Наставник уже сидел за столом, шелестел бумагами. Словно давал понять – он занят делом, и если с «делом» Фейнриэля они уже покончили, стоило бы заняться другими. За окном уже стемнело, и Орсино зажег свечи. Наверное, ждал, пока ученик уйдет, но прежде Фейнриэль хотел выяснить одну вещь. - Первый чародей, - негромко позвал он, приподнимаясь на локте. Мантия, которой он был укрыт, соскользнула, но Фейнриэль не спешил прикрыться. Что-то в нем надломилось, и естественное побуждение прикрыть наготу уже не казалось чем-то сверх-необходимым, - вы могли бы на какое-то время разорвать нашу связь? Если почувствовать разницу – запомнить состояние «до» и «после», может быть, с этой болезненной привязанностью будет проще справиться. Простая арифметика, голые факты – магия и никаких чувств. Так, как говорил Первый чародей.
Orsino: Это было как позавчера. Ну почти – минус ошарашенное «что-вообще-происходит», теперь уже Орсино знал. Было от этого легче? Вряд ли. Зато – хорошо ведь. Достаточно хорошо, чтобы не считать гадким, неправильным или мерзким. Все, что он мог сейчас – быть с парнем ласковым, откликаться на каждое прикосновение, заставлять его откликаться на недо-поцелуй, дыхание и стон. И еще мог не пускать томительную тоску – «я люблю его!» - в душу. Не любит. Не имеет права любить. Сколько учеников в Казематах? Орсино нельзя выбирать одного, как нельзя права лишать Фейнриэля настоящей любви… если она будет, конечно. Для магов это редкость. Что ж, храмовники вообще разве в бордель заглядывают; хоть здесь преимущество. - Отдыхай, - сказал потом, укрывая его же мантией. Фейнриэль устроился на кушетке, а Орсино, словно ничего не произошло, все-таки занялся документами, которые, как известно, сами себя не разберут. Наткнулся, как назло, на жалобу – без подписи, почерк тщательно изменяли, может, левой рукой писали: мол, храмовник такой-то к девочке-магессе шестнадцатилетней приставал, непристойности говорил и полапать пытался. Орсино передернуло. Вот так со стороны и выглядит. И всегда будет выглядеть, и он меры примет – даже если эти двое просто зажимались по углам, в конце концов, отнюдь не все храмовники – чудовища. Как будто нет среди них смазливых парней, а среди магесс – романтичных дурочек, видящих в своих стражах еще и своего принца. Нельзя, непорядок, нарушение. То, что он творил с Фейнриэлем – еще хуже… хотя Фейнриэль и не станет жаловаться, конечно. Орсино едва не смял бумагу в кулаке. А тут еще Фейнриэль… даже не закрывался. Разорвать связь… не стоило бы, конечно, неизвестно что получится на другой раз. - Я могу. Но мучить парня больше нельзя. Орсино понимал. Со своей страстью он справится, не впервые сдерживать эмоции – с гневом и беспомощностью еще труднее совладать. А Фейнриэль? - Фейнриэль. Тебе все равно нужно будет учиться. И второй раз, когда ты вновь будешь готов идти в Тень, я вновь воспользуюсь этим же заклинанием, потому что ничего другого нет. С пера сползла и уродливо расплылась вместо подписи здоровенная чернильная клякса. Орсино изучал ее, избегая смотреть на ученика – только не голодный блеск, пересохшие губы. Жестоко отталкивать, но еще более жестоко – прикармливать, словно бродячего щенка, чтобы потом выбросить. - Прости за то, что так получилось.
Feinriel: Конечно, он понимал. Ничего другого просто нет – может быть, магистры подсказали бы другой метод, - на секунду мелькнула мысль, сожаление, горечь, - почему ты не решил за меня, не отослал, - незаметно начиная про себя называть Орсино на «ты». Мелькнула и погасла. Если бы знать, где упадешь – соломки бы подстелил. Есть он и ты, и болезненная, сумасшедшая привязанность. Надо понять, будет ли его так же тянуть к Орсино, когда исчезнет связь, иначе он просто сойдет с ума, и то, что за четыре года не удалось демонам, довершит всего лишь одно заклятие. Фейнриэль поднялся, накинул мантию, застегивать не стал, лишь запахнулся – чего стыдиться теперь… Босые ступни покалывал жесткий ворс ковра, все еще саднило колено – оказалось, он стер его позавчера об этот же ковер, а боли не чувствовал, вот и не залечил, а теперь на коже темный прочерк ссадины. Подошел к столу Орсино, опустился на колени у его ног. - Вы же не могли знать, - глядя в глаза, снизу вверх, - мне не за что вас прощать. Взял в ладони руку Первого чародея – без перчатки, на указательном пальце чернильное пятно, - прижался губами к ладони, закрыл глаза, поцеловал, скользнул губами к запястью, где снова зачастил пульс. Если это лишь злая магия – ему необходимо знать. - Когда снимете заклятие, поцелуйте меня, - шепотом, – и если что-то останется с моей или с вашей стороны… Мы поймем, да? Фейнриэль верил, что наставник не станет обманывать его.
Orsino: Откровенность, почти бесстыдность – только Орсино не церковник, чтобы осуждать. Отметил просто: Фейнриэль даже не одевается толком. Что это – доверие? Уверенность в собственной безопасности, защищенности, которой у самого Орсино уже много лет не было (и в одежду он буквально прятался, словно улитка в панцирь). Запахнулся хотя бы. Так… легче. Орсино нужно сосредоточиться на заклинании, понадобится вся концентрация. - Не знал. Но должен был исключить и такой риск, - вздохнул. Смысл говорить о том, что уже случилось? Орсино не хотел больше поцелуев. Не надо, зачем мучиться; сейчас все закончится, а следующий раз будет следующий – я попробую принять меры, решил Орсино, может быть, как-то ограничить ментальную связь. - Фейнриэль… «Просит поцеловать. А если после того, как закончится действие, ничего, кроме отвращения не будет испытывать?» Орсино содрогнулся. Вариант ведь очевидный: предположим, Фейнриэль с симпатией относился к наставнику, но симпатия – не то же самое, что безумный секс на полу. Симпатия легко может превратиться в омерзение. Справедливое. Что ж, даже в этом случае, Орсино будет продолжать обучать его. Любовь, ненависть, страсть, отвращение – жизнь Фейнриэля важнее. Жизнь и душа. «Усмиренные не страдают, правда?» - Поцелую, - все-таки пообещал он; и взял его руку – без ножа или каких-то предметов, одной магией слегка повреждая кожу на своем и Фейнриэля запястье. Обоих окутала розовато-перламутровая дымка. - Это только магия, Фейнриэль. А потом погасла. И Орсино осторожно коснулся губ – будто опасаясь, что Фейнриэль сейчас оттолкнет и ударит его. Имеет же право, если задуматься.
Feinriel: Когда розоватая дымка, оплетающая их запястья, развеялась, Фейнриэль прикрыл глаза, прислушиваясь к себе. Сознание в какой-то момент будто затянуло туманом, а затем это ощущение прошло. Рта коснулись губы Орсино, осторожно, почти невесомо, и Фейнриэль вдруг отчаянно захотел, чтобы время вернулось вспять, чтобы он никогда не произносил этих слов, не просил разорвать контакт. Страшно – вот сейчас перестанет действовать заклятие, и Первый чародей оттолкнет его с негодованием, или даже если не оттолкнет - равнодушный взгляд, - другой вариант, - будет хуже удара. До сего момента он целовал Фейнриэля только потому, что тот его хотел, и превращал желание во взаимное, но теперь – юноша чувствовал, как блекнет их связь, он больше не ощущает эмоций Орсино, это было как… все равно что внезапно ослепнуть или лишиться слуха. Страшась открыть глаза, встретить взгляд Первого чародея, Фейнриэль осторожно поцеловал его в ответ, сосредоточившись на ощущениях, узнавая заново. Под ладонью, которую он положил на грудь Орсино, бьется сердце, чуть чаще, чем следовало – магия – это все равно что физическая нагрузка; дыхание тоже учащено. Чуть-чуть, но все-таки. Осторожный поцелуй, будто в первый раз. Тепло щеки. Узкие губы, между ними влажный язык – Фейнриэль коснулся его кончиком своего и задрожал, потрясенно распахивая глаза, невольно сжал в пальцах застежку мантии Первого чародея, потому что понял – ничего не изменилось. О Создатель. Нет. И растерянно посмотрел в потемневшие глаза Орсино, не решаясь задать вопрос – «Что чувствуете вы?» Потому что услышать ответ боялся больше всего на свете.
Orsino: Орсино почти не прислушивался к собственным ощущениям, слишком опасался Фейнриэлева – убирайтесь, что вы со мной сделали. Заслуженно, правильно – хотя и несправедливо. Но оправдания насчет неудачных заклятий – самые скверные оправдания на свете; неудачные заклятья – само по себе преступление, едва ли не худшее, чем просто… совращение малолетних, Андрасте прости… У Фейнриэля часто билось сердце. Чары высасывали его, их обоих; капля крови из запястий слилась воедино и, вытекшая, но живая, пульсировала розоватой аурой. Фейнриэль целовался… долго. Слишком долго. Должно было уже подействовать. Должно было уже пройти. Не оттолкнул; хорошо. Или плохо? Лучше, чтобы оттолкнул? Орсино мог его заставить учиться – нравится или нет, но мне не нужен одержимый сновидец в Круге, а ты должен выжить и вытерпеть, если хочешь - ненавидь меня за это; Орсино мог быть жестоким, если не было выбора. Сжал застежку… «что это, зачем, уже ведь рассеялось». - Фейнриэль? Отстранился. Собственные ощущения… с ними потом разберется, контролировать себя может – но мог и прежде, во всяком случае, после первого «срыва». А теперь? Фейнриэль, ученик, мальчик из его Круга. О котором нужно заботиться – как о любом, впрочем; да, он требует особого внимания и особого обучения… И он красивый. Это… просто констатация факта? Орсино и прежде отмечал с какой-то тайной гордостью за свою расу, что в Фейнриэле эльфийские черты сильнее человеческих, хоть и человеческое тело. Ничего общего с желанием и страстью. Сейчас… Не знал, запутался. Неважно. Что бы ни осталось, он сумеет с этим справиться. - Как ты? – осторожно отстранился, еще удерживая ладонь; по запястьям обоих ползло по капле крови.
Feinriel: Соврать, конечно, было бы проще всего. Просто сказать, что все прошло и больше Фейнриэль ничего не чувствует. Первый чародей вздохнет с облегчением, отправит в свою комнату – можно будет забиться в угол и зализать раны. Хотя вроде бы и не случилось ничего особенного – вон, девчонки-магессы за обедом рассказывали друг другу шепотом, наверное, думали, что раз они сели в кружок и стулья сдвинули их никто не слышит; а может, нарочно - кто-то кому-то подлил приворотного зелья, а потом… ой, девочки, всю ночь! И дальше хихиканье, покрасневшие щечки, подробности – уже совсем тихо, на ушко. Все знают, откуда дети берутся, и что для этого нужно делать. Правда, не каждому удается делать такое со своим наставником. Когда Фейнриэль целовал Орсино, понимал – притяжение никуда не делось. Да, сейчас по-другому, не так остро, не так болезненно. И дышать можно, а не так – прикоснешься и искрами по коже. И усталость накатила вдруг. И еще – стыдно. Хоть сто, хоть двести раз повторял бы Орсино – стыдиться нечего, магия заставляет творить еще не такие вещи… Можно было бы соврать. Но вот Орсино бы врать ему не стал, это точно. - Я больше не чувствую нашей связи, - инстинктивно стягивая ворот мантии. Собственная нагота под накидкой показалась вопиющим бесстыдством. Наверное, стоило сначала одеться, а потом просить снять заклятие, – а в остальном… - набрав воздуху в грудь и словно с обрыва в ледяную воду, - все по-прежнему. «Я люблю вас» Ну уж нет, этого он не скажет. Лишнее. Горько, пусто и тяжко одновременно. Сколько проблем у Первого чародея из-за него одного. А ладонь по-прежнему в его руке. И тяжелая багряная капля их крови, смешавшись, сейчас соскользнет в рукав Орсино. - Простите меня.
Orsino: Орсино аж зубы стиснул, словно проглотил залпом глоток ледяной воды – не просто ледяной, а подшутил кто; старая шутка – заморозь воду ближнего своего, пока не заметил, чтобы по зубам сосулькой заскрипело. Вот и сейчас… похоже. «Зачем». Нет, не так. «Почему». Тоже неправильно. Орсино ощущал беспомощность, какую-то совершенно идиотскую растерянность – он несколько лет пытался найти причину кошмаров Фейнриэля, и с чужой помощью понял, в чем дело. Он выбрал ему «курс обучения» - и первого же неслабого, между прочим, демона отправили к Создателю. Он позволил случиться тому, что случилось, разорви связь немедленно – Фейнриэль мог не выдержать (или даже оба не выдержали бы). Но… как? Почему – «по-прежнему»? «Я не могу это исправить», - подумал Орсино; и чувство это очень напоминало то, что испытывал, когда объявляли – такие-то маги пойманы при попытке к бегству и Усмирены; правда ли пытались бежать? Или просто попались под раздачу? …только вместо злости - тоскливая горечь. «Хорошо, отлично. Парень вбил себе в голову, что влюбился, но это ведь пройдет… правда же, в его возрасте быстро проходит. Просто… заклятие или нет, сильные эмоции накладывают отпечаток». Даже убедительное объяснение. К самому себе уже не приложишь, но о своих чувствах Орсино подумает после. А может, не будет думать. Некоторые чувства-мысли-эмоции лучше не «копать», иначе из этой ямы вылезет кое-что не лучше демона. - Наверное... тебе лучше отдохнуть, - и сделал движение, снимая охранные заклятия с двери. Машинально отметил: темно, в прошлый раз до утра задержались, сейчас – меньше. – Я провожу тебя мимо храмовничьих постов. Ну, чтобы не возникло лишних вопросов. Орсино старался смотреть куда угодно, только не на Фейнриэля. - Постарайся записать все симптомы. Все, что происходит. Я пока подумаю, как вести обучение дальше. «Любой ценой». Влюбленность мальчишки… его собственная? – о, это по-прежнему не самая страшная цена.
Feinriel: «Нечестно» - обиженная, почти детски-обиженная мысль. «Я сказал, что чувствую, а он нет», - словно они с Орсино играли в «махнемся не глядя» Глупо, конечно же, ребячество как оно есть – но Фейнриэль не мог отделаться от этой мысли, пока Первый чародей вел его полутемными коридорами Казематов в спальню. Отсветы факелов на стенах, храмовничьи посты – безмолвные, как статуи, стражи только провожают глазами их с Орсино – что это, интересно, Первый чародей и ученик так поздно разгуливают? Затылок неприятно ломило, Фейнриэль поднял руку, потер шею, выругался про себя. Снова забыл ремешок в кабинете Первого чародея, как будто несчастную веревочку заколдовали. Задумчиво подергал прядку у виска – демон побери, он снова забыл заплести косу, как в прошлый раз! Когда они покидали кабинет, Фейнриэль не обратил внимания, тот ли самый храмовник стоял на посту, когда он входил к Орсино или нет. И, если тот же, то насколько он наблюдателен? Заметит ли, что аккуратная прическа ученика Первого чародея превратилась в… воронье гнездо? И если заметит, то не задастся ли вопросом, что можно такого делать в кабинете ночью, для чего потребовалось распускать волосы? Вздохнув, Фейнриэль подумал, что обращаясь с ним только как с учеником, Орсино поступал благоразумно. Впрочем, легче от этого не стало. Теперь, когда исчезла главная отговорка – «это не я, это все магия», - нужно было решать, что делать со своей… увлеченностью. Если и так будет дальше продолжаться – сбитое дыхание от мимолетных прикосновений, дрожь в коленях, горящие щеки, - то какая может идти речь о победах над демонами, если Фейнриэль и с собой-то справиться не в состоянии? На первый взгляд – тупик. Фейнриэль почти не общался со сверстниками, совета спросить было не у кого. Разве что вот…Бетани. Не называя имен, аккуратно выспросить, как бы поступила она в такой ситуации. Или, на худой конец, пойти в библиотеку, взять пару романов… для ознакомления. А еще, вдруг подумал он, покосившись на шагающего чуть впереди Орсино – идеально прямая спина, неспешная походка, аккуратно причесанные волосы, - можно попробовать хорошенько разозлиться. Но только вот… внутри росла и ширилась пустота. Не то, что злиться, говорить и думать не хотелось. Должно быть, это усталость. Усталость, реакция на… своеобразные Истязания, которые они устроили. Может быть, и чувства к Орсино ему примерещились. «Хорошо, если так» - неожиданно тоскливая мысль. Насколько было бы проще… У двери комнаты Первый чародей бегло пожелал ему спокойной ночи, еще раз дотронулся до лба пальцами – в этот раз Фейнриэль даже не подумал вздрогнуть, машинально отозвался – «Доброй ночи, мессир» Провожая взглядом стройную фигуру Орсино, до тех пор, пока он не скрылся за поворотом, Фейнриэль с отчаянием подумал, что злиться у него не получается. Но, может быть, получится завтра. С этой мыслью он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
Orsino: *несколько дней спустя* «Мы продолжим обучение, даже если ты возненавидишь меня за это», - не сказал, но думал Орсино. В записке, которую передал вновь через старших чародеев все было куда суше и официальнее, попади она хоть Алрику – не нашел бы к чему придраться. И да, Орсино решил, что так все и будет. Без магии крови не обойтись – ментальная связь, почти «контроль разума» без собственно контроля; противостояние демонам и превращение Фейнриэля в Ловца снов, если не убийцу, то хозяина самого личного и интимного пространства – грез и сновидений. «Может быть, когда-то ты отомстишь за то, что я делал с тобой», - невесело усмехнулся Орсино. Да, он понимал, что парень влюбился в него. Да, он есть объяснения этому механизму: вмешательство в разум даже без магии оставляет следы. И врать себе хоть пока Черный Град вновь Златым не станет можно, но для Орсино этот опыт был странным, ни на что не похожим… и тоже затронувшим достаточно глубоко. Но первого чародея и ученика не должно связывать ничего, кроме отношений ученичества. В конце концов, хотя бы потому, что Орсино не имел право выбирать *одного*, а если допустишь любовь – не выбирать уже не получится. Он решил и решение изменять не собирался. (А на углу стола лежала кожаная ленточка, и волос – длинный золотистый волос шевелился, стоило не-прикоснуться; провести рукой, даже от взгляда этот злополучный волос шевелился, кожаная ленточка ждала своего возвращения к хозяину, а у Орсино образовалась дурная привычка смотреть на этот совершенно никому постороннему не заметный предмет – смотреть долго, загипнотизировано и…) Альма все не уходила, хотя Орсино украдкой поглядывал на часы. Вопросы-то, конечно, все важные: и новички (пять малышей, один вообще трехлетний), и совершенно неожиданное, как будто своих проблем мало, повышение налога на исцеляющие зелья – Киркволл жрал припарки и настойки тоннами, не говоря уже о бесконечной, как заунывные шаманские песни дикарей-хасиндов, теме храмовников… А Фейнриэль должен был прийти с минуты на минуту. Налоги и храмовники, между прочим, ничуть не менее важны; умом Орсино это понимал и даже злился на себя за ускользающее с лица и слов немолодой чародейки внимание. Храмовники, налоги и новички. Самых маленьких – держать подальше от постов, это их пугает. И… На углу стола по-прежнему лежал ремешок, почти незаметный в тени чернильницы и пера.
Feinriel: До кабинета Первого чародея Фейнриэль не шел – почти летел, не чувствуя под собой ног. За эти несколько дней чего он только не передумал, чего не перечувствовал, переходя в своих мыслях от радужных надежд к черному отчаянию. Присутствие Первого чародея ощущалось постоянно, несмотря на разорванную связь. Он постоянно разговаривал с воображаемым Орсино, спорил, убеждал, упрашивал. Просыпаясь среди ночи, бродя по аллеям садика, гипнотизируя стену класса. Должно быть, со стороны это смотрелось дико – ученик общается сам с собой, - сердясь, расстраиваясь, негодуя. Но по правде говоря, Фейнриэлю было плевать на то, как он выглядит со стороны. Сегодня, расчесывая волосы, перед тем как отправиться на лекции, он смотрел на себя в зеркало – побледнел, щеки запали, под глазами залегли тени. Кажется, в глазах прекрасного пола эта нездоровая бледность пользовалась популярностью – девушки вдруг начали обращать внимание на нелюдимого полуэльфа, - в библиотеке сегодня подошла к нему маленькая светловолосая эльфийка, застенчиво попросила помочь выбрать книгу; за обедом рыжие близняшки устроились напротив него, бросали таинственные взгляды и хихикали. Фейнриэль едва ли обращал на них внимание. Нового ремешка для волос он так и не нашел – зачем, право слово. Кажется, проклятая вещица вдруг зажила собственной жизнью, решительно отказываясь оставаться у своего хозяина. По правде сказать, к своей новой прическе он даже начал привыкать. Занятие Орсино назначил на сегодня. Сжимая в кармане записку повлажневшими от волнения пальцами, Фейнриэль быстрыми шагами отмерял расстояние до кабинета – двадцать шагов по коридору, спуститься по лестнице, пересечь дворик, снова подняться по лестнице… Считать шаги было необходимо, чтобы справиться с волнением. Сегодня Фейнриэль был настроен решительно. Да, он готов идти в Тень, но прежде намеревался поговорить с Орсино, и на этот раз безо всяких отговорок и иносказаний. - Вы звали, Первый чародей, - постучав и дождавшись негромкого «войдите!», юноша открыл дверь. Орсино был занят, перед ним на стуле для посетителей сидела одна из старших преподавательниц. Впрочем, Первый чародей кивнул Фейнриэлю, отвечая на приветствие, указал на диван – садись, подожди. Он опустился на твердое сиденье, разгладил на коленях складки мантии. Решимость вдруг куда-то испарилась, когда на столе Первого чародея он заметил свой ремешок для волос.
Orsino: Пришел. С распущенными волосами – Орсино чуть кулаки не сжал, да Альма не так поняла бы; женщина кивнула Фейнриэлю – добрый вечер, улыбнулась; Орсино – тоже. Весь Круг уже знал, что Орсино обучает парня, но вряд ли это особенно занимало сплетников. Учеников у Орсино было немало, все – приблизительно фейнриэлева возраста (с мелюзгой просто не умел обращаться), и какой-либо интриги в этом было не больше, чем в лекции по истории Церкви. Но распущенные волосы… Зачем он? Неужели других ленточек-ремешков в Круге не отыскалось; уж вроде бы не голодали, голыми не ходили и вообще с бытовыми предметами у магов проблем не возникало (несмотря на этот генлоков налог на зелья), тогда – что это еще за демонстрация?! «Глупый мальчишка». Орсино разозлился, а следом ощутил горькую вину. Держался отстраненно – сейчас почти не замечая Фейнриэля, делая вид, что не замечает. В конце концов, разговор с Альмой закончился (ничем толком не закончился); выходя, женщина потрепала Фейнриэля по волосам – почти материнским жестом; Орсино старательно отводил взгляд. Когда дверь закрылась, запер и заклинаниями – знакомый ритуал, и возникло полу-видение – прикоснуться губами; указательным и большим пальцем – к мочке уха или ресницам. Так было. «Так больше не должно быть!» Фейнриэль выглядел неважно. Бледный, измученный. «Наверняка, пара демонов Желания уже мечтают до него добраться». Тем лучше, если они пойдут в Тень сейчас и разберутся с суккубами. - Добрый вечер, Фейнриэль, - стоял рядом и прятал руки. – Как ты себя чувствуешь? Сегодня нужно продолжить обучение, тянуть нехорошо.
Feinriel: Раздражен. Фейнриэль ощутил это по тому, как подчеркнуто не-смотрел на него Орсино, по его движениям – чуть более резким, чем обычно, по нарочито-холодному тону. Всего на градус холоднее, чем обычно… но все же не так. «Конечно, Первый чародей», - следовало бы ответить. «Как скажете, Первый чародей». В Фейнриэле просыпалась неведомая доныне язвительность. И полудетская обида – почему он так, разве я заслужил? Даже когда не был его учеником, кивки – ответы на приветствия при случайных встречах в Казематах и то теплее были. - Нет, - не без тайного удовольствия выпалил он, чувствуя, как возвращается подстегнутая злостью решимость. – Только после того, как скажете, что ко мне чувствуете. Я в прошлый раз сказал, а вы – нет. «Это же нечестно». Ладони вспотели от волнения. Фейнриэль машинально вытер их о мантию, изучая свои колени. Посмотреть в глаза Орсино он сейчас не рисковал.
Orsino: Вот, значит как. А мальчишка тоже умел быть жестоким. Или учился, вернее. Жестокость это была, как и у Орсино, сознательная, только причина – другая. Обиделся. Вполне понятно, предсказуемо обиделся. Любовь никогда не принимает доводов здравого смысла, а еще только в балладах и прочей бардовской чепухе любовь прекрасна, на самом деле – злобный зверек с острыми зубками. Иногда перегрызает горло, но уж цапнуть за палец – святое дело. …но выглядел Фейнриэль правда неважно. В похожем – о, слишком похожем, пугающе похожем – состоянии и становятся одержимыми, не так ли? Почти отчаяние. «Не надо, прошу тебя», - от страха передернуло. Примешивалась знакомая беспомощность: ну как вылечить тебя от *этого*? Никак, только переболеть. То же самое, что делал он сам. И отвечать решил – честно. - Не сказал. Орсино выдохнул, готовясь формулировать; оттягивая время. - Это было очень сильное эмоциональное и физическое воздействие. Последствия сохранены, вмешательство не прошло бесследно. Однако остаточное воздействие субъективно и может быть преодолено. Звучало – просто хоть записывай и в трактат. Который редкий герой дочитает: заснет на половине. Орсино постарался. А потом протянул ремешок – почти умоляюще: ну что ты от меня хочешь? Я не могу быть твоим любовником, даже не потому, что это… неправильно с какой точки зрения ни взгляни; просто ты заслуживаешь нормальных отношений, настолько нормальных, насколько возможно в Круге… - Вот возьми… это твое.
Feinriel: Фейнриэль даже забыл про свое нежелание смотреть в глаза. Поднял взгляд на Орсино – недоумевающий; а после растерянность сменило раздражение. Ответил, нечего сказать. Просто лекцию прочитал. Еще один кирпичик в разделяющую их стену – нагромождение научных терминов вместо простых понятных слов. Взял машинально ремешок, даже не попытался задержать ладонь Орсино в своей – а ведь два дня назад так бы и сделал. - Я вам нравлюсь, - не вопрос, утверждение. Подумал и добавил, - очень. И вы сами себе противоречите, - неслыханная вольность, позволить себе так разговаривать с Первым чародеем! - сначала вы сказали, что не надо противиться желаниям, потому что иначе демоны почуют слабину. Теперь вы признаетесь, что чувствуете… - запнулся, - но мы не можем… «Быть вместе» - Если я сейчас пойду в Тень, знаете, кого мне покажут демоны? – уже не растерянность, а злость. - Вас, Первый чародей. И я не уверен, что смогу ударить, - как всегда, когда нервничал, Фейнриэль принялся крутить ремешок в пальцах, туго наматывая на указательный, распуская, натягивая и начиная наматывать снова, - Но даже если у меня получится победить демона. Потом… - он кивнул на ковер, где несколько дней назад они занимались любовью, - это снова повторится? И вы снова сделаете вид, что ничего не было? Дело ведь не только в магии… - висок неприятно заломило, Фейнриэль потер пальцами переносицу, - наверное, сначала да. А теперь нет! – мысли нагоняли одна другую, - Вам же было хорошо со мной, - почти обвинение, - так почему нам нельзя? Я ведь уже не ребенок, мне почти двадцать, мессир. Почему – нет? И на этот раз не отводя взгляда, глаза в глаза: - Скажите, почему нет?
Orsino: Этот разговор внезапно показался тяжелее всех перепалок с Мередит, может быть, даже тяжелее всех дурных новостей. Потому что разговор был глупый – ведь глупый же, разве сам Фейнриэль не понимает: нельзя, ничего не выйдет. Но если хочет разложить все по полочкам, пожалуйста. В конце концов, разве это не принцип самой магии: сразись один раз с демоном, чтобы потом (в идеале) никогда о них больше не слышать. - Нравишься. Да. Не можем. Тоже да. Умный мальчик, все хорошо понимает. Ремешок свой забрал, словно вспугнутая белка орех утащила, а в другой момент бы задержался. - Я знаю. Демоны покажут меня. И ты должен будешь убить этого «меня» в Тени, - это как раз не казалось Орсино неприятным, скорее странным – наблюдать глазами Фейнриэля самого себя, и, может быть, помочь уничтожить. Даже забавно. - А потом, вероятно, повторится. И я скажу, что уже говорил: телесные желания нельзя удерживать. Орсино пожал плечами. Если опять будет секс, ничего страшного. Он не храмовник, андрастианин тоже не самый ревностный, никаких обетов не давал. Фейнриэль, насколько знал, и вовсе наполовину в долийских богов верит, во всяком случае, мать-то долийка. - Я не хочу твоей… души, если угодно. Фейнриэль, у тебя будут настоящие отношения, настоящее чувство. Я не имею права забирать тебя у кого-то, с кем ты будешь по-настоящему, без всяких сомнительных ритуалов и магии, счастлив. «Я-желаю-тебе-добра», - за вот подобное и ненавидят; хоть и чистая правда…
Feinriel: - Без магии? – Фейнриэль даже усмехнулся невесело, - Да вы, никак, на усмирение меня отдать решили, – шутка вышла откровенно злой, и он это чувствовал. В возбуждении он так сильно натянул ремешок в пальцах, что едва не разорвал. Захотелось разбить что-нибудь – швырнуть о стену так, чтобы на сотню осколков, ухватить Орсино за плечи и встряхнуть хорошенько. – Откуда вам-то знать, что у меня будет?! – запальчиво, почти в полный голос, - Вы же не провидец! Откуда вам знать, с кем я буду счастлив, если вы себя счастливым сделать не можете?! Вы не имеете права решать за меня! – все-таки не выдержал, выкрикнул гневно, - Мы здесь, - обвел рукой кабинет, - в Казематах, все пленники, приговоренные к смерти, а вы цепляетесь за выдуманные «нельзя», потому что просто боитесь! Выдохнул, осознавая. И, будто сам не решаясь поверить, повторил: - Вы просто боитесь. Отвернулся, обхватил ладонями предплечья. - А если вам мешает то, что я ученик – дайте мне пройти Истязания, - глухо, глядя в сторону, - Вы же знаете, что я готов.
Orsino: В мыслях все гораздо более складно получалось. А на деле – тяжело; Орсино съежился, ощущая усталость, словно нацепил на себя храмовничий доспех и пару раз до городской площади сбегал. Мальчик быстро учится, отметил машинально. Но по-прежнему мальчик, Истязания проводят не только когда маг станет достаточно обученным, но и когда вырастет. Фейнриэль не выбирал слов, швырял все подряд. - Ты сам ответил. Я не могу сделать счастливым тебя и не смогу сделать счастливым никого другого. «Все, что я могу – пытаться создавать иллюзию порядка, иллюзию благополучия. И – не замечать, очень тщательно не замечать, когда кто-то желает вырваться из этой иллюзии, пускай и рискуя жизнью». - Ты неправ. Даже здесь многие счастливы, - смотреть на Фейнриэля было больно, до рези в глазах больно, и хотелось обнять, даже не со страстью, просто как прикасался к многим: утешающе, успокаивающе. – Но те, кто влюбился друг в друга естественным образом, понимаешь? Орсино выдерживал это расстояние, словно оттягивал самого себя за шиворот. И, почти как демон Желания, только этот демоненок сидит в каждом – в не-магах ничуть не меньше шептало: почему бы и нет? Храмовникам ведь плевать, с кем спят маги. Даже в «большом мире» плевать; максимум – посплетничают недельку-другую, а потом забудут. С учеником – нельзя, а со взрослым магом… в конце концов, некоторые даже женились, не правда ли? «…и Фейнриэль станет моим уязвимым местом. Любой, кто захочет ударить, будет бить его. Слишком опасно». - Еще рано для Истязаний, - и все-таки одному демону (которого отродясь не водилось в Тени, и который звался Авось-Само-Рассосется) поддался. – И сейчас ты не готов особенно, ты ведь понимаешь. Ученикам суть Истязаний не раскрывали, но смысл утаивать от того, кто демонов знает «лично» много лет, и фактически, одни уже прошел – пусть и со «свидетелем»? - Истязания – это бой с демоном. Один на один. Без меня. «Зато с кучей лириума, который затянет о-очень глубоко… пожалуй, надо будет для Фейнриэлевых Истязаний заменить лириум какой-нибудь подделкой. Лазуритовой крошкой, что ли?» Та еще проблема, но до нее еще дожить надо. - Сейчас ты не справишься… - он вздохнул. – Да, и не говори другим ученикам, пожалуйста. А я тут опять с тобой нарушил правила.
Feinriel: - Нет, нет, - Фейнриэль замотал головой, кончики волос хлестнули по щекам, - Неправда. Если Истязания – это бой с демоном, то я справлюсь, вы же видели сами! А если я «не готов», то зачем идти в Тень сейчас? Вы станете сражаться за меня, если не справлюсь? – развернулся, снова посмотрел в лицо Орсино, пристально, сдвинув брови к переносице. Пальцы сжал в кулаки, занемели щеки от ответного усталого, чуть растерянного, как ему показалось, взгляда. Ну что же это такое, все равно что о стену биться с размаху – Первый чародей хоть и выглядит хрупким, на деле тверже стали. - Если вы не пошлете меня на Истязания, я обращусь в Совет старших чародеев, пусть они оценят, готов я или нет. И… - мучительно выталкивая из себя слова, - вы ведь знаете, что я люблю вас не потому, что магия… - прерывисто выдохнул, - если бы этого не произошло неделю назад, может быть, случилось бы через год… или два. Не знал, не мог быть уверен. Запутался. - Но если бы я пришел к вам и тогда, вы бы тоже сказали «нет». Потому что не хотите привязаться, - с горечью. Мантия под горло. Перчатки, закрывающие кисть, кроме указательного и большого пальцев, и то до первой фаланги. Как будто не живое существо, а шкатулка с секретом, запертая на ключ. Только ключ давным-давно утерян. И получится ли у Фейнриэля отыскать его – Создатель один знает. - Вы ведь даже не попытались, - опустив голову, так что светлые пряди упали на лицо. – И не можете знать наверняка.
Orsino: - Я не хочу отпускать тебя одного. Еще слишком рано. Обычно мы… скажем так, можем хотя бы приблизительно выбрать уровень демона, и разумеется, выбираем для Истязаний ученикам послабее. Но ты, Фейнриэль, ты особенный, - и вот здесь опять дрогнул голос. Особенный. Потому что сновидец. Потому что уникальное явление, за которого тевинтерские магистры отдали бы тысячу чистым золотом, да что там – втрое вес самого Фейнриэля алмазами, и еще потирали бы руками – выгодная сделка. А еще потому что он такой…с длинными волосами и нежной кожей, с по-настоящему красивым телом – тот самый баланс между человеческой грубостью и излишней эльфийской субтильностью; лицо еще чуть детское. Красивый. Порывистый и ласковый. «Нет. Ни – за – что», - Орсино захотелось даже капюшон накинуть, чтобы по лицу не догадался – а, чего там, все равно догадается. - Если ты обратишься… да. Тебя признают готовным. Ты знаешь, насколько силен. Ты все знаешь, я ничего от тебя не скрываю. Только… не надо, хорошо? «Будь взрослым. Тебе больно, и я сейчас делаю все больнее. Но не надо «доказывать», мстить… пожалуйста». Привязаться. «Уже поздно». Орсино промолчал. Это была та правда, о которой не было смысла умалчивать – равно как и проговаривать вслух. - Фейнриэль. Нужно еще несколько уроков и вхождений в Тень. Если не хочешь сегодня… но оттягивать нельзя. Он прикоснулся к щеке, словно приблизился к открытому огню. - У тебя… ресница упала.
полная версия страницы