Форум » Архив Игры » Недалекое будущее. Казематы, кабинет Первого чародея » Ответить
Недалекое будущее. Казематы, кабинет Первого чародея
Feinriel: "Лишенный многого находит удовольствие в малом", - думал Фейнриэль, старательно заворачивая булочку с ягодной начинкой в бумагу. Булочка предназначалась Бетани - чародейка с утра просиживала в библиотеке, закопавшись по уши в пыльные фолианты, и что-то искала. Что именно - сообщить отказалась, ограничившись лукавым "потом увидишь" и легким щелчком по носу. На обеде она не появилась, значит, поесть забыла... С тех пор, как они оба оказались в круге, их знакомство переросло в крепкую дружбу. Бетани относилась к Фейнриэлю как к младшему брату, дразнила "фейкой" и "сосисочкой" - из-за волос, которые он зачесывал назад, и заплетал в тугую косу, отчего и без того вытянутое лицо с высокими скулами казалось еще длинней, и требовала, чтобы он носил волосы распущенными. На что полуэльф очень натурально обижался и парировал "булочкой", намекая на ее формы. И, конечно же, он не мог упустить шанс лишний раз поддразнить подругу. - Фейнриэль, - дорогу ему преградила одна из старших преподавательниц, Урсула Фит, маленькая седая эльфийка. Ее круглое лицо, едва тронутое сетью морщин, всегда выражало крайнюю благожелательность. Урсула преподавала в младших классах. - Первый чародей ждет вас, - улыбнулась она. - Первый чародей? - застигнутый врасплох, Фейнриэль так и застыл на месте с булочкой в руке. - И немедленно, - снова улыбнулась эльфийка, - между нами, дорогой, что вы такое натворили, что вас требуют срочно и к тому же через старших преподавателей? - она по-птичьи склонила голову набок, с интересом глядя на юношу снизу вверх и одновременно преграждая путь, на случай, если Фейнриэль ослушается и предпочтет отправиться по своим делам. - Понятия не имею, сэра Фит, - буркнул юноша, пряча сверток в карман. Перспектива получить выговор у Орсино, конечно, не слишком радовала, к тому же, дабы туда добраться, придется делать немалый крюк. Однако... придется навестить Бетани чуть позже. По пути к кабинету Первого чародея Фейнриэль перебрал все свои возможные проступки, но масштабной провинности, достойной вызова, так и не отыскал. Однако, перед тем, как постучать в дверь кабинета, он мысленно помолился Создателю. - Разрешите войти?
Ответов - 114, стр:
1 2 3 4 5 6 All
Orsino: Орсино не любил вызывать к себе учеников и молодых магов. Это старшие понимали, что вообще-то первый чародей довольно безопасен, несмотря на устрашающего вида посох, без которого не появляется на людях, ну а ученики… может быть, догадывались, но входя в кабинет моментально превращались в почти точные копии казематских статуй. Хоть наноси бронзовое напыление и ставь рядом. Что странно; выговоры лично Орсино терпеть не мог делать (малодушно спихивая эти неприятные обязанности на старших чародеев), а если вызывал – то исключительно по серьезному поводу. Сейчас – серьезнее некуда. «Друг по переписке» (слава Создателю, Андрасте, а может быть, и долийским Творцам заодно, что храмовники то ли не перехватили почту, то ли слишком много буков оказалось в старинном фолианте; не разобрались, одним словом) из Тевинтера наконец-то ответил по поводу Фейнриэля. Ответил исчерпывающе, приложил раритетную книгу (Орсино расплатился собственными наработками стихийной и духовной школы, заранее представляя, во что безобидные исследования трансформируются в Тевинтере). Ответил очень вежливо, но настаивал, что Фейнриэля нужно как можно скорее привезти в Минратоус. Загвоздки были. Даже много. Во-первых, Мередит – о, да она скорее усмирит их обоих, чем отпустит парня к магистрам. Во-вторых, Орсино может быть, и прожил всю жизнь в Казематах, толком даже Киркволл не изучив, но что сделают с полуэльфом в Тевинтере – двух мнений не было. Хотя… второе как раз имелось: Фейнриэля назначат учеником магистра. Тот еще вариант, между прочим. Что ж, Фейнриэль давно не малолетка. С ним можно говорить начистоту. В дверь постучали. После дежурного «входите», Орсино поднялся с кресла – он не мог сидеть во время важных разговоров, если собеседник был приятен – предпочитал еще и тактильный контакт, поэтому сейчас приблизился к Фейнриэлю, почти дотрагиваясь до него. - Добрый день, Фейнриэль, - Орсино улыбнулся. – Не пугайся. У меня… как это принято? Хорошие и не очень хорошие новости. Но, пожалуй, хороших больше. Кажется, я – не без помощи одного человека, понял, что с тобой. Орсино все еще неверяще покачал головой. Перед ним легенда из Тевинтерских трактатов. Живая, белобрысая и с какой-то выпечкой, судя по запаху, в кармане. Так странно.
Feinriel: Сколько раз за последние годы Фейнриэль представлял себе этот момент - не сосчитать. И вот наконец, словно гром среди ясного неба, он, самый значительный эпизод его жизни! Но торжественности не ощущалось ни на грош, а только безмерное удивление. "Да? Правда? Вы уверены?" А потом все удивление смыло шквалом нетерпения и беспокойства. Фейнриэль подался вперед, сокращая и без того небольшое расстояние между ними, и самым непочтительным образом ухватил Первого чародея за рукав, глядя на него во все глаза. - Что вы узнали?! - впрочем, тут же опомнился и руку отдернул, покраснев до ушей. - Извините... Впрочем, Орсино сделал вид, что ничего особенного не произошло - к гипотетическому имени на полях тетради добавилась еще одна гирлянда сердечек; и начал рассказ. Фейнриэль забыл обо всем - о Бетани, о сплюснутой булке в кармане, о том, где он вообще находится... настолько невероятной, фантастической и немыслимой оказалась правда о его кошмарах. Прозвучало странное красивое слово - "сомниари" - сновидец. Уникальный магический дар, обладающие которым стояли особняком от остальных магов, по общим меркам - едва ли не более опасные, чем маги крови. Сомниари могли посредством вхождения в Тень перекраивать ткань реальности, привнося совершенные во сне действия в жизнь, причем для этого им не нужен был лириум - всего лишь собственный разум. Разумеется, вычислить потенциального сновидца следовало как можно скорее, желательно в детстве, пока атакующие через прорыв в Тени демоны не свели несчастного с ума или не превратили в одержимого. Судя по всему, Фейнриэлю повезло просто несказанно - в свои неполные девятнадцать он сумел сохранить ясный разум. Орсино говорил, указывая на фолиант, лежащий на столе - Фейнриэль глянул мельком, но не разобрал ни строчки, все на тевинтерском, - и из его объяснений следовало, что на службе Империи эти маги выполняли разнообразные функции, в том числе шпионов - ибо защитить разум от опытного сомниари могли очень немногие. И - вывод напрашивался - только лишь добычей сведений дело не ограничивалось. Потому их ценили невероятно высоко... и боялись. Однако подобный дар встречался крайне редко - по словам Первого чародея Фейнриэль был единственным сомниари за два поколения. Получается... получается, каждый раз, когда ему снится кошмар... или просто очень реальный сон - на самом деле он бродит в Тени. Получается, что он сам, неосознанно, создает условия для собственного сна. А также это значило, что некоторые его сны... вовсе не были снами в полном понимании этого слова. При этой мысли колени юноши подогнулись и он опустился на стул для посетителей, стоящий у стола Первого чародея. Осоздательспасисохрани... Тихонько взвыв, с глухим звуком Фейнриэль уткнулся лбом в книгу - оказался бы на ее месте стол - разбил бы голову; и накрыл голову руками. О Создатель. О Андрасте... О все долийские боги. Из-под рукава мантии виднелся кончик уха - красного от стыда уха. Зажмурившись и вдыхая запах пергамента, он мог только радоваться, что в его снах никогда не присутствовал Орсино, иначе смотреть в глаза Первому чародею не смог бы всю оставшуюся жизнь. Прошло некоторое время, прежде чем Фейнриэль сумел заставить себя хотя бы сесть ровно. Все еще с пылающими щеками, глядя куда-то в угол, он спросил: - И вы знаете, как это... прекратить? Посмотреть в глаза наставнику он все еще не мог.
Orsino: Рассказать оказалось нетрудно. Все равно, что читаешь лекцию, тевинтерская книга была написана довольно вычурным и не всегда удобоваримым языком с поминанием богов-драконов и трехэтажными метафорами, поэтому Орсино объяснял «на пальцах». Все еще не веря полностью. Как это - Фейнриэль, обычный паренек, один из учеников в Круге – и то существо, которое описывали как величайшее чудо и универсального убийцу. Именно так. Тевинтерские сомниари были самыми дорогими, самыми неуязвимыми и самыми смертоносными убийцами. Один сомниари стоил, наверное, дороже, чем весь орден Антиванских Воронов вместе взятый. Их называли «Ловцами снов» - уже обученных, иногда даже специально отданных демону (Гордыне или Желанию, достаточно разумным демонам), их нанимали, чтобы уничтожить самых влиятельных магистров… или даже врагов из-за океана. В Тени пространство ничего не значит. Проблема была в том, что эффективное искусство обучения сомниари утрачено едва ли не во времена Третьего Мора, те несколько сновидцев, что рождались после не выживали – быстро становились одержимыми, опасными чудовищами, которых – это «знакомый по переписке» добавил лично – «лучше не допускать появления, чем уничтожать». Орсино постарался рассказать об этом Фейнриэлю помягче – в конце концов, парень совершенно нормален; но и умолчать не имел права. «Наверное, стоило аккуратнее», - растерянно подумал Орсино, отступая на пару шагов, когда Фейнриэль вдруг уткнулся лбом в книгу, то ли рыдая, то ли не находя себе места от ужаса. К счастью, не слезы… парень всего лишь стыдился, а Орсино мрачно подумал – не он один. Когда Орсино изучал фолиант, прокралась предательская идея - почему бы не использовать сомниари, почему бы не сделать из него Ловца снов – или хотя бы попытаться; над Киркволлом тучи сгущаются все темнее и страшнее, очень неплохо иметь в рукаве даже не козырную карту, а отравленный кинжал… И отверг эти мысли с тем же брезгливым «ни за что!», с каким когда-то отказался от дальнейшего изучения магии крови. - Это нельзя прекратить, Фейнриэль, - еще одна плохая новость. Орсино сел на свое место, хотя говорить через стол было неудобно, словно преграда какая-то. – Это как магия, она либо есть, либо нет. Но можно научиться контролировать… Вздохнул. - Варианты есть. Тот человек, который прислал мне книгу, очень хотел бы обучать тебя, - Орсино невесело ухмыльнулся. Да уж, просто сгорал от желания и из мантии выпрыгивал. – Но мне эта идея не нравится. Пожалуй, я смог бы отправить тебя в Минратоус незаметно для храмовников, но отдавать тебя магистру… Орсино даже поморщился. - Второй вариант: я попробую обучать тебя сам. Или точнее: помочь тебе учиться. «Но будет ли от меня толк?»
Feinriel: Быть учеником Первого чародея?! Сердце Фейнриэля ухнуло вниз, а потом заколотилось быстро-быстро. Мысли о дурацких снах ушли куда-то в подсознание, в конце концов, подумать об этом можно было и потом, а сейчас следовало решить другой вопрос. Спору нет, перспектива оказаться вдали от Киркволла, в Империи, где обладателям магического дара не приходилось прятаться или проводить всю жизнь в заточении, стране магистров, была крайне заманчивой. Существовала большая вероятность, что рабом он бы там не был – кто же станет убивать курицу, несущую золотые яйца? Но сама мысль об это была неприятной, Фейнриэль не забыл о том, как едва не оказался в руках работорговцев. К тому же… он умел быть благодарным. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как рисковал Орсино ради того, чтобы найти средство помочь ему. «Просто переписка» с тевинтерским магистром могла стоить Первому чародею не просто поста, но и жизни. А предложение развивать или хотя бы обуздать его опаснейший дар – глупцом он не был, и уловил недосказанность в словах Первого чародея; - обучать, разумеется тайно - говорила о доверии куда большем, чем, по мнению Фейнриэля, он заслуживал. Да, тевинтерские магистры обладали большим опытом в сфере древней магии, чем все маги Круга, а им, возможно, придется двигаться наощупь… но Фейнриэль доверял Первому чародею, верил в его мудрость, и даже на миг не подумал о том, что их может постигнуть неудача. Ведь обещал же он выяснить, что творится с ним? Обещал и обещание свое сдержал. А потому решение могло быть только одно. - Мессир, - без колебаний заявил Фейнриэль, - Я останусь. Я хочу учиться у вас. Я готов. «И когда-нибудь найду способ отблагодарить вас».
Orsino: На долю секунды Орсино представил: что будет, если Мередит узнает о незаконно обучаемом прямо у нее под носом сновидце. Сомниари – это куда хуже, чем маг крови, потому что рожден со способностью, которой маги крови высшего уровня добиваются не годами – десятилетиями: проникать в чужие сны, менять саму реальность через Тень. Простое и трусливое решение: краткий риск, отдать Фейнриэля магистру (который и выучит-то куда лучше, и вряд ли будет дурно обращаться с живой легендой, но уж убийцу из мальчишки сделает - двух мнений быть не может). Орсино еще раз болезненно поморщился, в основном из-за фейнриэлева энтузиазма. Все это так прекрасно, но лучше еще раз объяснить парню, в чем различие… - Я очень рад, конечно. И польщен твоим доверием, - Орсино сложил губы в улыбку, но получилось откровенно блекло, он это чувствовал. – Только я хочу, чтобы ты понял все перспективы, Фейнриэль. Сомниари – сила и оружие, и в Тевинтере тебя сделают могущественным… воином, если угодно. Может быть, сам Черный Жрец возьмет тебя в ученики. И да, если кто-то готов дать какую-то гарантию в успешности обучения, то именно мессиры магистры. Даже в собственном, защищенном магически кабинете, Орсино говорил приглушенно. Ах, если бы была возможность не впутывать в подобное учеников… но Фейнриэль же сам – де-факто «маг крови». Без жертв и разрезанных запястий. По рождению. - Что тебя ждет здесь… Я, конечно, постараюсь. Я даже думаю, у меня получится, - Орсино все-таки вскочил с места; когда нервничал не мог усидеть на месте, еще с юности. – Но хочу, чтобы ты понимал. Если храмовники узнают, тебя Усмирят. «И меня заодно». - Официально: ты будешь углубленно изучать Школу Духа. В каком-то смысле так оно и есть. Что касается благодарности… «Возможно, однажды сомниари сумеет спасти нас так, как только Ловец снов может?» - и вновь Орсино отверг идею. Это мерзко – использовать мальчика. «Но что, если не для убийства? Тевинтерские Ловцы снов убивали, однако сны бывают разные…» - Лучшая благодарность, если у нас все получится и ты станешь первым за два поколения обученным сомниари. Орсино подмигнул: - Не сомневайся, я буду все записывать и, может быть, прославлюсь вместе с тобой.
Orsino: несколько дней спустя Орсино едва дождался вечера. Ежедневные заботы – лекции, бумажная работа (как назло, счетов, отчетов, личных дел и жалоб скопилось, как на крысе – блох, в результате Орсино просто отложил часть не слишком срочных на неопределенное «потом») перетягивали на себя внимание днем. А вечером должен был прийти на первое «особое» занятие Фейнриэль. Орсино чувствовал себя преступником, самым настоящим малефикаром, прямо посреди внутреннего двора Казематов возносящего на алтарь невинную жертву. Может быть, оттого, что обучение подразумевало самую настоящую магию крови… только без собственно крови. У них с Фейнриэлем была определенная фора: вряд ли Мередит много знала о сомниари, а уж тем более, смыслила что-то в обучении сновидцев. И все равно, не просто опасно – тонкий мост между двумя пропастями; Усмирением – с одной стороны и одержимостью – с другой. Понимал ли Фейнриэль? Если нет, стоило его предупредить… не слишком испугав при этом; достаточно того, что Орсино сам волнуется до противного комка в горле – за ужином не заставил себя проглотить ни кусочка; до колотящегося то ли в висках, то ли вообще в пятках, пульса. Ментальная связь, сопровождение в Тени. Некое подобие Истязаний, только если на Истязания приманивали демонов поплоше, чтобы и не самый одаренный ученик справился – поэтому неудачи были относительной редкостью, то здесь выбирать не придется. Но и тянуть дальше нельзя. Если не отогнать преследующих лакомую добычу демонов прямо сейчас, через некоторое время будет слишком поздно. «А теперь объясни это ему», - и Орсино, не находящий себе места, задернул плотную штору, отодвинул стопку бумаг и чернильницу, пошевелил угли в камине – от его магии огонь занялся до гула в трубе; тысяча мелких ненужных дел, которые помогали подготовиться… или должны были помочь. «Объяснить, не напугать, подбодрить». Совсем не так уж сложно, правда?
Feinriel: День тянулся бесконечно, словно угодившая в мед муха. Медленно, выматывающее медленно тянулись секунды, минуты, часы, медленно, но неуклонно приближающие время, назначенное Первым чародеем для их первого занятия. Весь этот день Фейнриэль провел как в тумане, едва замечая, где он находится, с кем находится, что говорит и кому – мысли были заняты другим. И вот, когда солнце скрылось в багряных закатных тучах, время, - будто лопнула изношенная пружина, - он вдруг обнаружил, что едва успевает быстрым шагом дойти до кабинета Орсино. Фейнриэль полностью отдавал себе отчет в том, на что идет. Вхождение в чужой разум, пусть даже неосознанно - магия крови в чистом виде, а он, судя по воспоминаниям - уже проделывал это не раз и не два. Да, он понимал, что в случае разоблачения это грозит усмирением им обоим – но остановиться сейчас означало добровольно сдаться на милость демонов, а это равнозначно смертному приговору. Умереть вскорости, став одержимым, или, возможно, подвергнуться усмирению – но позже: выбор был очевиден. В кабинете Первого чародея горело несколько свечей, создавая приятный полумрак. Объясняя, по какому принципу будет проходить их занятие, Орсино взял юношу за руку, как бы говоря прикосновением – бояться нечего. Он погрузит Фейнриэля в сон, и будет все время поддерживать ментальную связь, пока дух его бродит в Тени. Сейчас их задача – отогнать демонов, создать условия, равнозначные или почти равнозначные ритуалу Истязания а для этого придется вступить с демонами в бой. Хорошо, если попадется слабый противник, но надеяться на это означало бы проявлять непростительную беспечность. До сего момента Фейнриэлю удавалось избежать прямого контакта с демонами исключительно потому, что, испытывая страх, он стремился уйти от них, неосознанно лепил другую реальность, нырял в нее, и притягивал все новых и новых демонов, снова и снова бродя по замкнутому кругу... Но бесконечно так продолжаться не могло, а потому следовало остановиться и дать бой. Тень встретила его пустым воздухом, лишенным запахов и ржаво-красной пустыней - землей, изборожденной глубокими трещинами, как лицо старика - морщинами. Фейнриэль оглядывал равнину, простиравшуюся до самого горизонта, белесые небеса – и на этот раз не испытывал страха. «Фейнриэль?» - откуда-то сверху, а быть, просто в его голове, раздался голос Первого чародея. Незримое присутствие успокаивало. Пока его тело отдыхает на узком диване в кабинете Орсино, скованное искусственным сном – надо действовать, времени у них немного. Фейнриэль глубоко втянул в себя разреженный воздух и зашагал к горизонту.
Orsino: Хорошо, что Фейнриэль понял. Большинство даже отдаленного намека на магию крови боялись, какое там – ученики, взрослые маги от самого слова чуть в обморок не падали. На самом деле, конечно, нет ничего однозначного, и пресловутая магия крови далеко не всегда была чистым злом. Девять из десяти ритуалов действительно подразумевали вырванные заживо сердца, впрыск в кровоток экстракта феландариса – чтобы жертва не умирала часами и бесконечно терзалась на грани сна и яви. Но управление разумом можно использовать, чтобы наконец-то заставить самых «одаренных» ученичков – тех самых с невинным взглядом и интеллектом гарлока (увы, магия и ум не всегда идут рука об руку) выучить простейшие заклинания - наверняка, тайная мечта каждого учителя, ведь откуда-то же пошла поговорка про «свои мозги не вставишь». А тот же Квентин доказывал необходимость исследования мертвого и живого – и мертвого, превращенное в живое, - тем, что самый лучший духовный целитель не вернет отрубленной руки или выбитого глаза. Но Церкви, конечно, проще запретить все скопом, чем понять: магия крови не зло, только может быть использована во зло. Фейнриэль как-то понял. Интуитивно, должно быть; и сейчас стоило опасаться не храмовников - загляни сюда хоть целый отряд, вряд ли поймут смысл происходящего. Демоны, вот где проблема. Орсино демона видел только одного. На собственных Истязаниях, страшно подумать сколько лет назад, впрочем, вполне хватило. Контакт удалось установить быстро. Магия крови… да, все-таки она; потому что, погружая Фейнриэля в искусственный сон и соединяя свой и его разум, Орсино ощутил сначала биение сердца, ускоренное из-за волнение; жар Фейнриэлевой крови – «он такой горячий», мелькнула мысль. А затем открылся нерадостный пейзаж. Тень принимает любой облик; наверное, не слишком хорошо, что сновидцу она явилась мертвой, точно сожранной Мором, пустыней. В Тени они были оба. Орсино – беспомощен, от него ничего не зависит. Только подсказать может Фейнриэлю, что делать… лишь бы парень услышал. Орсино позвал, и тот откликнулся. «Хорошо». Он добавил. «Не бойся. Здесь нет ничего, с чем нельзя было бы справиться».
Feinriel: Долго идти не пришлось. Расплывчатый полупрозрачный силуэт у горизонта вдруг замерцал, заструился, приобретая четкие очертания, и наконец материализовался в сгорбленный старческий силуэт над котелком. Под котлом тлел скудный огонь, и в булькающее варево старуха крошила какие-то корешки. Фейнриэль только удивился – откуда, из каких уголков подсознания пришел этот образ? – но невольно дернул ноздрями, пытаясь ощутить запах старухина варева. Бесплодная попытка – воздух по-прежнему оставался пуст, сух и недвижим. Фейнриэль шел навстречу демону, сжимая пальцы в кулаки, и крошилась под ногами растрескавшаяся почва. Незримое присутствие Первого чародея вселяло в Фейнриэля уверенность, что все будет хорошо. И страха не было. За несколько лет кошмаров он повидал столько, чего многие не увидели бы за полжизни. Его искушали любовью красивейших женщин и мужчин, знаниями, свободой, безопасностью. Пугали смертью близких и страданиями невинных. Иногда демоны принимали совсем уж невероятные образы, пугающие своей не-человечностью и чуждостью. И все-таки он не поддался. Не поддастся и теперь. - Я пришел, - «старуха» чуть повернула голову, из-под седых неопрятных косм сверкнул взгляд – пустые бельма. А затем снова обратила внимание к своему котелку: вблизи было видно, что поверхность жидкости подернута зеленоватой то ли тиной, то ли плесенью. Черные пузыри поднимались со дна и беззвучно лопались у поверхности. - И что надо? – голос у демона оказался неожиданно звучный, с живыми, почти человеческими модуляциями. Сейчас в нем явно сквозила насмешка. Ну давай, мальчик, поиграем. - Отпустите меня, - отрезал Фейнриэль. - Я больше не боюсь вас. Я бросаю тебе вызов. Смех раскатился по пустыне, отразился от низкого неба, призрачной грозой прогрохотал в бледных тучах. - Какой смелый, - теперь оба глаза-бельма смотрели прямо на него, - никто тебя здесь не держит. Тебя и твоего… спутника. А что до вызова… - демон помедлил, - ты думаешь, что силен настолько, чтобы бросать вызов… мне? Упоминание о Первом чародее неприятно кольнуло, как будто демон уличил его в чем-то непристойном. А что до уверенности в своих силах… Фейнриэль старался не задумываться об этом. Конечно, он уверен. Или должен быть уверен. Иначе демон почует слабину и… и тогда конец. Хуже всего было то, что он не знал, что за демон ему попался. Кто-то из мелких, вроде голода – если судить по булькающему котелку, хотя конечно, накормить таким варевом можно было бы разве только… словом, никого. Или же перед ним Праздность или Гордыня? - Если по-другому нельзя, да, я бросаю тебе вызов. Только бы скорее закончилось. Старуха пожала плечами. - Какие вы нетерпеливые существа, - голос прямо-таки сочился ядом, - может быть, все-таки присядешь, поговорим? Значит, Праздность. Юноша медленно разжал кулаки, концентрируясь, от запястий потянулась энергия, стекла в ладонь, скользнула к кончикам пальцев. Голубоватый, гудящий на низкой ноте – так, что отдается лишь в теле, - шар магии. Фейнриэль готов был начать бой первым, если существо не прекратит свои игры.
Orsino: Чужое тело, чужие движения – это только сон, и воспринималось именно «как во сне», причем, сне неприятном, когда не можешь пошевелить рукой или ногой. На самом деле, Орсино *мог* перехватить власть над Фейнриэлем – магия крови оставалась магией крови; вот только хотел, чтобы ученик справился сам. «Но это не урок», - он надеялся, что Фейнриэль не «слышит» его опасений, его сомнений; ему вполне хватит собственных. В крайнем случае… да, может быть. Крайнего случая еще не настало, правда? Бесплодные моровые земли изрыгнули образ старухи. Настоящей «Ведьмы Диких Земель», какой ее изображали в легендах (а в других описывали как женщину прекрасную, словно сияние лириума и смертоносную… тоже как лириум). Интересно, почему такой облик приняла сущность Тени? «По крайней мере, это не Желание», - должно было прозвучать полушуткой, но получилось откровенно блекло. От демона скрыться было нельзя. В конце концов, магия крови и все ее подвиды, как бы ни были благородны – их стихия, неудивительно, что вычислили – сновидец не одинок. «Неважно. Это твое право – просить помощи». Фейнриэлю нужно просто одолеть, просто доказать твари свою силу; демоны в Тени редко дерутся до полного разрушения своей «личности», обычно заблаговременно удирают, и больше никогда уже не приходят к несговорчивому магу. Если только тот сам не позовет. «Не разговаривай с ним… ней… неважно. Они все хотят одного». Пока багровый песок расплывался пятнами – точно кровь в воде, туманный облик и нестойкие видения, захлестнуло ощущение энергии. Здесь, в Тени, не нужно никакого лириума, чтобы творить заклинания, достаточно просто пользоваться тем, что дает мир духов. «Ты легко одолеешь его. Сражаться в Тени намного легче, чем наяву», - попытался успокоить Фейнриэля Орсино. В который раз. И добавил, помня по своим Истязаниям: «Здесь почти нет боли». Варево в котле старухи зашипело, переливаясь через края отвратительной иззелена-черной пеной, похожей на щупальца. «Бей».
Feinriel: Удар пришелся в голову существа. Фейнриэль еще успел увидеть, как взрывается изнутри, распадается на куски неуклюже слепленная маска, а тварь уже принимала другой облик - монстра о двух когтистых лапах, на двух столбообразных ногах. - Глупец, - взревело существо, шипастый хвост черкнул понизу, взбивая пыль и обломки красных камней, - самонадеянный глупец! На что ты надеешься, ты, ходящий во снах? - задрожала земля, вокруг монстра заклубился фиолетово-розовый вихрь. - Трусливая человеческая букашка! - взрыв энергии ударил по ногам, Фейнриэль скорее услышал, чем почувствовал, как трещит мантия и рассеченная кожа. Орсино был прав, боли почти не было. Собравшись с силами, он отпрыгнул, покатился по земле. Часть его визжала от страха, порывалась обхватить покалеченные ноги, убаюкать, перетерпеть призрачную боль. Другая часть говорила - нельзя бояться. Нельзя показывать монстру свой страх. Раны в Тени ничего не значат. Он должен победить демона. - Ну же, - демон наступал, - разве ты не собираешься поступить так же, как поступал всю свою жизнь - сбежать? Придумай себе другую реальность, спрячься в нее, как улитка в раковину, это же так просто! Не слушать. Не поддаваться. "Не бойся. Ты сможешь" Голос Орсино в его голове. Поддержка, помощь, присутствие. Фейнриэль поднялся, лицом к лицу встречая демона. От ладоней потянулась широкая голубоватая лента, вплетаясь в вихрь фиолетового, окружающий тварь. - Тебе не поможет никто, - выдохнул демон почти в лицо полуэльфа, и в это время голубой ореол окутал его, сомкнул края, запеленав в полупрозрачный саван. - А вот тут ты не прав, - криво улыбнулся Фейнриэль. Тело била нервная дрожь, но он знал - теперь он выстоит. Он справится. Монстр замер, прислушиваясь к своим ощущениям, а потом, когда последняя капля магии просочилась внутрь... Фейнриэль просто отпустил "ленту". Взрыв всколыхнул пустое пространство Тени. Фейнриэль еще успел увидеть безмерное удивление в глазах твари, увидеть, как она взрывается изнутри... ...и вынырнул в реальность в кабинете Первого чародея, сидя на узком диване, дрожа, как в лихорадке и невидяще вглядываясь в пространство.
Orsino: «Ты сумеешь, сумеешь». Проклятье, до чего же не повезло, на Истязания ученикам приманивали послабее, а этот сильный – не всякий взрослый маг справится, ладно, если честно – и за себя Орсино не был уверен на сто процентов. Он сдерживал сомнения, точно зажимал зубы. Фейнриэль о них не узнает. Для Фейнриэля нет другого выбора, кроме как победить тварь. Разъяренный демон … говорят, хуже только разъяренный огр, но огров Орсино не видел – и надеялся, что увидеть не придется; сейчас к… волнению, назовем так, примешивалось почти восхищение. Насколько же могущественен сновидец, раз сходу наткнулись на *таких* обитателей Тени; но эту мысль тоже не стоило «озвучивать», может быть, потом, когда проснутся… «Сила самой Тени. Бери ее, ты не устанешь – она бесконечна». Когда безобразная морда очутилась на уровне лица, Орсино запаниковал – нужно «перехватывать» управление, Фейнриэль сам не справится, потом ощутил уверенность, проклюнувшуюся в ученике, словно росток посреди пожарища, только что – страх, боль от первой раны, а теперь… Взрыв показался прекраснее всего на свете. Орсино очнулся секунду спустя после Фейнриэля – понадобилось вновь осознать собственное «я», собственное тело, левая нога затекла от неудобной позы. Орсино привыкал дышать снова, а потом молча достал из секретера бутылку антиванского бренди (стоявшую там с Андрасте знает каких времен), налил Фейнриэлю и себе. - Что ж. Это был… интересный опыт, - Орсино улыбнулся. – Знаешь, ты одолел очень сильного демона. Особенно хуже… не будет. «Зато может попасться демон Желания – который не столько силен, сколько хитер», - однако сейчас думать об этом не хотелось. Орсино сжал пальцы Фейнриэля, словно еще не веря – реальность, никаких безобразных тварей, и они – из плоти и крови. - Поздравляю, Фейнриэль.
Feinriel: Фейнриэль сжал бокал с такой силой, что подушечки пальцев, прижатые к стеклу, побелели. Жидкость густо-янтарного цвета дрожа, переливалась отблесками свечей – не сразу он понял, что трясутся руки, а вовсе не бренди. Выпил одним глотком, даже не поморщившись, едва слыша, что говорит Первый чародей, и только тут понял, что до сих пор сидит, сжимая его пальцы. Было пусто. Как будто он, покинув Тень, захватил ее с собой. А потом стало страшно. Тот страх, которого он не испытывал, сражаясь с демоном, вылез наружу, затопил вязкой чернильной темнотой каждую клеточку тела. Фейнриэль вдруг задрожал так, что клацнули зубы, и усилием воли заставил себя успокоиться. Внутренним взором он все еще видел эту тварь из тени, слышал ее голос. А что, если бы он не справился? Если бы не побежал, если бы не ударил, если бы… Бренди тем временем начинало действовать, расслабляя сведенные мышцы, успокаивая нервную дрожь. До одури хотелось, чтобы кто-нибудь обнял, погладил по волосам, как делала мама, когда он был еще совсем маленький. Хотелось ткнуться лбом в плечо Орсино, и чтобы он сказал еще раз, что он молодец, что он справился. Глупо, Создатель сохрани, как глупо. «Обнимите меня, Первый чародей»? Даже не смешно. И он уже далеко не малыш. Вдох. Выдох. И, кажется, он справился с собой, по крайней мере, получилось выговорить без излишней дрожи в голосе: - Вы думаете, они больше не придут?
Orsino: Так уже случалось. Ладно, не «случалось», а почти норма для него – страх, сомнения, эмоции-помехи сдвигаются в самый дальний угол сознания, и уже после того, как все кончено некоторое время Орсино выглядел спокойным, будто ничего не произошло. Действительно, мелочь-то какая. Всего-навсего демон. Всего-навсего сновидец – врата для тварей в мир живых, всего-навсего чуть не стали оба одержимыми… причем, одержимого-сомниари не упокоит и сотня храмовников; Орсино ведь знал это. Тень там. Они здесь. Не одержимые, а демон превратился в «ничто» из которого был создан бесчисленные тысячелетия назад. Ура. Антиванский бренди пах клопами, а может, это Орсино ничего не понимал в крепком алкоголе – что ж, научиться особенно неоткуда было. Фейнриэль проглотил свою порцию одновременно, и пока не отвечал; смотрел в никуда диким взглядом, а мышцы скрутило спазмом. Рука ледяная, влажная от пота; Фейнриэль вцепился до боли – неосознанно, наверное, не желая отпускать. Вот тогда-то Орсино и испугался. За парня, за себя – тоже – мы были близко, слишком близко к тому, дай Создатель никому из магов не шагнуть к этому краю; Орсино удерживал на губах улыбку – все позади; но не мог обещать этого. Пока сновидец не научится отпугивать тварей одним своим присутствием, пока сама Тень не покорится ему… У Фейнриэля побелела не только лицо; глаза тоже были белые и умоляющие. - Да… какое-то время, - Орсино не мог лгать, зато мог поделиться теплом: мы живы и мы здесь, где демонам не добраться. Орсино провел по влажному лбу, обнял парня – слишком взрослый? Неважно, нельзя быть «слишком взрослым» для такого. Обниматься, конечно, неправильно. Еще и собственное сердце колотится, словно заяц в силках – учитель, наставник! Куда там… - Я знаю, страшно. Прости, Фейнриэль, - шептал прямо в ухо. – Иначе никак, нет других способов. Второй раз будет легче. Должно быть легче. Прости, что не мог помочь больше. Нужно придумать что-то еще. Но ты же справился, ты победил, ты сумел.
Feinriel: «Второй раз». Сердце Фейнриэля пропустило удар, едва он представил, что сегодняшний кошмар повторится, но все эти переживания ушли на второй план, словно серой кисеей укрыли – в тот самый момент, когда Орсино его обнял. Словно прочитал мысли, - прижал к себе, коснулся рукой волос, зашептал в ухо – тихо, прерывисто. Испытывая невероятное облегчение, Фейнриэль робко обнял наставника в ответ, зажмурился, ткнулся носом в пропахшую травяными настойками мантию – а сердце колотится рядом с его сердцем, ничуть не реже, - да ведь он испугался за него… за них не меньше, чем сам Фейнриэль, а может быть, и больше – потому что знал, кто встретился ему в Тени. Знал, что случилось бы с ними, если б Фейнриэль дал слабину. И он – старший, опытный маг должен был просто наблюдать за попытками ученика противиться демону. Мог бы он действовать за Фейнриэля? Мог. Но не стал. Дал возможность справиться самому, вместе с демоном одолеть свой собственный страх. Глазам было горячо, будто горстью швырнули песка, ресницы мазнули по золотому шитью мантии Первого чародея. Отстраняться совсем не хотелось, более того, если бы сейчас кто-нибудь потребовал бы от Фейнриэля оторваться от Орсино, он бы просто не смог этого сделать. Неправильно? Может быть. Стыдно? Только не для него. Это объятие стало для Фейнриэля едва не большим событием, чем победа над демоном – бесценное ощущение того, что ты кому-то нужен. Безотчетно прижимаясь к Первому чародею, как потерявшийся зверек в поисках тепла, Фейнриэль понял одну вещь. Отныне, чтобы ни случилось, чтобы не произошло, какие бы катаклизмы не сотрясли бы его мир – он не предаст Орсино. Никогда. - Спасибо, - прошептал он, не слишком рассчитывая на то, что тот его услышит. – Спасибо вам.
Orsino: «Поэтому и запрещают… магию крови», - вроде и разорвал давно ментальную связь, а не полностью, похоже. Ощущал пусть не мысли, но эмоции Фейнриэля, его щенячье доверие, а Орсино стыдился своего почти провала, толку-то от него в Тени было – как от ржавой кочерги вместо посоха, но перехвати он власть над телом Фейнриэля – еще хуже бы получилось… кругом плохо. И еще мысль: нельзя. Нельзя слишком сближаться. Ученик должен быть только учеником, правилу лет едва ли не столько же, сколько магии. Но «магия крови» в неумелых руках горе-малефикара, похоже, связала их теснее, чем предполагалось. Отталкивать, резать по живому – нет. Все равно, что ногу тупой пилой отпиливать. «Фейнриэль… просто не выдержит этого», - полуправда. Вторая половина: Орсино бы тоже не выдержал. В голове было пусто, точно свежего хлопка надрали прямо с поля и напихали под череп. Орсино гладил Фейнриэля по стянутым в косичку волосам, на тактильном уровне отмечая – у него плечи уже шире, хотя подросток; сын человека и эльфа – всегда человек… но не совсем. Волосы мягкие и кожа нежнее, чем у людей. Мог бы быть его, Орсино, сыном от человеческой женщины. Нет, лучше не надо. Детей магов забирают в другие Круги, и Фейнриэля бы забрали – туда, где сочли бы, мол, проще усмирить, чем учить; всегда забирают, чтобы не привязывались, чтобы не… любили. Нельзя магам любить, еще одно правило. Наверное, Мередит права, считая, что их дар – проклятье. За дар так не наказывают. Хорошо, что Фейнриэль не его сын. …О чем он вообще думает? - Нет. Отстранился, а руку не убрал, пальцы по-прежнему стискивал. Ментальная связь, связь крови. Или еще какая-нибудь… штука, о которой тевинтерец умолчал. Голова кружилась. - Не благодари. Слишком рано. Не за что благодарить. «Это все… ментальная связь. Побочные эффекты. Надо будет записать – любопытные данные». Под подушечками пальцев подрагивал Фейнриэлев пульс. Мысль о том, чтобы сказать – иди в комнату, отдыхай (а именно это сейчас требовалось ученику) казалась невыносимой. «…просто побочные эффекты».
Feinriel: Кружилась голова. Перед глазами все плыло, чуть подрагивая в такт бешено бьющемуся сердцу. При мысли, что Первый чародей сейчас уберет руку и прогонит его, внутри все сжалось, как от удара под дых. Изящная кисть, длинные пальцы, запястья скрыты рукавами мантии. Перстень - знак ранга, смотрится несколько тяжеловесным на этой кисти. Создатель, что за мысли... В пляшущем свете свечей - он и не заметил как некоторые погасли, а может быть, их пригасил сам Орсино, начиная "урок" и в кабинете стало еще темнее, - Первый чародей выглядел моложе, и... красивым. Ладони вспотели, Фейнриэль мельком подумал - должно быть, неприятно сжимать влажные пальцы, - но оторваться от Орсино просто не мог. Магия, это магия, - пульсировало в висках, пока он, не отрываясь, смотрел на своего наставника - и, боже, до дрожи в коленях, до покалывания на губах понимал, как же ему хочется его поцеловать. Высокий ворот наглухо застегнутой мантии. Он старше, больше чем вдвое старше, он мужчина, он твой наставник. Нельзя. Он убьет за попытку; оттолкнет, посмотрит укоризненным взглядом, который всегда действовал на учеников сильнее, чем слова; Фейнриэль умрет раньше, если этого не сделает. Магия крови. Сумасшествие. Ты хочешь. Ты не должен. Не смей. Напряжение, давящее на грудь, тугой пружиной свивавшееся внутри, требовало выхода. Еще немного - и Фейнриэль взорвется, как побежденный им демон. Серо-серебристой пылью опустится на письменный стол, цветной ковер, серебристые волосы Первого чародея... И прежде чем пружина внутри лопнула, Фейнриэль потянулся и поцеловал Орсино.
Orsino: Отпрянуть не успел. И не сумел бы, наверное. В конце концов, Фейнриэль был сильнее его, много сильнее – тевинтерские сновидцы, Ловцы снов, не на прачек и садовников ведь охотились, на магистров, которым магия крови привычнее, чем зубы с утра почистить. Вместо того, чтобы исчезнуть, ментальный контакт усиливался и превращался во что-то… странное. В то, чему Орсино не успел подобрать названия, а потом и поздно стало. И, о Создатель, как же прекрасен был полуэльф – собрал лучшее от обеих рас, человеческую силу и эльфийскую утонченность, а магия ввергала в исступление, Орсино был готов встать на колени и молиться – делай, что хочешь, Ловец снов; сомниари, что выжил столько лет без специального обучения – разве не должно тебе править всеми магами. Руки были холодными, а мантия липла к спине от горячечного пота; Орсино лихорадило, словно от заклинания «кипящей крови». Когда Фейнриэль прикоснулся губами, нужно был отпрянуть, но губы спасали от мучительной лихорадки. «Магия крови… нужно сказать ему… это неправильно». Фейнриэль не забирал его разум, его способность мыслить. Фейнриэль едва ли понимал, что творит; и уж точно не имел права Орсино. Нельзя, я его учитель, у нас ничего больше не может быть, да и вообще – он же парень; Орсино дожил до сорока с лишним, даже не представляя, что мужчин можно… целовать. «Это плохо. Это мерзко. Я в отцы ему гожусь, я не имею права…» Магия крови? Да, но на двоих. Фейнриэль сильнее, но управлял-то Орсино; если бы не пожелал – ничего не случилось бы. Поздно. Теплые губы. Виноградный запах давешнего бренди, сладкий и горький одновременно. Подбородок гладкий – интересно, бреется ли Фейрниэль как люди, или в этом он тоже эльф? На шее сонная артерия и бешеный пульс. И теперь объятие совсем не похожи на отцовские. «Магия крови? Не оправдание», - он пытался одернуть себя, но сразиться с демонов в Тени куда проще. Ладони скользнули за ворот Фейнриэлевой мантии; а еще Орсино целовал его – учил целоваться, языком нужно прикасаться осторожно, и если чуть прижать губами губу – в уголке, где чувствительная точка, то… - Прости, - безумный взгляд в полумраке. Свечи погасли. – Фейнриэль… прости меня, я не должен… Пальцы на ключицах и глубже, на груди. Указательный правый коснулся вишневой косточки-соска. Орсино прерывисто дышал (проклятая магия крови). Еще не поздно обратить все в… шутку… в «недоразумение». - Это... магия… побочный эффект. Это… о ради милости Андрасте, Фейнриэль, прости меня.
Feinriel: Фейнриэлю казалось, что его сердце сейчас разорвется - о, пресветлая Андрасте, - Орсино ответил на поцелуй. Узкие губы, острый влажный язык - Орсино целовался неспешно, умело, то ли пытаясь научить, то ли успокоить. Себе полуэльф казался неловким, неуклюжим, но боже мой, остановиться он уже был не в силах. Покусывал в нетерпении губы Орсино, стонал в приоткрытый рот - в ушах стучала кровь, и его ли это стон или игра воображения? Каждое прикосновение отзывалось дрожью, он нетерпеливо выгибался навстречу, прижимаясь теснее, подставляя под поцелуи - уже не неспешные как поначалу, жадные и нетерпеливые, как у него самого, - губы, шею, плечо. Мантия оказалась расстегнута - как, когда? - и Орсино гладил его грудь, шептал что-то. Простить? За то, что желание лишило разума их обоих? Магия? Да, конечно. Фейнриэль уже ни в чем не был уверен, кроме как в том, что не сможет остановиться, даже ворвись сюда отряд храмовников. Демон побери эти тугие крючки у горла - Фейнриэль пытался расстегнуть их, чуть не ломая ногти, не справился. Хрипло застонав, горло сжало спазмом - принялся целовать узкую полоску кожи над тугим воротником, кусая острое ухо, касаясь кончиком языка, а потом - о боже, застежки мантии поддались, - или их расстегнул сам Орсино? - прильнул губами к изящной шее, целуя, вдыхая запах горячего тела, прижимаясь губами к бешено бьющейся жилке, пьянея от осознания собственной власти, оттого, что он - может заставить Первого чародея потерять голову, оттого, что может его целовать, торопливо поглаживая обнаженную грудь, изредка в нетерпении задевая ногтями соски, оставляя розовые полосы на нежной коже. Все "нельзя" отправились к демонам, растворились в жарких объятиях. При каждом касании в мозгу словно взрывалось маленькое солнце. Фейнриэль запустил пальцы в волосы Первого чародея, сжал в кулаке, наслаждаясь их мягкостью, заставляя Орсино запрокинуть голову и едва слышно стонать, пока он целует его шею. Мантия Фейнриэля давно уже сползла к бедрам, удерживаемая только поясом, которые в спешке он забыл развязать. Полуэльф прикоснулся к пряжке и вдруг ощутил приступ паники - он хотел двигаться дальше, хотел так, что по телу пробегала нервная дрожь, но совершенно не знал, что делать. - Пожалуйста, - прошептал он, не слыша сам себя, - позвольте мне... Позволить что? Любить. Только не останавливайте меня, Создателя ради.
Orsino: «Нельзя». Прекратить все это… было нужно. Немедленно. Какая-то часть сознания наблюдала будто со стороны – за тем, как Орсино расстегивал мантию на Фейнриэле, помогая расстегнуть сложные крепления на собственной мантии – он никогда не пропускал ни единого, словно пытаясь защититься – не магическим щитом, так хоть мантией, а сейчас открылся. Впрочем, какое там – мантия, когда Фейнриэль в кровь, в разум, глубже некуда – проник, перевернул с ног на голову (неправильно, так нельзя). Нельзя. Можно. …следил со за тем, как скользил язык во рту, небольно прикусывал губы, горячие, горько-сладкие; и потом за тем, как Фейнриэль прильнул к шее – это тоже магия крови, наверное, знать все чувствительные точки; до колючих мурашек под кожей, до сдавленного почти мучительного стона. «Нельзя, прекрати». Мерзко ведь - *использовать* так своих учеников. Не для этого Орсино звал Фейнриэля к себе, пред ликом Создателя мог поклясться – не для этого, ничего подобного *никогда* не думал даже. Почему, зачем… записать бы побочный эффект, глупый, смешной, если бы не жуткое – «ты используешь этого парня, прекрати немедленно» - и невозможность остановиться. Одержимость? Может быть. Рабство крови? Да, только осознанное. В какой-то момент ощущение «наблюдения со стороны» рассеивается. Позволить? Позволить - что? Руки – на талии Фейнриэля, расстегнутая мантия уже ничего не закрывает. Пояс. С ним справиться тоже недолго. В кабинете прохладно, по контрасту с горячей кожей. - Ты… ты знаешь… «Я должен остановиться. Еще сейчас – не поздно. И никогда, никогда больше не… о Создатель, прости». Прижимается лицом к груди Фейнриэля. Поздно. - Позволю. Ты знаешь. Все.
Feinriel: Фейнриэль не помнил, как, в какой момент после узкого дивана они оказались на полу - после еле слышного "все, что хочешь" - были сметены последние преграды. Он льнул к Орсино, прижимая своим телом к ковру, целуя торопливо, почти жестко в своем нетерпении, неосознанно пытаясь удержать, не отпустить - а вдруг передумает, все-таки оттолкнет, заставит убраться? И когда его порыв - скользнуть рукой по груди, по животу, и ниже, едва прикасаясь, самыми кончиками пальцев - не встретила сопротивления, понял - не оттолкнет. Последние застежки на мантии были расстегнуты, Фейнриэль стащил свою - кусая губы, стянул белье, неловко, путаясь в рукавах, дрожа то ли от прохлады, то ли от нетерпения, прижался снова - кожа к коже, и словно молнией прошило от затылка до пят. Хотелось целовать всюду, трогать везде, куда можно дотянуться - тяжело вздымающуюся грудь, - сердце колотится, словно у загнанного зверя, - вздрагивающий впалый живот, выступающую косточку на бедре, и о Создатель - скользнуть губами ниже, прижаться к нежной коже у колена с внутренней стороны, коснуться языком... В какой-то момент стянутые туго в косу волосы показались помехой, Фейнриэль зашипел нетерпеливо, дернул завязку - волосы расплелись сами, будто ждали этого момента, или их расплела магия, струящаяся сейчас по его венам вместо крови. Захотелось, чтобы Орсино трогал его - и тот, будто услышав, - или услышал в самом деле? Протянул руку, запуская пальцы в длинные светлые пряди, потянул вверх - и снова поцелуй, нетерпеливые стоны, сбитое дыхание. Фейнриэль еще успел подумать - что делать дальше? - он сотню раз видел такое в чужих снах, слышал рассказы шепотком, под аккомпанемент смущенного смеха, - но одно дело видеть или слышать, а совсем другое - делать самому... а тело уже действовало само, поймав нужный ритм, подсказывая: прижаться - живот к животу, грудь к груди, колено меж покорно разведенных бедер, и снова целовать распухшие от поцелуев губы, скулы, подбородок, шею, жадно шарить руками по телу, натыкаясь на ткань, попадая в складки мантии, сердясь на досадную помеху - он разделся сам, но на Орсино по-прежнему была его, в рукавах, должно быть чертовски неудобно, но сил нет остановиться, перевести дух, только губы, руки, частое дыхание, приподнятые навстречу бедра, влажная от пота кожа, запрокинутая голова, прикрытые веки, о, Создатель, так много - невозможно справиться со всем разом. За секунду до того, как удовольствие стало непереносимым, он зажмурился, выгибаясь, позволив себе застонать в голос, судорожно стиснул в объятиях... а затем весь мир перестал существовать.
Orsino: Орсино и забыл уже, как это бывает. Когда тебе и двадцати еще не исполнилось, и от невинного прикосновения до ушей краснеешь – с ушами тоже; сейчас Фейнриэль отдавал свою юность, свою страсть, себя – «поэтому тевинтерские магистры и предпочитают юных рабов», мелькнула гадостная мысль, словно мерзкий жук на цветке, и Орсино пришлось остановиться – но только на секунду; вместе с мыслью «позади» осталась и кушетка, а они – на полу. Прошептал на ухо: все хорошо, и коснулся языком мочки, провел по щеке; коснулся пальцами в паху, где парень уже стащил белье, нетерпеливый – конечно, будешь тут терпеть, если аж кровь вспенилась, если магия заставляет творить безумные вещи. Фейнриэль сильнее. У него мышцы, как у человека: не эльфийское кожа да кости (печальное зрелище) – и сейчас мышцы словно судорогой сведены, пульс – в бедренной артерии, Орсино словно бы выжидает – сам не зная чего, и понимая: парню сдерживаться невыносимо. Но… если уж так получилось, пусть будет. С мужчинами ничего похожего не было, зато реакции тела можно предсказать, потому что схожи с собственными. Ладно, с собственными-лет-двадцать-назад. На месте Фейнриэля Орсино, всегда не слишком сдержанный, наверное уже стонал в голос бы. А он – волосы рассыпал, мягкие волосы, тебе так лучше, чем в косичке – Орсино уткнулся носом, прижимаясь и лаская между ног. Горячечно, горячо и влажно. Всю одежду так и не снял, будто боялся: заглянут, поймают. Если так – нужно будет спрятать Фейнриэля. Он ни в чем не виноват. Даже в том, что оказался слишком сильным. Никто не вошел бы, конечно. Орсино позаботился, хотя и с другой целью – боялся, что демон их захватит; запечатанная дверь дала бы храмовникам форы… Прошептал: «Все хорошо?» - но Фейнриэль отвечал куда яснее, чем словами; словами-то всегда солгать можно, тело не соврет, магия крови – это магия тела, магия самой жизни. Смерти тоже, но смерти без жизни не бывает. Когда запрокидывает голову, он похож на мученика. Все хорошо, никаких мучений. Орсино целует и без того зарозовевшие от поцелуев губы. Чувство вины как приправа: я не заслужил этого! Не заслужил. Точно. Зато постарается, чтобы Фейнриэлю было хорошо.
Feinriel: Чувство было такое, будто он потерял сознание на пару секунд - прикрыл глаза на мгновение, опустилась черная пелена - и вынырнул в реальность. Успокаивалось бешеное сердцебиение, пот над верхней губой показался холодным, - наверное, потянуло свежестью от окна, - Фейнриэль торопливо облизнул губы, приходя в себя, понимая, что лежит, прижимаясь к Орсино, уткнувшись носом в его шею, левая ладонь на груди, где по-прежнему безумно бьется сердце, правая над головой. Наставник легко, почти невесомо, поглаживал его волосы, губами касаясь уха, слышно было его прерывистое дыхание. Он так и не убрал ладонь, что была сейчас зажата между их телами, и Фейнриэль возблагодарил ночную темноту за то, что она скрыла внезапно заалевшие щеки. В паху влажное тепло, вдоль позвоночника остывающий бисер пота. Возбуждение уже не было таким острым, магия, толкнувшая на безумие, уходила, вытесняемая возвращающейся способностью соображать, и при мысли о том, что он творил несколько минут назад, как ведром воды - окатило одновременно и стыдом и желанием. И - Создатель, он представлял, каково сейчас Орсино - чувствовал, будто читал его мысли, видимо и в самом деле ментальная связь сковала их крепче, чем предполагалось изначально, - стыд оттого, что не сумел сдержаться, не сумел остановить Фейнриэля, оказался слаб, оказался недостоин звания наставника, ласкал, целовал, творил сумасшедшие вещи, поддавшись напору мальчишки вдвое себя моложе... Все эти мысли промелькнули в голове Фейнриэля, пока он лежал, остывая, не находя в себе сил хотя бы привстать, стыдясь взглянуть в лицо Первого чародея... а потом дуновение сквозняка заставило его вздрогнуть, заерзать, и по тому, как вдруг коротко простонал Орсино, вздрогнув всем телом, а потом и бедром почувствовал - удовольствие досталось только ему одному. И - повинуясь наитию, - сам бы не понял, откуда пришло, может быть слышал, может быть, видел в чьем-то сумбурном сне, знал откуда-то, что и так тоже можно - но только Фейнриэль вдруг приподнялся, и, скользнув по телу Орсино вниз, к все еще раздвинутым бедрам, коснулся в паху сначала ладонью, робко, осторожно, - а затем коснулся губами. Сперва несмело, затем все настойчивей, лаская и языком, помогая пальцами - неловко, неумело, но... Слава Создателю, что еще ночь. И эта ночь еще не закончилась.
Orsino: Это было не только стыдно, а еще и странно. В сущности, любой опыт – это хорошо (если только это не опыт одержимости), наверное стоит думать в подобном роде. Орсино все равно не сумел бы остановить Фейнриэля – и физически получеловек был сильнее эльфа, да и магически сновидец в любом случае могущественнее обычного чародея. Это было странно, но совсем не неприятно; пока Фейнриэлева магия заполняла обоих – запахом лириума, запахом крови и грозы, - Орсино хотел только – «пусть закончится поскорее, пусть ему будет хорошо, иначе я никогда не прощу себя». Золотистые волосы прилипали к губам, а Орсино шептал в ухо – не бойся, все в порядке; будто Фейнриэль сейчас испугается и сбежит. Потом парень прижимался, горячий и доверчивый. Его нужно было укрыть мантией… или пусть оденется; влияние чар потихоньку рассеивалось, Орсино даже придумывать начал – что бы сказать… потом. Или лучше промолчать, о да. Иногда лучше молчать. Фейнриэль зашевелился неожиданно; это уже не магия ведь, - мелькнула растерянная мысль, - и затем какое-то длинное и сложное обоснование насчет ритуалов близости; иногда правда требовалось (и сексуальная магия запрещалась почти так же как магия крови – церковь опасалась всего, что слишком живое, настолько живое, как кровь или секс)… для ритуалов достаточно одного раза. «А для мальчишки – нет!» - сообразил Орсино с некоторым запозданием, уже когда Фейнриэлев язык, по-кошачьи шершавый почему-то, коснулся между ног, заставляя выгнуться – не надо, я не должен… «…не магия ведь уже». Единственное оправдание закончилось, а Фейнриэль не прятался в углу, не бежал к себе в комнату. Орсино зажмурился, а затем напротив, широко распахнул глаза – блики оплывших свечей на потолке, сквозняк колышет занавесь, несколько бумаг на полу – безнадежно помятые. «Красивый… он такой красивый». Вместо того, чтобы противиться, запустил пальцы в волосы, путаясь в длинных прядях – хороший мальчик, сумасшедший мальчик, стыдно будет – о, самой Преподобной Матери не покаешься, - но потом, позже. Гораздо позже.
Feinriel: Это было странно, это было ново. Сейчас магия не ослепляла, не глушила чувства - о, теперь Фейнриэль смог в полной мере ощутить разницу, - все было по-другому. Отсвет двух оставшихся свечей на влажной от пота коже, сбитое дыхание Орсино, его сдержанные стоны, о, Создатель - все ощущалось вдесятеро острее. Фейнриэль рискнул посмотреть наверх, от увиденного снова как сумасшедшее забилось сердце - Орсино, в чернильном ореоле смятой безжалостно мантии, светлые волосы разметались по цветному ворсу ковра, по-кошачьи выгнута спина, словно неосознанное стремление уйти от прикосновений Фенриэля - а одна кисть в его волосах, - удерживает, притягивает ближе, - пальцы другой безжалостно прикушены, чтобы не стонать в голос. Фейнриэль невольно застонал сам, протянул руку наверх, шалея от собственной смелости, поймал тонкие пальцы, отнимая ото рта, переплел со своими... Когда рассветет - все будет по-другому. Да, как раньше - уже никогда, это Фейнриэль понимал со всей отчетливостью. Но не хотел думать об этом сейчас, хотел только взять то, что ему позволено будет взять - и сделать так, чтобы Орсино было тоже хорошо с ним. Насколько сможет он, неопытный, неловкий мальчишка, все свои познания в сфере любви почерпнувший из обрывков чужих снов и разговоров, услышанных походя. Завтра - может быть, - стыд, осознавание собственной неправильности, - Фейнриэль, как мог, затолкал эти мысли вглубь сознания, - потом, все потом. А пока - выгибаться, сжимая ноги, чувствуя, как снова нарастает возбуждение, продолжать ласкать - губами, языком, поглаживая дрожащие бедра, и о, движения навстречу, как будто его... первый любовник... сдерживается изо всех сил, но нет - безуспешно, и - да, он делает все правильно! Все, все потом... Орсино долго не продержался, Фейнриэль в какой-то момент вздрогнул в ответ на судорожную дрожь, привстал, прижимая пальцы к влажным губам, глотнул с усилием. Из приоткрытого окна тянуло ночной свежестью, Фейнриэль прильнул всем телом, вслушиваясь в чужое дыхание, заглянул в глаза - так? я сделал все как надо? Теперь... хорошо?
Orsino: На сей раз удовольствие было… спокойнее, не болезненное, не мучительное; действительно удовольствие – сумасшедший мальчишка, зачем он это делает, - Фейнриэль старательный, чуть неуклюжий, по-щенячьи неловкий; Орсино давно и забыл, как это бывает, в первый… или не первый, но явно в один из первых разов. Сначала – по воле злой магии, а теперь – настояще. Хорошо, правильно. Орсино перебирал волосы, все-таки закрыл глаза, сосредоточиваясь в наслаждении; повторял шепотом – хороший мальчик. И ведь правда, так хорошо; незаслуженно, губы и пальцы, запах разгоряченного тела и губы с влажным шершавым языком – другой или другому должны были достаться, кому-то на много лет моложе и, наверное, привлекательнее. Поэтому потом, уже когда Фейнриэль заглядывал в глаза – опять по-щенячьи; Орсино обнял его, целуя в губы, и уже сейчас вместе с усталостью накрывало – «сумасшедший», в иной тональности. Ты ведь пожалеешь. Орсино целовал ученика в губы, почему-то в дрожащее веко и висок, окончательно превратил распущенные волосы в путаницу; наверное, их очень приятно расчесывать, подумалось еще. Возвращалась реальность – ночь к утру, и, кажется, за дверью пост храмовничий сменился. Орсино закрыл Фейнриэля своей мантией; тот дрожал. Нужно было что-то сказать, а слов не находилось. Орсино боялся утра; дневной свет меняет все краски. Боялся, что Фейнриэль теперь возненавидит его. Поэтому молчал… трусливо молчал.
Feinriel: Должно быть, Фейнриэль уснул на какое-то время, потому что, когда снова открыл глаза – в высоком окне увидел посветлевшее небо, еще не рассвет, эти особые, предрассветные часы, во время которых так сладко спится. Поза была неудобной, затекла неловко подвернутая рука, та, что за головой. Босые ноги заледенели, легкое дуновение сквозняка холодило спину. Орсино лежал, по-прежнему обнимая его, и кажется, так и не пошевелился, чтобы не беспокоить – укрывая своей мантией, как мог, берег от ночной прохлады. Сейчас глаза наставника были закрыты, со смягченными предрассветными сумерками чертами, он казался совсем юным, не таким уставшим, как обычно. «Он же красивый», - вдруг подумал Фейнриэль, обмирая. И, словно зачарованный, разглядывал его лицо, запоминая, зарисовывая каждую черточку – тонкие губы, неожиданно длинные ресницы, мягкий очерк скул, серебристая прядь безнадежно растрепанных волос – днем всегда уложенных в гладкую прическу, - касается щеки. Сдерживая дыхание, он смотрел на шею Первого чародея, чуть пониже ключицы темнела отметина, оставленная его, фейнриэлевыми нетерпеливыми поцелуями. Захотелось снова прижаться к ней губами, но юноша побоялся неосторожным движением разбудить Орсино, и вот тогда – все. «Все». А ведь и правда – все. Захолонуло сердце, во рту появилась свинцовая горечь – ведь и правда, вот закончилась ночь, и с ней ушло безумие, толкнувшее их в объятия друг другу. «Ведь это же я его заставил». Мысль пришла чистая, отчетливая, в неприкрытой наготе истины. Он кругом виноват. Никто никогда не слышал, чтобы Первый чародей интересовался мужчинами… ладно, интересовался хоть кем-то, а он – почему вдруг он? Юность самонадеянна, но Фейнриэль давно уже не ребенок, а перенесенные невзгоды сделали его старше, поэтому на этот вопрос ответ нашелся очень быстро. Потому что первый сделал шаг, поцеловал, и не отпускал, пока Орсино не ответил ему, даже не давая возможности отстранить его, не отпускал, он хотел, а Орсино лишь не отталкивал, покорно поддаваясь напору, как то дерево, что гнется, но не ломается – знал, боялся, что оттолкни он Фейнриэля – и тот не выдержит, сломается сам. И – о, Создатель, надо было остановиться. Да, Орсино старше и опытней, но… но как он мог? Он не должен был целовать своего учителя, даже обнять его – и то было неправильно. Да, он не знал, к чему это приведет, но наверное, мог бы… И вдруг понял – не мог. Отказаться от всего, что между ними произошло – нет, никогда. Даже если сейчас рот заполняет вязкая горечь, от осознания своей вины и самонадеянности краской стыда горят щеки, даже если Орсино прогонит его прочь, не захочет больше обучать, не захочет никогда видеть, не обнимет больше, не коснется волос, не поцелует… Каждое событие этой ночи, каждое касание, каждый вздох, стон, поцелуй – все отпечаталось в сознании, будто выжженное каленым железом. Фейнриэль осторожно привстал на локте, пытаясь не потревожить наставника, отыскивая взглядом свою одежду, а перед внутренним взором проносились картины их ночи… и это было прекрасно и невыносимо одновременно. Может быть, стоит попросить прощения. Может быть… промолчать. Может быть, спросить что им делать дальше… «Нет никаких «мы» - напомнил себе Фейнриэль. Горько и невыносимо. Сейчас надо одеться, хотя бы немного пригладить волосы – шатающийся по коридорам Каземат в предрассветную рань ученик в смятой мантии, с растрепанными волосами и сухими распухшими от поцелуев губами – торопливо облизнувшись, Фейнриэль отметил пару трещинок, - только до первого храмовничьего поста. И да, вдруг вспомнил он – дверь кабинета магически запечатана, открыть может только Орсино, а он… Может быть, окно? Мысль была отметена как еще более безумная. В комнате было холодно, а еще отчаянно захотелось в уборную. Фейнриэль поежился, раздумывая, как бы ему половчее отстраниться, не разбудив… как вдруг заметил, что Первый чародей уже не спит. Чуть улыбнувшись, машинально – и, должно быть, до чего жалко выглядит эта улыбка! - Доброе… утро, - прошептал он.
Orsino: Фейнриэль дремал, и это дало время Орсино подумать. Что делать дальше? Открыть дверь, виновато расползтись по углам – ежедневные заботы помогут не думать до вечера, а если попытаться в кое-то веки разобрать всю бумажную лавину, скопившуюся на столе, то и до ночи хватит, и не на одну ночь. Не думать, делать вид, будто ничего не произошло. Он все равно должен обучать Фейнриэля. Мораль, стыд, чувство вины – все это прекрасно на проповедях в церкви, однако речь идет о жизни и смерти. Фейнриэля *нужно* обучать, никто другой в Киркволле это сделать не может, о Тевинтере и речи не шло – было бы просто трусостью и низостью отправить его теперь. Итак, обучение будет продолжаться. Наверное, во второй и третий раз (четвертый, пятый…) подобного побочного эффекта не случится. Или случится. Если так, то… Он сглотнул, а потом почувствовал, что парень проснулся и смотрит на него. - Доброе утро, - отозвался на приветствие. Утро, строго говоря, добрым не было. Голова была тяжелой, словно от похмелья, и вообще тело ненавязчиво напомнило, что экстремальная магия и бурные ночи хороши, когда тебе двадцать, а не дважды по двадцать. Что противнее всего, «вылечить» магически подобное состояние было нельзя, само пройдет, не смертельно. Орсино слегка поморщился, а затем улыбнулся Фейнриэлю: - Одевайся, - и указал на маленькую внутреннюю дверь, - Умывальник и все остальное там. Пол был холодный и твердый. Орсино коснулся зацелованных распухших губ. Указательным пальцем, потом бегло – губами. Проще всего, просто не делать великого события. Что было – то было, что случилось… ни единая магия не способна оборачивать время вспять. Впрочем, Орсино не был уверен, что хотел изменить этот кусочек прошлого. На стене тикали массивные деревянные часы с орлейской птицей, долженствующей изображать соловья, но по мнению Орсино больше смахивающей на мелкую ворону. Пять утра. В шесть подъем, в семь – завтрак… Снял заклинание с двери. Конечно, сунься храмовники – подозрительно, чего тут первый чародей и ученик делали, явно всю ночь, но… слава Андрасте, ребята на постах обычно выполняют свои обязанности «от сих до сих», а вламываться в личное пространство не входит в инструкции. - Думаю… тебе не нужно возвращаться в комнаты учеников. Если хочешь, можешь поспать на кушетке, хотя она не особенно удобна. После завтрака пойдешь к себе, и не беспокойся насчет пропущенных сегодняшних лекций. В отличие от Фейнриэля, Орсино такой роскоши позволить себе не мог. Сейчас нужно будет привести себя в порядок, и может быть, доза веретенковой настойки хотя бы синяки под глазами меньше сделает. А Фейнриэль был свеж и прекрасен, еще прекраснее, чем накануне. Орсино отвел взгляд.
Feinriel: Подчиняясь беспрекословно, Фейнриэль подхватил мантию, обернул вокруг бедер, белье прижал к груди – смущенно, неловко, - направился к внутренней двери, - не очень-то, конечно, пристойно сверкать голыми ногами и всем остальным перед Первым чародеем, но не одеваться же у него на глазах. На ровном месте, как всегда некстати, подвернулась лодыжка, и он едва не упал. Покраснел по уши, дохромал все-таки куда надо. Лопатки щекотали длинные волосы – он не привык так ходить, распустив патлы, как девчонка, даже на ночь заплетал косу. В маленькой комнатке, закрыв за собой дверь, без сил привалился к косяку. А потом в зеркале увидел себя и оторопел. Потому что этого юношу он не знал. Розовые губы, волосы ниже ключиц, смягчающие тяжеловатый подбородок, и глаза, обычно безмятежной зелени, сейчас темные, глубокие. И взгляд… взгляд определенно изменился. Но, несмотря на побаливающие плечи и тяжесть в голове, на лице никаких следов бессонной ночи. Он занимался любовью. О, Создатель. Он. Занимался. Любовью. Несмотря на тяжесть в груди, так никуда и не ушедшую, Фейнриэль улыбнулся, упоенно разглядывая в зеркале себя нового, провел кончиками пальцев по шее, ключицам – о, Орсино целовал осторожно, нигде ни одной отметины, не то, что он - и юноше снова стало стыдно за свою неловкость. Мысль об Орсино подстегнула – наверняка он ждет, пока Фейнриэль покинет уборную, а он тут залюбовался собой… Торопливо сделав свои дела и плеснув в лицо холодной воды, Фейнриэль взял костяной гребень, лежащий на полочке у зеркала, сделал попытку расчесать волосы. В зубьях застрял серебристый волос, и юноша снова застыл, разглядывая его, словно величайшее в мире сокровище. Почти тут же встряхнул головой, провел гребнем по светлым прядям, раз, другой… Отчаянно спутанные, они поддавались с трудом, тем более что Фейнриэль торопился, стараясь и успеть поскорее и не выдирать клочьями. Наконец, решив, что попытка увенчалась успехом, он положил гребень на место и потянулся собрать волосы, как обычно, в высокий хвост… и обнаружил, что забыл ремешок в кабинете, на полу. Снова нахлынуло – на ковре, там, где они целовались до одури, до трещин на губах. Хватит. Сколько же можно. Из комнатки Фейнриэль вышел, стараясь не слишком шуметь, будто боясь потревожить хрупкую тишину утра – а Орсино уже стоял у окна, заложив руки за спину, и смотрел во двор. Уже застегнут на все пуговицы, глухой ворот мантии под самый подбородок. Узкая полоска кожи над воротником… Фейнриэль торопливо отвел взгляд – да что же с ним такое происходит? Ремешок, которым он связывал волосы, лежал на столе Первого чародея, должно быть, тот поднял его, пока ученик находился в другой комнате. И снова накатило – до дрожи в коленях, до слабости в кончиках пальцев. Пока Фейнриэль разглядывал стол, Орсино уже скрылся за маленькой дверью. Значит, на занятия можно не идти. Можно поспать на кушетке до завтрака… вряд ли он уснет, конечно. Юноша опустился на узкий диван, потер лицо руками, и едва не застонал – мантия, ладони, даже волосы - все еще хранили запах тела Орсино. Невероятно. Безотчетно улыбаясь, он прилег, не отнимая ладоней от лица, и прикрыл глаза. В следующую минуту Фейнриэль уже крепко спал.
Orsino: Это был почти рефлекс: застегнуться на все пуговицы, на полсотни крючков мантии – по хорошему, того, кто придумал фасон мантии первого чародея надо было приговорить к пожизненному ее ношению, - но Орсино устраивало. Плотная ткань защищала. Делала его настоящим главой магов, не оставляла открытой кожи – даже руки закрыты перчатками, кроме пальцев, одежда-крепость. При желании, лицо тоже можно закрыть капюшоном. Проводил Фейнриэля взглядом и отвернулся. Поднимал с пола какие-то листы бумаги, возвращал кабинету официальный, унылый и приличный вид. …Глотнул из горла бренди, прежде, чем убрать бутылку. Орсино уже решил, что делать. Просто жить дальше. С Фейнриэлем поговорит, но позже (о, это трусливое «закрой глаза и притворись, что ничего не происходит», но Орсино считал, что иногда это лучшая тактика). Сейчас не хватало только мучить вымотанного мальчишку «разговорами»… да и вообще, надо ли? Из окна вид открывался неважный. На внутренний двор – утреннее построение храмовников, сонные лица и глухие выкрики, грохот сапог и доспехов, на фигуры согбенных бронзовых рабов. Орсино терпеть не мог смотреть в окно, а теперь изучал и храмовников, и рабов. Он думал о Фейнриэле, о том, как тот умывается - голый мальчишка в его, Орсино, ванной комнате, если бы еще вчера кто сказал – Орсино только фыркнул бы. Да и не сказали бы. О нем ползло тысяча и сто слухов, только ничего подобного. Он всегда выдерживал дистанцию, хотя порой и обнаруживал возле комнаты «заблудившихся» старших учениц – неизменно вежливо выпроваживал. Он не заставлял Фейнриэля. Только связал себя и его заклятием взаимного проникновения – вполне можно было догадаться, что для гиперсексуального подростка «побочные эффекты» проявятся там, где проявились. Впору рассмеяться, если бы не отстраненная заторможенность – сотня деталей за окном и монотонное тиканье часов в кабинете. Фейнриэль вернулся молча, Орсино бегло улыбнулся – отдыхай. Холодная вода и зелья приведут и его в порядок. Что ж, болезненный вид первого чародея другие маги уже привыкли списывать на очередные размолвки с храмовниками; никто не удивится. …волосы расчесал, а не собрал, - вот о чем Орсино подумал, когда вернулся (в зеркале, на его удивление, особенных ужасов Тени не показали, и на том спасибо). Наверное, это неудобно, все время удерживать волосы заплетенными, не давая им свободы. Он не удержался, прикоснулся к золотистым нитям. Спящий юноша не проснулся. «У меня есть пара часов до занятий. Приготовить бодрящее зелье… и идти на лекции».
Feinriel: На завтрак Фейнриэль так и не пошел. Бродил по коридорам второго этажа, поднялся к библиотеке, спустился на первый этаж - не было желания оказаться в толпе галдящей ребятни. Когда все разбрелись на занятия - отправился в купальни для учеников, и там сидел в воде, обхватив колени, пока окончательно не замерз, после чего вытерся и отправился в свою комнату. Один раз его остановила чародейка из старших, спросила, отчего он не на лекциях. Фейнриэль равнодушно ответил, глядя куда-то мимо магессы, что он плохо себя чувствует, и Первый чародей на сегодня освободил его от занятий. Видимо, вид у него был при этом достаточно неважный, и преподаватель отстала, спросив напоследок, не помочь ли ему добраться до комнаты. В своей комнатушке Фейнриэль упал на кровать и лежал какое-то время, глядя в пространство. Думать не хотелось, при попытке осмыслить события прошлой ночи пришла вялая мысль: "Демон. Я победил демона". Радости не было. То есть... конечно, он рад. Должен быть рад. Но ведь сказал же Орсино, что в следующий раз может быть другой демон... Орсино. Фейнриэль скрипнул зубами, перевернулся на живот, уткнулся лицом в подушку. Стыдно, кошмарно стыдно. И - будь проклята память, - перед глазами снова все те же картины. Пытался подремать, ничего не вышло. Пытался отвлечься, достав книгу по истории Империи - позавчера специально же взял в библиотеке, наивно надеясь отыскать хоть какие-то упоминания о сновидцах, но так и просидел над одной страницей Создатель знает сколько, - подперев подбородок руками и уставившись в пространство. Попытался дописать начатую работу по целительной магии, оставалось только переписать начисто и добавить заключение - слишком сильно надавил на перо и сломал его, а после перевернул чернильницу на пергамент. После обеда заглянула Бетани, удивилась, увидев его без обычной прически, спросила о причине. Фейнриэль ответил, что обронил где-то ремешок, а нового пока не нашел... да и решил наконец поддаться на уговоры подруги - ты ведь хотела, чтобы я носил волосы распущенными? Довольная, Бетани чмокнула его в щеку, растрепала волосы и убежала - ей надо было проводить занятия у малышни. Недовольно хмурясь, Фейнриэль убрал пряди за уши - было ужасно непривычно и неудобно. К ужину все-таки пришлось выбраться из комнаты - голода Фейнриэль по-прежнему не чувствовал, но начала кружиться голова и бурчать желудок. В обеденном зале по обыкновению забрался в угол - радуясь, что почти не общается со своими сверстниками, торопливо сжевал свою порцию, не чувствуя вкуса, и убрался обратно в комнату, самому себе напоминая загнанного зверька. Света зажигать не стал: самые невинные детали, вроде свечей и смятой бумаги на столе напоминали о недавнем "занятии". Лежал какое-то время, глядя в потолок, а затем провалился в первый с того времени, как начали сниться кошмары, сон без сновидений. Следующий день начинался как обычно - завтрак, лекции, задания, обед... Фейнриэль так и не нашел нового ремешка, чтобы завязать волосы, постоянно теребил их, убирая от лица за уши, а они лезли в глаза, - он снова отводил их ладонью, злился... По крайней мере это отвлекало от невеселых мыслей. Вообще, как оказалось, "не думать" было проще всего. Правда, все силы уходили на то, чтобы не думать, а на то, чтобы что-то делать, оставалось всего ничего. Потому Фейнриэль передвигался, как шарнирная кукла из фарфора - не разбиться бы. А потом снова явилась Бетани, только уже с посланием от Первого чародея. Вот тут фарфоровая кукла разбилась вдребезги, хрупкое равновесие *не-думать* полетело к черту, взбесившимися лошадьми понеслись вскачь мысли. Орсино приглашал зайти вечером, "в то же время", как сказала Бетани, "продолжить занятия". Фейнриэль не удержался, спросил, не выглядел ли Первый чародей... странно, передавая сообщение? Бетани пожала плечами - нет, все как обычно, а что? "Ничего, ничего" - поторопился ответить Фейнриэль, решая одну очень важную проблему: как дожить до вечера. До "того же времени" оставалось около получаса, а он уже стоял под дверью кабинета Первого чародея, не решаясь постучать, чувствуя себя полным идиотом. Должно быть, вид у него был довольно-таки жалкий, один из молодых храмовников, стоящих на посту, вдруг ободряюще улыбнулся и подмигнул - мол, не дрейфь, пацан. Фейнриэль криво улыбнулся в ответ и все-таки постучал в дверь.
Orsino: За тот день дважды осведомились – как он себя чувствует, трижды – не случилось ли неприятностей. Шушукались за спиной (Орсино слышал прекрасно, но сплетни не имели отношения к правде: маги привыкли, что если первый чародей выглядит «краше на погребальный костер кладут», это к очередным общемаговским неприятностям). Он успокаивал кого мог – нездоровится просто. Полуправда. Даже целитель неспособен вылечить *любую* болезнь. Такую, как болезненное, словно проникающее ранение в живот, чувство вины. В первой половине еще легче было. Орсино задремал в кресле, завтрак проспал, первую лекцию свою – тоже едва не проспал, и чуть не опоздал. Сосредоточиться на теории контроля температурных потоков еще получилось, а вот практическое занятие отменил – и ученики (галдящая мелюзга лет по двенадцать-тринадцать) со счастливыми воплями разбежалась прочь. В тишине пустой классной комнаты – все те же решетки, полумрак даже в полдень и каменный холодок, не *думать* было куда труднее. Новые доводы… нет никаких новых доводов. Фейнриэля нужно обучать. «Видит Создатель, я боялся куда худшего. Я готовился к атаке демонов, к возможной попытке разорвать Завесу, к одержимости даже… то, что произошло не так ужасно по сравнению с..» Он понял, что говорит вслух. С собой разговаривает, а эхо долго перескакивает с камня на камень, теряясь между трещин. Ничего страшного не случилось. Ничего непоправимого не случилось. За магию крови платят цену в разы более страшную, а последствия иных заклятий – каннибализм, отторжение собственной кожи или внутренних органов; одержимость и безумие – «на слуху», всякий знает. Если рассуждать так, все просто отлично… тогда почему Орсино настолько тоскливо? Словно и впрямь, заправским магом крови – подчинил себе юношу, заставил… Создатель, нет, не заставил. - Я не заставлял его, - прошептал Орсино собственному посоху. Драконьи головы равнодушно смотрели в сторону. Им было все равно. Бессонная ночь свое взяла: никаких кошмаров и никакого чувства вины даже (за исключением беглой мысли уже когда касалась голова подушки – неплохо бы поработать еще, документы сами себя не разберут). И утром все по-старому… Настолько, что после обеда Орсино нашел Бетани и передал записку для Фейнриэля. Пусть приходит вечером. На сей раз приготовил даже печенье – а то в прошлый раз только бренди глотали. Смутился – не выглядит ли двусмысленно? - и пожал плечами, какая разница. «Я. Должен. Обучать. Его». Одновременно Орсино понимал, что связь-то двухсторонняя, и вполне вероятно, Фейнриэль мог решить, будто действительно чувствует нечто к учителю. Отталкивать и пытаться объяснить? Жестоко. - Заходи, - открыл дверь и, как прошлый раз, тут же захлопнул заклинанием. Поговорить, рассказать – почти как малышу «откуда дети берутся»? Ничего смешного, техника безопасности при использовании опасных заклинаний. - Добрый вечер. Печенье было свежим. Орсино жестом предложил Фейнриэлю – бери. Выглядеть серьезным, держать дистанцию? Что в таких случаях делают? Нет, если бы он женщину на свидание приглашал, то поцеловать… о Андрасте, о чем он думает… - Как ты? – сделал пасс, проверяя физическое состояние парня, бегло коснулся лба и чуть не отдернулся. «Спокойно». – Не самое… легкое заклинание, верно? Если какие-то негативные симптомы, лучше скажи сразу. Орсино уточнил, глядя в глаза Фейнриэлю: - Негативные – это боль, тошнота, слабость. Что-то наподобие.
Feinriel: Боль? Да, пожалуй. Эти два дня ныло за грудиной – оттого, как вдруг понял Фейнриэль, что и не видеть нельзя и видеть оказалось невыносимо. Или точнее, не видеть, а не иметь возможности что-то сделать, как-то разбить стену, что вдруг появилась между ними. Раньше он и не подумал бы вздрогнуть, реши учитель поинтересоваться его самочувствием. Тошнота? Может быть. Внутри все сжимается в тугой комок, так что дышать трудно. Слабость? Да. Прикосновение прохладных пальцев – единственный участок тела Орсино, не защищенный плотной тканью мантии, кроме лица, - отзывается дрожью в коленях, такой, что кажется, сейчас он просто осядет на пол. Фейнриэль опустил глаза – тот же ковер, неброский рисунок коричневого по темно-синему. И Орсино ведет себя по-прежнему, почти так же, как раньше, до их «углубленных занятий». Почти, но не совсем. Фейнриэль чувствовал, как нить, связывавшая их разумы, трепещет от напряжения, чувствовал за кажущимся спокойствием Первого чародея тревогу, беспокойство, и… нет, желаемое за действительное он принимать не будет. Хватит глупостей. А что до перечисленных симптомов – наверняка они отношения к заклинанию не имеют. Конечно же, не имеют. Прежде чем ответить, Фейнриэль потянулся за печеньем, отломил кусочек, положил в рот. Песочное. Сладкое. Его любимое. Горло сдавил спазм, и пришлось откашляться, чтобы ответить. - Я в порядке, - хрипло, - Ничего такого со мной не происходит, мессир. Вдох сквозь сжатые зубы, воздуха не хватает. Создатель, почему он стоит так близко. - Мне снова… идти в Тень? – не слыша сам себя. – Скажите, что я должен делать.
Orsino: Это просто нужно выдержать. Вот взгляд, например. Орсино аж в жар бросило, хотя кабинет у него был холодный, хоть согревающие чары поддерживай круглосуточно. Взгляд такой… как рыболовный крючок, зацепит и оставит тонкие глубокие раны, и вытащит на белый свет все то, что пытаешься спрятать. Глупо пытаться. Ментальная связь должна была исчезнуть за двое суток, но никуда особенно не делась. Может быть, Фейнриэль не хотел ее отпускать? Или они оба? Магия - не гномьи счеты, два золотых да два золотых всегда четыре, хоть во дворце, хоть в Клоаке; от эмоций и порывов души чары зависят куда в большей степени, чем от правильной формулировки. Поэтому настоящие малефикары не были «злодеями» – зато купировали себе всяческие эмоции, подобно тому, как охотничьим собакам купируют длинные хвосты. Нельзя, опасно. К печенью был чай. Который остыл уже; Орсино протянул Фейнриэлю чашку, нагревая в собственной руке. Чай быстро покрылся паром. «Нужно учить его дальше», - сколько раз напоминал? И еще напомнит, соблазн бросить все и сделать вид – забыли слишком велик. «Мессир». Официальное обращение – еще один крючок. Больно. Не до криков, но передернуться – вполне хватает. Больно. Фейнриэль выглядел строго и официально, со своей этой заплетенной косичкой, аккуратной мантией и обращениями. «Что ты должен делать… если бы я действительно знал». - Второй раз подряд идти в Тень опасно, - Орсино вздохнул. – Как твои кошмары? Ночью спал спокойно? Умалчивать насчет главной «небольшой проблемы» тоже было нельзя: - Ментальная связь, которая у нас образовалась... Фейнриэль, боюсь, она не разорвется, пока ты полностью не научишься владеть Тенью и снами. Орсино пожал плечами, и заставил себя смотреть в глаза ученику: - Я скажу одно: это опасная штука, и могло быть куда хуже. То, что произошло, и то, что происходит в любом случае не твоя вина. Стыдиться нечего. На словах это звучало убедительно. А голос, конечно же, сорвался – потому что между фейнриэлевых ключиц легло темное перышко тени, и Орсино несколько секунд ни о чем, кроме ямки и фарфорово-светлой кожи не думал. «Будет нелегко… да».
Feinriel: "Не твоя вина". Такие советы хороши, когда даешь их другому, но пытаешься примерить на себя - и терпишь неудачу. Фейнриэль ухватился за чашку, как за спасительную соломинку - Первый чародей передал чай и тут же убрал пальцы, как будто боялся лишний раз прикоснуться. Пока в руках горячий напиток, можно сконцентрироваться на том, чтобы не уронить, - это должно помочь не думать о другом. Значит, ментальная связь не исчезнет. Значит, придется как-то жить с этой тяжестью на сердце, и быть может, очень долго - в таком состоянии оказаться в Тени было бы равносильно самоубийству, сил для встречи с демоном Фейнриэль в себе не чувствовал. Глоток обжигающе-горячего чая - обжег язык, поморщился, - паника, в голове - полная сумятица, разброд, сотни мыслей и ни одной здравой. О, пресветлая Андрасте, разве же он думал хоть когда-нибудь, что будет сходить с ума, как какая-нибудь девчонка-магесса, провожающая обожающим взглядом своего учителя? Да, он всегда восхищался Орсино. Да, может быть, был даже немного влюблен - влюбленность, рожденная из преклонения перед тем, кто старше, мудрее, опытнее тебя. Но так, чтобы... до дрожи, до покалывания в пальцах, до того, что голос срывается... Знать о том, что виновата в этом магия - утешение небольшое. Фантомная боль не стихнет, если ты будешь знать, что она существует лишь в твоей голове. - Я не видел снов, - четко выговаривая слова, обдумывая каждую фразу. - С тех пор, как кошмары начали сниться, такого не было ни разу. И мне... "Плохо" - ...трудно сосредоточиться. "Потому что я все время думаю о той ночи" - Я понимаю, нам нельзя... "Быть вместе, хотя бы пока держится эта связь" - Может быть, есть способ с этим справиться? Обжигающе-горячий чай, даже кольцо на указательном пальце нагрелось, а пальцы по-прежнему ледяные. Фейнриэль понимал, что его неуклюжие попытки выяснить, что же все-таки ему делать, выглядят, как мольба, но ничего не мог с собой поделать. "Вы чувствуете то же самое, что и я, Первый чародей?" - Как у вас это получается? Справляться? "Потому что мне так долго не выдержать..."
Orsino: По-хорошему, им бы не видеться какое-то время. Беда в том, что Орсино не был уверен в эффективности – а из целительского опыта знал, что невылеченная болезнь превращается в хроническую, и здесь уже хоть всех добрых духов Тени призывай – без толку. Как «лечить» то, что с ними происходит? И надо ли «лечить», может быть, пройдет само? - Не буду говорить тебе «не нервничать» или что-то похожее, - Орсино уставился в собственную чашку с чаем. Была у него привычка, подогревать, пока вкусный напиток не превращался в выкипевшую водичку, редкостную гадость. Проявлялась эта привычка, когда о чем-то думал, спохватывался… и снова. Фейнриэль смотрел в свою, словно надеялся обнаружить там универсальное лекарство от их странной «болезни». Потом еще кивал. Без снов Фейнриэль спал, это хорошо. По иронии, заклинание и обучение – первый урок, во всяком случае, - оказался вполне успешен. - Фейнриэль. Это хорошо, что не было кошмаров. Это означает, что у нас получилось, - Орсино надеялся, что звучит ободряюще. Ну правда, это ведь *хорошая* новость! – И получится дальше. Все получится. Орсино запнулся. Хороший вопрос, мальчик. Как справляется он сам? Плохо справляется, даже сейчас приходится не-смотреть на Фейнриэля, обрубать любые… фантазии – напряженные мышцы под мантией, наверняка, капелька пота на спине; если Фейнриэль еще и к волосам прикоснется, Орсино точно не выдержит… Магия, просто темная магия; это-не-со-мной. Орсино никогда не привлекали ни мужчины, ни юноши. В его возрасте поздно менять предпочтения, не так ли? «А вот Фейнриэль…» - Это должно пройти, - решительно, не допуская сомнений. – Да, мне тоже… нелегко, ты знаешь, - короткий вздох. – Можно применять какие-то настойки, успокаивающие настойки. Но это и ослабит необходимую связь. Орсино поставил на стол опять остывшую чашку. - Или позволить быть тому, что есть. Только, Фейнриэль, помни: это просто магия. Понимаешь? Магия, с которой трудно справиться, но не… «Не влюбленность и не страсть». Вслух не договорил. Слишком жестоко.
Feinriel: Стук опущенной на стол чашки – как будто поставлена точка над «и». Орсино не договорил, но Фейнриэль угадал без слов, почувствовал по нарочито безразличному тону – то, что с ними происходит, это магия, безумие, но не более того. И хуже всего то, что какая-то часть Фейнриэля, возликовав, встрепенулась, крича – «да, и мне этого достаточно!», - потому что в этом жесте ему почудилось не одобрение, нет. Но смирение с ситуацией, в которой они оказались. Теперь можно. Только помни, что ты – не любишь, тебя – не любят. Так легко оказалось свалить все на магию, клятые «побочные эффекты», это они виновны в том, что Фейнриэль и Орсино оказались в невольных заложниках своих же собственных способностей. Отпустить бесплодные метания. Позволить себе плыть по течению. И наконец сделать то, что хочется. Фейнриэль осторожно поставил чашку на стол рядом с чашкой Орсино – испугался, что выронит из дрожащих пальцев хрупкий фарфор. Первый чародей стоял так близко, что сделай он только шаг… мысли путались, собственное частое дыхание казалось оглушающее громким. Фейнриэль подался вперед, всего на полшага – и остановился. Так близко, головокружительно близко – опущенная рука, - совсем рядом с его собственной кистью, пальцы в прорезях перчаток едва заметно вздрагивают. Они одного роста, - Фейнриэль мог, если бы захотел, посмотреть в глаза Орсино, - но слишком боялся. Вдруг он неправильно понял слова Первого чародея? Поэтому – до рези в глазах, - вглядываться в ровные стежки вышивки на вороте мантии и плечах, - скромное украшение, хоть и золотой нитью. И лицо Орсино совсем рядом – только поверни голову и их щеки соприкоснутся, - даже тепло чувствуется, и едва слышное прерывистое, тщательно сдерживаемое дыхание. И опять занемели губы. Медленно текли секунды, затейливые часы на стене по капле отмеряли уходящее время, и – Создатель, как же глупо, должно быть, выглядит его порыв! Но отстраниться нет сил, можно только надеяться на то, что Орсино знает - «вы же сами сказали, что понимаете», молиться без слов – пожалуйста. Еще хотя бы раз.
Orsino: Потом это будут сухие строчки. Что-то наподобие: «при использовании заклятия Соединенного разума, могут возникать эффекты, такие как…» - можно обозвать, например «сильным телесным влечением», или «симптоматикой, сходной с влюбленностью»; все равно, что назвать Урну Андрасте – «могилой сожженной женщины». Орсино ведь обещал своему «знакомцу» полный отчет (тот был недоволен тем, что живого сновидца так и не получит в руки). Утаивать тут нечего. Для магии – ничего святого, секс – всего лишь ментально-физическое проявление. Фейнриэлю об этом тяжело думать, пожалуй. В его возрасте вообще считаешь, что каждое свидание важнее Истязаний, а за поцелуй симпатичной девочки готов демона Гордыни на поединок вызвать. Вот только Орсино – не девочка… Фейнриэль не останется прежним после этих «занятий». Орсино предполагал последствием – цинизм, например, «любовь? Какая, к драконам, любовь еще!» Жестоко, но, может, к лучшему. Магам нельзя любить. Семью заводить – не рекомендуется, детей – и вовсе всегда в другой Круг забирают, даже если без способностей рождается, не выпускают – проявиться дар-проклятье в любом возрасте может. Учитель и ученик – только учитель и ученик. А обучение может быть разным. Это… тоже обучение. - Не надо бороться с собой, - Орсино мягко перехватил нерешительно протянутую – недо-протянутую, где-то на полпути застрявшую ладонь Фейнриэля. Аж искрами побежало – от кожи к кожи, в прямом смысле искрами, рыжими такими, у кошек по спине еще «щелкает» похоже. Прикоснулся своей-его, сжатыми ладонями к подбородку Фейнриэля; часто задышал - нет смысла притворяться, полуприкрыв глаза проговорил: - …не надо. Бороться. Иначе продолжить не получится. Надо продолжить. Мы победим кошмары. Ты победишь. «Делай все, что хочешь – ты знаешь, я тоже этого хочу, не могу не хотеть. В своем роде, уникальный эффект… запечатлеть бы в каком-нибудь зелье или амулете – и хоть продавай пожилым парам, мечтающим вернуть страсть».
Feinriel: Больно. Создатель сохрани, как же больно. Осознание этого накрыло Фейнриэля, когда он, отняв ладонь Орсино от своей щеки, целовал пальцы – по одному, - касался губами ладони, затянутой в ткань перчатки. Больно и горько так, что в уголках глаз появились слезы – ну зачем так, ты ведь знал, на что идешь. Слышал правильные, хоть и жесткие слова, но не хотел слышать. Только магия, не больше. И продолжать – больно, и не продолжить – невыносимо. Все еще не поднимая глаз, прижался, уткнулся носом в шею, под самым ухом, задышал прерывисто – глупая, смешная надежда, что он сможет переломить ситуацию, сможет заставить Орсино осознать… а что, демон побери, осознать? Что он нужен? Неправда, Фейнриэль для него всего лишь ученик – да, с особыми способностями, но все-таки один из многих. А что насчет него? Разве в самых смелых мечтах хоть раз он мог бы предположить, что захочет близости с Орсино? Это все равно, что желать Невесту Создателя… Бессмысленные, глупые мысли. А магия – пульсация в висках, искрами по коже, волнами энергии – от корней волос до кончиков пальцев. И снова нарастает желание – темное, беспощадное… но не безличное, нет. Фейнриэль поднял руки к волосам, развязал шнурок, распустил по плечам светлые пряди. Пусть будет как будет. Расстегнул мантию, повел плечами – она соскользнула вниз, улеглась у ног; приложил к своей груди, к бешено колотящемуся сердцу, ладонь Орсино – все еще в перчатке. Касание плотной ткани к обнаженной коже было… странным, но вовсе не неприятным. А затем потянулся за поцелуем – прикрыл глаза, растворяясь в ощущениях, стараясь не думать. Потом будет легче. Должно быть легче.
Orsino: Этот взгляд! Не просто вожделение, не просто страсть. Куда проще было бы, пойми Фейнриэль все так, как оно есть – и отнесись соответствующе, но нет, заклинание затронуло не только тела, разум тоже… Вот опять Орсино *оправдывался* - «всего-лишь-магия». Все эти часы, дни, только и делал, что оправдывался. Иначе было бы омерзительно, куда омерзительнее, чем самый кровавый ритуал – взять чужую судьбу и сломать, вроде яблоко зеленое надкусить и выбросить – кислое. Андрасте знала, Орсино не хотел этого. Андрасте и Создатель знали, но знал ли Фейнриэль? Даже теперь, когда сказали напрямую? Уткнулся в шею, дыхание соприкасалось с чувствительной мочкой уха; уже от этого Орсино зажмурился, теряя самообладание, хотелось сорвать с себя одежду, запутаться, словно в прошлый раз в прихотливых застежках, торопиться, едва не ломая ногти. Искрило теперь в волосах, в мышцах спины, постепенно энергия спускалась вниз. Фейнриэль сдался. Сдался – в этом жесте, рассыпанные волосы; и когда Орсино открыл глаза, то даже зажмурился снова. Будто не было ничего, никаких пары дней и разговора. «Делай то, что нужно. Делай то, что не можешь не делать». И раздевался дальше, обреченный… почему обреченный; Орсино хотелось встряхнуть его – могло быть хуже, мне рассказать, как *другие* платят за магию крови – чтобы ты понял, нам повезло, очень повезло… Ах да, то самое объяснение, которым утешал себя столько времени. Утешил. Убедил. Себя. Перчатка закрывала руку и мешала. Орсино сдернул перчатки, открывая сначала ладони, и только потом - от горла и ниже, - снял остальную одежду. Фейнриэль уже ведь ждал его. Нельзя было заставлять ждать дольше.
Feinriel: Орсино был нежен. Ошеломляюще, невероятно нежен. Предупреждал любое желание, даже не высказанное вслух, подхватывал любые касания, словно читал мысли. Трудно было представить, что за всем этим не стоит никаких, ровно никаких чувств. Если связь действительно двусторонняя, то Орсино должен точно так же сходить с ума от желания… но да, а если желание и чувства это разные вещи? Не для Фейнриэля – он как щенок, выпрашивал ласку, рад был любому вниманию; но для того, у кого влюбленность означало бы не только счастье, но и новые проблемы. Фейнриэль устал копаться в себе, просто плыл по течению; как заводная игрушка, что продают гномы – поверни ключик и она задвигается, - отзывался на поцелуи, делал что подсказывало тело. И да, Орсино был нежен с ним. Потом Фейнриэль лежал на узком диванчике, глядя в пространство сквозь спутанную пелену волос. Оказалось, на кушетке вполне могли поместиться двое, если, конечно, вести себя немного сдержанней, нежели вчера. Да, было очень хорошо. Но… неужели теперь всегда будет так? Заниматься любовью, чтобы снять безумное напряжение, потом идти в Тень, потом, может быть, снова заниматься любовью… Для Фейнриэля не существовало долгосрочных планов, юные хотят все что можно – сразу. Если решение – то здесь и сейчас, если чувств – то ответных, если невозможно – то рвать сразу. Фейнриэль не был уверен в том, что в его состоянии виновата лишь магия, ведь, если хорошенько подумать – он все-таки был немного увлечен наставником, а ритуал лишь сыграл роль увеличительного стекла, превратив безобидное шестиногое насекомое в гигантского ядовитого паука – к слову сказать, Фейнриэль всегда до смерти боялся пауков, - но для Первого чародея, конечно же, все было иначе. Наставник уже сидел за столом, шелестел бумагами. Словно давал понять – он занят делом, и если с «делом» Фейнриэля они уже покончили, стоило бы заняться другими. За окном уже стемнело, и Орсино зажег свечи. Наверное, ждал, пока ученик уйдет, но прежде Фейнриэль хотел выяснить одну вещь. - Первый чародей, - негромко позвал он, приподнимаясь на локте. Мантия, которой он был укрыт, соскользнула, но Фейнриэль не спешил прикрыться. Что-то в нем надломилось, и естественное побуждение прикрыть наготу уже не казалось чем-то сверх-необходимым, - вы могли бы на какое-то время разорвать нашу связь? Если почувствовать разницу – запомнить состояние «до» и «после», может быть, с этой болезненной привязанностью будет проще справиться. Простая арифметика, голые факты – магия и никаких чувств. Так, как говорил Первый чародей.
Orsino: Это было как позавчера. Ну почти – минус ошарашенное «что-вообще-происходит», теперь уже Орсино знал. Было от этого легче? Вряд ли. Зато – хорошо ведь. Достаточно хорошо, чтобы не считать гадким, неправильным или мерзким. Все, что он мог сейчас – быть с парнем ласковым, откликаться на каждое прикосновение, заставлять его откликаться на недо-поцелуй, дыхание и стон. И еще мог не пускать томительную тоску – «я люблю его!» - в душу. Не любит. Не имеет права любить. Сколько учеников в Казематах? Орсино нельзя выбирать одного, как нельзя права лишать Фейнриэля настоящей любви… если она будет, конечно. Для магов это редкость. Что ж, храмовники вообще разве в бордель заглядывают; хоть здесь преимущество. - Отдыхай, - сказал потом, укрывая его же мантией. Фейнриэль устроился на кушетке, а Орсино, словно ничего не произошло, все-таки занялся документами, которые, как известно, сами себя не разберут. Наткнулся, как назло, на жалобу – без подписи, почерк тщательно изменяли, может, левой рукой писали: мол, храмовник такой-то к девочке-магессе шестнадцатилетней приставал, непристойности говорил и полапать пытался. Орсино передернуло. Вот так со стороны и выглядит. И всегда будет выглядеть, и он меры примет – даже если эти двое просто зажимались по углам, в конце концов, отнюдь не все храмовники – чудовища. Как будто нет среди них смазливых парней, а среди магесс – романтичных дурочек, видящих в своих стражах еще и своего принца. Нельзя, непорядок, нарушение. То, что он творил с Фейнриэлем – еще хуже… хотя Фейнриэль и не станет жаловаться, конечно. Орсино едва не смял бумагу в кулаке. А тут еще Фейнриэль… даже не закрывался. Разорвать связь… не стоило бы, конечно, неизвестно что получится на другой раз. - Я могу. Но мучить парня больше нельзя. Орсино понимал. Со своей страстью он справится, не впервые сдерживать эмоции – с гневом и беспомощностью еще труднее совладать. А Фейнриэль? - Фейнриэль. Тебе все равно нужно будет учиться. И второй раз, когда ты вновь будешь готов идти в Тень, я вновь воспользуюсь этим же заклинанием, потому что ничего другого нет. С пера сползла и уродливо расплылась вместо подписи здоровенная чернильная клякса. Орсино изучал ее, избегая смотреть на ученика – только не голодный блеск, пересохшие губы. Жестоко отталкивать, но еще более жестоко – прикармливать, словно бродячего щенка, чтобы потом выбросить. - Прости за то, что так получилось.
Feinriel: Конечно, он понимал. Ничего другого просто нет – может быть, магистры подсказали бы другой метод, - на секунду мелькнула мысль, сожаление, горечь, - почему ты не решил за меня, не отослал, - незаметно начиная про себя называть Орсино на «ты». Мелькнула и погасла. Если бы знать, где упадешь – соломки бы подстелил. Есть он и ты, и болезненная, сумасшедшая привязанность. Надо понять, будет ли его так же тянуть к Орсино, когда исчезнет связь, иначе он просто сойдет с ума, и то, что за четыре года не удалось демонам, довершит всего лишь одно заклятие. Фейнриэль поднялся, накинул мантию, застегивать не стал, лишь запахнулся – чего стыдиться теперь… Босые ступни покалывал жесткий ворс ковра, все еще саднило колено – оказалось, он стер его позавчера об этот же ковер, а боли не чувствовал, вот и не залечил, а теперь на коже темный прочерк ссадины. Подошел к столу Орсино, опустился на колени у его ног. - Вы же не могли знать, - глядя в глаза, снизу вверх, - мне не за что вас прощать. Взял в ладони руку Первого чародея – без перчатки, на указательном пальце чернильное пятно, - прижался губами к ладони, закрыл глаза, поцеловал, скользнул губами к запястью, где снова зачастил пульс. Если это лишь злая магия – ему необходимо знать. - Когда снимете заклятие, поцелуйте меня, - шепотом, – и если что-то останется с моей или с вашей стороны… Мы поймем, да? Фейнриэль верил, что наставник не станет обманывать его.
Orsino: Откровенность, почти бесстыдность – только Орсино не церковник, чтобы осуждать. Отметил просто: Фейнриэль даже не одевается толком. Что это – доверие? Уверенность в собственной безопасности, защищенности, которой у самого Орсино уже много лет не было (и в одежду он буквально прятался, словно улитка в панцирь). Запахнулся хотя бы. Так… легче. Орсино нужно сосредоточиться на заклинании, понадобится вся концентрация. - Не знал. Но должен был исключить и такой риск, - вздохнул. Смысл говорить о том, что уже случилось? Орсино не хотел больше поцелуев. Не надо, зачем мучиться; сейчас все закончится, а следующий раз будет следующий – я попробую принять меры, решил Орсино, может быть, как-то ограничить ментальную связь. - Фейнриэль… «Просит поцеловать. А если после того, как закончится действие, ничего, кроме отвращения не будет испытывать?» Орсино содрогнулся. Вариант ведь очевидный: предположим, Фейнриэль с симпатией относился к наставнику, но симпатия – не то же самое, что безумный секс на полу. Симпатия легко может превратиться в омерзение. Справедливое. Что ж, даже в этом случае, Орсино будет продолжать обучать его. Любовь, ненависть, страсть, отвращение – жизнь Фейнриэля важнее. Жизнь и душа. «Усмиренные не страдают, правда?» - Поцелую, - все-таки пообещал он; и взял его руку – без ножа или каких-то предметов, одной магией слегка повреждая кожу на своем и Фейнриэля запястье. Обоих окутала розовато-перламутровая дымка. - Это только магия, Фейнриэль. А потом погасла. И Орсино осторожно коснулся губ – будто опасаясь, что Фейнриэль сейчас оттолкнет и ударит его. Имеет же право, если задуматься.
Feinriel: Когда розоватая дымка, оплетающая их запястья, развеялась, Фейнриэль прикрыл глаза, прислушиваясь к себе. Сознание в какой-то момент будто затянуло туманом, а затем это ощущение прошло. Рта коснулись губы Орсино, осторожно, почти невесомо, и Фейнриэль вдруг отчаянно захотел, чтобы время вернулось вспять, чтобы он никогда не произносил этих слов, не просил разорвать контакт. Страшно – вот сейчас перестанет действовать заклятие, и Первый чародей оттолкнет его с негодованием, или даже если не оттолкнет - равнодушный взгляд, - другой вариант, - будет хуже удара. До сего момента он целовал Фейнриэля только потому, что тот его хотел, и превращал желание во взаимное, но теперь – юноша чувствовал, как блекнет их связь, он больше не ощущает эмоций Орсино, это было как… все равно что внезапно ослепнуть или лишиться слуха. Страшась открыть глаза, встретить взгляд Первого чародея, Фейнриэль осторожно поцеловал его в ответ, сосредоточившись на ощущениях, узнавая заново. Под ладонью, которую он положил на грудь Орсино, бьется сердце, чуть чаще, чем следовало – магия – это все равно что физическая нагрузка; дыхание тоже учащено. Чуть-чуть, но все-таки. Осторожный поцелуй, будто в первый раз. Тепло щеки. Узкие губы, между ними влажный язык – Фейнриэль коснулся его кончиком своего и задрожал, потрясенно распахивая глаза, невольно сжал в пальцах застежку мантии Первого чародея, потому что понял – ничего не изменилось. О Создатель. Нет. И растерянно посмотрел в потемневшие глаза Орсино, не решаясь задать вопрос – «Что чувствуете вы?» Потому что услышать ответ боялся больше всего на свете.
Orsino: Орсино почти не прислушивался к собственным ощущениям, слишком опасался Фейнриэлева – убирайтесь, что вы со мной сделали. Заслуженно, правильно – хотя и несправедливо. Но оправдания насчет неудачных заклятий – самые скверные оправдания на свете; неудачные заклятья – само по себе преступление, едва ли не худшее, чем просто… совращение малолетних, Андрасте прости… У Фейнриэля часто билось сердце. Чары высасывали его, их обоих; капля крови из запястий слилась воедино и, вытекшая, но живая, пульсировала розоватой аурой. Фейнриэль целовался… долго. Слишком долго. Должно было уже подействовать. Должно было уже пройти. Не оттолкнул; хорошо. Или плохо? Лучше, чтобы оттолкнул? Орсино мог его заставить учиться – нравится или нет, но мне не нужен одержимый сновидец в Круге, а ты должен выжить и вытерпеть, если хочешь - ненавидь меня за это; Орсино мог быть жестоким, если не было выбора. Сжал застежку… «что это, зачем, уже ведь рассеялось». - Фейнриэль? Отстранился. Собственные ощущения… с ними потом разберется, контролировать себя может – но мог и прежде, во всяком случае, после первого «срыва». А теперь? Фейнриэль, ученик, мальчик из его Круга. О котором нужно заботиться – как о любом, впрочем; да, он требует особого внимания и особого обучения… И он красивый. Это… просто констатация факта? Орсино и прежде отмечал с какой-то тайной гордостью за свою расу, что в Фейнриэле эльфийские черты сильнее человеческих, хоть и человеческое тело. Ничего общего с желанием и страстью. Сейчас… Не знал, запутался. Неважно. Что бы ни осталось, он сумеет с этим справиться. - Как ты? – осторожно отстранился, еще удерживая ладонь; по запястьям обоих ползло по капле крови.
Feinriel: Соврать, конечно, было бы проще всего. Просто сказать, что все прошло и больше Фейнриэль ничего не чувствует. Первый чародей вздохнет с облегчением, отправит в свою комнату – можно будет забиться в угол и зализать раны. Хотя вроде бы и не случилось ничего особенного – вон, девчонки-магессы за обедом рассказывали друг другу шепотом, наверное, думали, что раз они сели в кружок и стулья сдвинули их никто не слышит; а может, нарочно - кто-то кому-то подлил приворотного зелья, а потом… ой, девочки, всю ночь! И дальше хихиканье, покрасневшие щечки, подробности – уже совсем тихо, на ушко. Все знают, откуда дети берутся, и что для этого нужно делать. Правда, не каждому удается делать такое со своим наставником. Когда Фейнриэль целовал Орсино, понимал – притяжение никуда не делось. Да, сейчас по-другому, не так остро, не так болезненно. И дышать можно, а не так – прикоснешься и искрами по коже. И усталость накатила вдруг. И еще – стыдно. Хоть сто, хоть двести раз повторял бы Орсино – стыдиться нечего, магия заставляет творить еще не такие вещи… Можно было бы соврать. Но вот Орсино бы врать ему не стал, это точно. - Я больше не чувствую нашей связи, - инстинктивно стягивая ворот мантии. Собственная нагота под накидкой показалась вопиющим бесстыдством. Наверное, стоило сначала одеться, а потом просить снять заклятие, – а в остальном… - набрав воздуху в грудь и словно с обрыва в ледяную воду, - все по-прежнему. «Я люблю вас» Ну уж нет, этого он не скажет. Лишнее. Горько, пусто и тяжко одновременно. Сколько проблем у Первого чародея из-за него одного. А ладонь по-прежнему в его руке. И тяжелая багряная капля их крови, смешавшись, сейчас соскользнет в рукав Орсино. - Простите меня.
Orsino: Орсино аж зубы стиснул, словно проглотил залпом глоток ледяной воды – не просто ледяной, а подшутил кто; старая шутка – заморозь воду ближнего своего, пока не заметил, чтобы по зубам сосулькой заскрипело. Вот и сейчас… похоже. «Зачем». Нет, не так. «Почему». Тоже неправильно. Орсино ощущал беспомощность, какую-то совершенно идиотскую растерянность – он несколько лет пытался найти причину кошмаров Фейнриэля, и с чужой помощью понял, в чем дело. Он выбрал ему «курс обучения» - и первого же неслабого, между прочим, демона отправили к Создателю. Он позволил случиться тому, что случилось, разорви связь немедленно – Фейнриэль мог не выдержать (или даже оба не выдержали бы). Но… как? Почему – «по-прежнему»? «Я не могу это исправить», - подумал Орсино; и чувство это очень напоминало то, что испытывал, когда объявляли – такие-то маги пойманы при попытке к бегству и Усмирены; правда ли пытались бежать? Или просто попались под раздачу? …только вместо злости - тоскливая горечь. «Хорошо, отлично. Парень вбил себе в голову, что влюбился, но это ведь пройдет… правда же, в его возрасте быстро проходит. Просто… заклятие или нет, сильные эмоции накладывают отпечаток». Даже убедительное объяснение. К самому себе уже не приложишь, но о своих чувствах Орсино подумает после. А может, не будет думать. Некоторые чувства-мысли-эмоции лучше не «копать», иначе из этой ямы вылезет кое-что не лучше демона. - Наверное... тебе лучше отдохнуть, - и сделал движение, снимая охранные заклятия с двери. Машинально отметил: темно, в прошлый раз до утра задержались, сейчас – меньше. – Я провожу тебя мимо храмовничьих постов. Ну, чтобы не возникло лишних вопросов. Орсино старался смотреть куда угодно, только не на Фейнриэля. - Постарайся записать все симптомы. Все, что происходит. Я пока подумаю, как вести обучение дальше. «Любой ценой». Влюбленность мальчишки… его собственная? – о, это по-прежнему не самая страшная цена.
Feinriel: «Нечестно» - обиженная, почти детски-обиженная мысль. «Я сказал, что чувствую, а он нет», - словно они с Орсино играли в «махнемся не глядя» Глупо, конечно же, ребячество как оно есть – но Фейнриэль не мог отделаться от этой мысли, пока Первый чародей вел его полутемными коридорами Казематов в спальню. Отсветы факелов на стенах, храмовничьи посты – безмолвные, как статуи, стражи только провожают глазами их с Орсино – что это, интересно, Первый чародей и ученик так поздно разгуливают? Затылок неприятно ломило, Фейнриэль поднял руку, потер шею, выругался про себя. Снова забыл ремешок в кабинете Первого чародея, как будто несчастную веревочку заколдовали. Задумчиво подергал прядку у виска – демон побери, он снова забыл заплести косу, как в прошлый раз! Когда они покидали кабинет, Фейнриэль не обратил внимания, тот ли самый храмовник стоял на посту, когда он входил к Орсино или нет. И, если тот же, то насколько он наблюдателен? Заметит ли, что аккуратная прическа ученика Первого чародея превратилась в… воронье гнездо? И если заметит, то не задастся ли вопросом, что можно такого делать в кабинете ночью, для чего потребовалось распускать волосы? Вздохнув, Фейнриэль подумал, что обращаясь с ним только как с учеником, Орсино поступал благоразумно. Впрочем, легче от этого не стало. Теперь, когда исчезла главная отговорка – «это не я, это все магия», - нужно было решать, что делать со своей… увлеченностью. Если и так будет дальше продолжаться – сбитое дыхание от мимолетных прикосновений, дрожь в коленях, горящие щеки, - то какая может идти речь о победах над демонами, если Фейнриэль и с собой-то справиться не в состоянии? На первый взгляд – тупик. Фейнриэль почти не общался со сверстниками, совета спросить было не у кого. Разве что вот…Бетани. Не называя имен, аккуратно выспросить, как бы поступила она в такой ситуации. Или, на худой конец, пойти в библиотеку, взять пару романов… для ознакомления. А еще, вдруг подумал он, покосившись на шагающего чуть впереди Орсино – идеально прямая спина, неспешная походка, аккуратно причесанные волосы, - можно попробовать хорошенько разозлиться. Но только вот… внутри росла и ширилась пустота. Не то, что злиться, говорить и думать не хотелось. Должно быть, это усталость. Усталость, реакция на… своеобразные Истязания, которые они устроили. Может быть, и чувства к Орсино ему примерещились. «Хорошо, если так» - неожиданно тоскливая мысль. Насколько было бы проще… У двери комнаты Первый чародей бегло пожелал ему спокойной ночи, еще раз дотронулся до лба пальцами – в этот раз Фейнриэль даже не подумал вздрогнуть, машинально отозвался – «Доброй ночи, мессир» Провожая взглядом стройную фигуру Орсино, до тех пор, пока он не скрылся за поворотом, Фейнриэль с отчаянием подумал, что злиться у него не получается. Но, может быть, получится завтра. С этой мыслью он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
Orsino: *несколько дней спустя* «Мы продолжим обучение, даже если ты возненавидишь меня за это», - не сказал, но думал Орсино. В записке, которую передал вновь через старших чародеев все было куда суше и официальнее, попади она хоть Алрику – не нашел бы к чему придраться. И да, Орсино решил, что так все и будет. Без магии крови не обойтись – ментальная связь, почти «контроль разума» без собственно контроля; противостояние демонам и превращение Фейнриэля в Ловца снов, если не убийцу, то хозяина самого личного и интимного пространства – грез и сновидений. «Может быть, когда-то ты отомстишь за то, что я делал с тобой», - невесело усмехнулся Орсино. Да, он понимал, что парень влюбился в него. Да, он есть объяснения этому механизму: вмешательство в разум даже без магии оставляет следы. И врать себе хоть пока Черный Град вновь Златым не станет можно, но для Орсино этот опыт был странным, ни на что не похожим… и тоже затронувшим достаточно глубоко. Но первого чародея и ученика не должно связывать ничего, кроме отношений ученичества. В конце концов, хотя бы потому, что Орсино не имел право выбирать *одного*, а если допустишь любовь – не выбирать уже не получится. Он решил и решение изменять не собирался. (А на углу стола лежала кожаная ленточка, и волос – длинный золотистый волос шевелился, стоило не-прикоснуться; провести рукой, даже от взгляда этот злополучный волос шевелился, кожаная ленточка ждала своего возвращения к хозяину, а у Орсино образовалась дурная привычка смотреть на этот совершенно никому постороннему не заметный предмет – смотреть долго, загипнотизировано и…) Альма все не уходила, хотя Орсино украдкой поглядывал на часы. Вопросы-то, конечно, все важные: и новички (пять малышей, один вообще трехлетний), и совершенно неожиданное, как будто своих проблем мало, повышение налога на исцеляющие зелья – Киркволл жрал припарки и настойки тоннами, не говоря уже о бесконечной, как заунывные шаманские песни дикарей-хасиндов, теме храмовников… А Фейнриэль должен был прийти с минуты на минуту. Налоги и храмовники, между прочим, ничуть не менее важны; умом Орсино это понимал и даже злился на себя за ускользающее с лица и слов немолодой чародейки внимание. Храмовники, налоги и новички. Самых маленьких – держать подальше от постов, это их пугает. И… На углу стола по-прежнему лежал ремешок, почти незаметный в тени чернильницы и пера.
Feinriel: До кабинета Первого чародея Фейнриэль не шел – почти летел, не чувствуя под собой ног. За эти несколько дней чего он только не передумал, чего не перечувствовал, переходя в своих мыслях от радужных надежд к черному отчаянию. Присутствие Первого чародея ощущалось постоянно, несмотря на разорванную связь. Он постоянно разговаривал с воображаемым Орсино, спорил, убеждал, упрашивал. Просыпаясь среди ночи, бродя по аллеям садика, гипнотизируя стену класса. Должно быть, со стороны это смотрелось дико – ученик общается сам с собой, - сердясь, расстраиваясь, негодуя. Но по правде говоря, Фейнриэлю было плевать на то, как он выглядит со стороны. Сегодня, расчесывая волосы, перед тем как отправиться на лекции, он смотрел на себя в зеркало – побледнел, щеки запали, под глазами залегли тени. Кажется, в глазах прекрасного пола эта нездоровая бледность пользовалась популярностью – девушки вдруг начали обращать внимание на нелюдимого полуэльфа, - в библиотеке сегодня подошла к нему маленькая светловолосая эльфийка, застенчиво попросила помочь выбрать книгу; за обедом рыжие близняшки устроились напротив него, бросали таинственные взгляды и хихикали. Фейнриэль едва ли обращал на них внимание. Нового ремешка для волос он так и не нашел – зачем, право слово. Кажется, проклятая вещица вдруг зажила собственной жизнью, решительно отказываясь оставаться у своего хозяина. По правде сказать, к своей новой прическе он даже начал привыкать. Занятие Орсино назначил на сегодня. Сжимая в кармане записку повлажневшими от волнения пальцами, Фейнриэль быстрыми шагами отмерял расстояние до кабинета – двадцать шагов по коридору, спуститься по лестнице, пересечь дворик, снова подняться по лестнице… Считать шаги было необходимо, чтобы справиться с волнением. Сегодня Фейнриэль был настроен решительно. Да, он готов идти в Тень, но прежде намеревался поговорить с Орсино, и на этот раз безо всяких отговорок и иносказаний. - Вы звали, Первый чародей, - постучав и дождавшись негромкого «войдите!», юноша открыл дверь. Орсино был занят, перед ним на стуле для посетителей сидела одна из старших преподавательниц. Впрочем, Первый чародей кивнул Фейнриэлю, отвечая на приветствие, указал на диван – садись, подожди. Он опустился на твердое сиденье, разгладил на коленях складки мантии. Решимость вдруг куда-то испарилась, когда на столе Первого чародея он заметил свой ремешок для волос.
Orsino: Пришел. С распущенными волосами – Орсино чуть кулаки не сжал, да Альма не так поняла бы; женщина кивнула Фейнриэлю – добрый вечер, улыбнулась; Орсино – тоже. Весь Круг уже знал, что Орсино обучает парня, но вряд ли это особенно занимало сплетников. Учеников у Орсино было немало, все – приблизительно фейнриэлева возраста (с мелюзгой просто не умел обращаться), и какой-либо интриги в этом было не больше, чем в лекции по истории Церкви. Но распущенные волосы… Зачем он? Неужели других ленточек-ремешков в Круге не отыскалось; уж вроде бы не голодали, голыми не ходили и вообще с бытовыми предметами у магов проблем не возникало (несмотря на этот генлоков налог на зелья), тогда – что это еще за демонстрация?! «Глупый мальчишка». Орсино разозлился, а следом ощутил горькую вину. Держался отстраненно – сейчас почти не замечая Фейнриэля, делая вид, что не замечает. В конце концов, разговор с Альмой закончился (ничем толком не закончился); выходя, женщина потрепала Фейнриэля по волосам – почти материнским жестом; Орсино старательно отводил взгляд. Когда дверь закрылась, запер и заклинаниями – знакомый ритуал, и возникло полу-видение – прикоснуться губами; указательным и большим пальцем – к мочке уха или ресницам. Так было. «Так больше не должно быть!» Фейнриэль выглядел неважно. Бледный, измученный. «Наверняка, пара демонов Желания уже мечтают до него добраться». Тем лучше, если они пойдут в Тень сейчас и разберутся с суккубами. - Добрый вечер, Фейнриэль, - стоял рядом и прятал руки. – Как ты себя чувствуешь? Сегодня нужно продолжить обучение, тянуть нехорошо.
Feinriel: Раздражен. Фейнриэль ощутил это по тому, как подчеркнуто не-смотрел на него Орсино, по его движениям – чуть более резким, чем обычно, по нарочито-холодному тону. Всего на градус холоднее, чем обычно… но все же не так. «Конечно, Первый чародей», - следовало бы ответить. «Как скажете, Первый чародей». В Фейнриэле просыпалась неведомая доныне язвительность. И полудетская обида – почему он так, разве я заслужил? Даже когда не был его учеником, кивки – ответы на приветствия при случайных встречах в Казематах и то теплее были. - Нет, - не без тайного удовольствия выпалил он, чувствуя, как возвращается подстегнутая злостью решимость. – Только после того, как скажете, что ко мне чувствуете. Я в прошлый раз сказал, а вы – нет. «Это же нечестно». Ладони вспотели от волнения. Фейнриэль машинально вытер их о мантию, изучая свои колени. Посмотреть в глаза Орсино он сейчас не рисковал.
Orsino: Вот, значит как. А мальчишка тоже умел быть жестоким. Или учился, вернее. Жестокость это была, как и у Орсино, сознательная, только причина – другая. Обиделся. Вполне понятно, предсказуемо обиделся. Любовь никогда не принимает доводов здравого смысла, а еще только в балладах и прочей бардовской чепухе любовь прекрасна, на самом деле – злобный зверек с острыми зубками. Иногда перегрызает горло, но уж цапнуть за палец – святое дело. …но выглядел Фейнриэль правда неважно. В похожем – о, слишком похожем, пугающе похожем – состоянии и становятся одержимыми, не так ли? Почти отчаяние. «Не надо, прошу тебя», - от страха передернуло. Примешивалась знакомая беспомощность: ну как вылечить тебя от *этого*? Никак, только переболеть. То же самое, что делал он сам. И отвечать решил – честно. - Не сказал. Орсино выдохнул, готовясь формулировать; оттягивая время. - Это было очень сильное эмоциональное и физическое воздействие. Последствия сохранены, вмешательство не прошло бесследно. Однако остаточное воздействие субъективно и может быть преодолено. Звучало – просто хоть записывай и в трактат. Который редкий герой дочитает: заснет на половине. Орсино постарался. А потом протянул ремешок – почти умоляюще: ну что ты от меня хочешь? Я не могу быть твоим любовником, даже не потому, что это… неправильно с какой точки зрения ни взгляни; просто ты заслуживаешь нормальных отношений, настолько нормальных, насколько возможно в Круге… - Вот возьми… это твое.
Feinriel: Фейнриэль даже забыл про свое нежелание смотреть в глаза. Поднял взгляд на Орсино – недоумевающий; а после растерянность сменило раздражение. Ответил, нечего сказать. Просто лекцию прочитал. Еще один кирпичик в разделяющую их стену – нагромождение научных терминов вместо простых понятных слов. Взял машинально ремешок, даже не попытался задержать ладонь Орсино в своей – а ведь два дня назад так бы и сделал. - Я вам нравлюсь, - не вопрос, утверждение. Подумал и добавил, - очень. И вы сами себе противоречите, - неслыханная вольность, позволить себе так разговаривать с Первым чародеем! - сначала вы сказали, что не надо противиться желаниям, потому что иначе демоны почуют слабину. Теперь вы признаетесь, что чувствуете… - запнулся, - но мы не можем… «Быть вместе» - Если я сейчас пойду в Тень, знаете, кого мне покажут демоны? – уже не растерянность, а злость. - Вас, Первый чародей. И я не уверен, что смогу ударить, - как всегда, когда нервничал, Фейнриэль принялся крутить ремешок в пальцах, туго наматывая на указательный, распуская, натягивая и начиная наматывать снова, - Но даже если у меня получится победить демона. Потом… - он кивнул на ковер, где несколько дней назад они занимались любовью, - это снова повторится? И вы снова сделаете вид, что ничего не было? Дело ведь не только в магии… - висок неприятно заломило, Фейнриэль потер пальцами переносицу, - наверное, сначала да. А теперь нет! – мысли нагоняли одна другую, - Вам же было хорошо со мной, - почти обвинение, - так почему нам нельзя? Я ведь уже не ребенок, мне почти двадцать, мессир. Почему – нет? И на этот раз не отводя взгляда, глаза в глаза: - Скажите, почему нет?
Orsino: Этот разговор внезапно показался тяжелее всех перепалок с Мередит, может быть, даже тяжелее всех дурных новостей. Потому что разговор был глупый – ведь глупый же, разве сам Фейнриэль не понимает: нельзя, ничего не выйдет. Но если хочет разложить все по полочкам, пожалуйста. В конце концов, разве это не принцип самой магии: сразись один раз с демоном, чтобы потом (в идеале) никогда о них больше не слышать. - Нравишься. Да. Не можем. Тоже да. Умный мальчик, все хорошо понимает. Ремешок свой забрал, словно вспугнутая белка орех утащила, а в другой момент бы задержался. - Я знаю. Демоны покажут меня. И ты должен будешь убить этого «меня» в Тени, - это как раз не казалось Орсино неприятным, скорее странным – наблюдать глазами Фейнриэля самого себя, и, может быть, помочь уничтожить. Даже забавно. - А потом, вероятно, повторится. И я скажу, что уже говорил: телесные желания нельзя удерживать. Орсино пожал плечами. Если опять будет секс, ничего страшного. Он не храмовник, андрастианин тоже не самый ревностный, никаких обетов не давал. Фейнриэль, насколько знал, и вовсе наполовину в долийских богов верит, во всяком случае, мать-то долийка. - Я не хочу твоей… души, если угодно. Фейнриэль, у тебя будут настоящие отношения, настоящее чувство. Я не имею права забирать тебя у кого-то, с кем ты будешь по-настоящему, без всяких сомнительных ритуалов и магии, счастлив. «Я-желаю-тебе-добра», - за вот подобное и ненавидят; хоть и чистая правда…
Feinriel: - Без магии? – Фейнриэль даже усмехнулся невесело, - Да вы, никак, на усмирение меня отдать решили, – шутка вышла откровенно злой, и он это чувствовал. В возбуждении он так сильно натянул ремешок в пальцах, что едва не разорвал. Захотелось разбить что-нибудь – швырнуть о стену так, чтобы на сотню осколков, ухватить Орсино за плечи и встряхнуть хорошенько. – Откуда вам-то знать, что у меня будет?! – запальчиво, почти в полный голос, - Вы же не провидец! Откуда вам знать, с кем я буду счастлив, если вы себя счастливым сделать не можете?! Вы не имеете права решать за меня! – все-таки не выдержал, выкрикнул гневно, - Мы здесь, - обвел рукой кабинет, - в Казематах, все пленники, приговоренные к смерти, а вы цепляетесь за выдуманные «нельзя», потому что просто боитесь! Выдохнул, осознавая. И, будто сам не решаясь поверить, повторил: - Вы просто боитесь. Отвернулся, обхватил ладонями предплечья. - А если вам мешает то, что я ученик – дайте мне пройти Истязания, - глухо, глядя в сторону, - Вы же знаете, что я готов.
Orsino: В мыслях все гораздо более складно получалось. А на деле – тяжело; Орсино съежился, ощущая усталость, словно нацепил на себя храмовничий доспех и пару раз до городской площади сбегал. Мальчик быстро учится, отметил машинально. Но по-прежнему мальчик, Истязания проводят не только когда маг станет достаточно обученным, но и когда вырастет. Фейнриэль не выбирал слов, швырял все подряд. - Ты сам ответил. Я не могу сделать счастливым тебя и не смогу сделать счастливым никого другого. «Все, что я могу – пытаться создавать иллюзию порядка, иллюзию благополучия. И – не замечать, очень тщательно не замечать, когда кто-то желает вырваться из этой иллюзии, пускай и рискуя жизнью». - Ты неправ. Даже здесь многие счастливы, - смотреть на Фейнриэля было больно, до рези в глазах больно, и хотелось обнять, даже не со страстью, просто как прикасался к многим: утешающе, успокаивающе. – Но те, кто влюбился друг в друга естественным образом, понимаешь? Орсино выдерживал это расстояние, словно оттягивал самого себя за шиворот. И, почти как демон Желания, только этот демоненок сидит в каждом – в не-магах ничуть не меньше шептало: почему бы и нет? Храмовникам ведь плевать, с кем спят маги. Даже в «большом мире» плевать; максимум – посплетничают недельку-другую, а потом забудут. С учеником – нельзя, а со взрослым магом… в конце концов, некоторые даже женились, не правда ли? «…и Фейнриэль станет моим уязвимым местом. Любой, кто захочет ударить, будет бить его. Слишком опасно». - Еще рано для Истязаний, - и все-таки одному демону (которого отродясь не водилось в Тени, и который звался Авось-Само-Рассосется) поддался. – И сейчас ты не готов особенно, ты ведь понимаешь. Ученикам суть Истязаний не раскрывали, но смысл утаивать от того, кто демонов знает «лично» много лет, и фактически, одни уже прошел – пусть и со «свидетелем»? - Истязания – это бой с демоном. Один на один. Без меня. «Зато с кучей лириума, который затянет о-очень глубоко… пожалуй, надо будет для Фейнриэлевых Истязаний заменить лириум какой-нибудь подделкой. Лазуритовой крошкой, что ли?» Та еще проблема, но до нее еще дожить надо. - Сейчас ты не справишься… - он вздохнул. – Да, и не говори другим ученикам, пожалуйста. А я тут опять с тобой нарушил правила.
Feinriel: - Нет, нет, - Фейнриэль замотал головой, кончики волос хлестнули по щекам, - Неправда. Если Истязания – это бой с демоном, то я справлюсь, вы же видели сами! А если я «не готов», то зачем идти в Тень сейчас? Вы станете сражаться за меня, если не справлюсь? – развернулся, снова посмотрел в лицо Орсино, пристально, сдвинув брови к переносице. Пальцы сжал в кулаки, занемели щеки от ответного усталого, чуть растерянного, как ему показалось, взгляда. Ну что же это такое, все равно что о стену биться с размаху – Первый чародей хоть и выглядит хрупким, на деле тверже стали. - Если вы не пошлете меня на Истязания, я обращусь в Совет старших чародеев, пусть они оценят, готов я или нет. И… - мучительно выталкивая из себя слова, - вы ведь знаете, что я люблю вас не потому, что магия… - прерывисто выдохнул, - если бы этого не произошло неделю назад, может быть, случилось бы через год… или два. Не знал, не мог быть уверен. Запутался. - Но если бы я пришел к вам и тогда, вы бы тоже сказали «нет». Потому что не хотите привязаться, - с горечью. Мантия под горло. Перчатки, закрывающие кисть, кроме указательного и большого пальцев, и то до первой фаланги. Как будто не живое существо, а шкатулка с секретом, запертая на ключ. Только ключ давным-давно утерян. И получится ли у Фейнриэля отыскать его – Создатель один знает. - Вы ведь даже не попытались, - опустив голову, так что светлые пряди упали на лицо. – И не можете знать наверняка.
Orsino: - Я не хочу отпускать тебя одного. Еще слишком рано. Обычно мы… скажем так, можем хотя бы приблизительно выбрать уровень демона, и разумеется, выбираем для Истязаний ученикам послабее. Но ты, Фейнриэль, ты особенный, - и вот здесь опять дрогнул голос. Особенный. Потому что сновидец. Потому что уникальное явление, за которого тевинтерские магистры отдали бы тысячу чистым золотом, да что там – втрое вес самого Фейнриэля алмазами, и еще потирали бы руками – выгодная сделка. А еще потому что он такой…с длинными волосами и нежной кожей, с по-настоящему красивым телом – тот самый баланс между человеческой грубостью и излишней эльфийской субтильностью; лицо еще чуть детское. Красивый. Порывистый и ласковый. «Нет. Ни – за – что», - Орсино захотелось даже капюшон накинуть, чтобы по лицу не догадался – а, чего там, все равно догадается. - Если ты обратишься… да. Тебя признают готовным. Ты знаешь, насколько силен. Ты все знаешь, я ничего от тебя не скрываю. Только… не надо, хорошо? «Будь взрослым. Тебе больно, и я сейчас делаю все больнее. Но не надо «доказывать», мстить… пожалуйста». Привязаться. «Уже поздно». Орсино промолчал. Это была та правда, о которой не было смысла умалчивать – равно как и проговаривать вслух. - Фейнриэль. Нужно еще несколько уроков и вхождений в Тень. Если не хочешь сегодня… но оттягивать нельзя. Он прикоснулся к щеке, словно приблизился к открытому огню. - У тебя… ресница упала.
Feinriel: Нечестно. Как удар под дых, как нож в спину. «Не надо. Пожалуйста». Он еще мог бы сопротивляться, если бы Первый чародей приказывал, угрожал… чем угодно, хоть усмирением. Но отказать, если Орсино просит… И этот жест – пальцами к щеке; мучительно, томительно нежный, противоречащий всем словам, что были произнесены им же. «Нет», - говорил он вслух. «Да», - говорили его руки и глаза. Нечестно. Подло и недостойно. - Не трогайте, - свистящим шепотом сквозь зубы, словно готовая ужалить змея. Услышал бы со стороны - сам бы себя испугался. Фейнриэль поднял глаза – светящаяся в них боль пополам с презрением превратила светлую зелень в два темных омута. - Если не можете дать того, что я прошу – хотя бы не давайте надежды. Резким движением дернул рукав мантии, открывая запястье. - Сейчас. Я готов идти в Тень.
Orsino: «Я ничего не могу дать. То, что могу – очень мало и очень многого это тебе будет стоить». Потом, может быть, и объяснит. Совсем потом, когда Фейнриэль будет уже вспоминать свою влюбленность как забавное приключение. Орсино меньше всего желал, чтобы парень сменил свою страсть на столь же бурную неприязнь, но, похоже, пока других вариантов не было. Он сказал: - Хорошо. Ты прав. Было больно. Демоны подери, очень больно! Орсино готовился как мог, и – к суккубам под лиловый хвост, видимо; сейчас даже голос осип. «Соберись», - это уже себе. В Тени не стоит ожидать, что Фейнриэль будет собран и боеспособен, как в прошлый раз (до того, как началось все безумие… ах, насколько же было проще - *просто* ученик, доверяющий наставнику и *просто* наставник…). - Тогда сейчас пойдем. Дай руку. Снова тот легкий недо-надрез, прикосновение к запястью – «это просто магия», - о последствиях Орсино не задумывался сейчас; Тень – вот что значимо. С сущностями по эту сторону реальности они смогут справиться. Ну, наверное. Почти со всеми. Он наблюдал, как зеленые – а сейчас темные, словно в озерце ил со дна поднялся, - глаза заволакивало пеленой; и сам «отключился» только на пару секунд позже.
Feinriel: На этот раз демонов было два. Фейнриэль шел к ним по зыбкому темному мареву – когда оказался в Тени, только несколько секунд постоял, привыкая к нереальной реальности, - а затем пошел, зная, что рано или поздно чутье приведет его к демонам, или они сами придут – не важно; шел, концентрируясь на ходу, собирая энергию для удара. Глаза застили призрачные слезы, без того зыбкие очертания расплывались еще больше, но ведь нельзя же плакать в Тени? Или можно? Разбираться не хотелось. Фейнриэль смотрел на два полуразмытых силуэта перед ним, стараясь не замечать деталей, стараясь отстраниться от того, что видел. Не чувствовать. Присутствие Орсино – так, как и в прошлый раз. Только теперь Фейнриэль не «прислушивался», наоборот, постарался, как мог, отстраниться от того, что сейчас их разум общий, что Первый чародей видит его глазами, считывает его эмоции, мысли, как открытую книгу. Да Андрасте, Создатель и все Творцы, разве было в его сознании хоть что-то, что еще не было известно Первому чародею? Это не реально. Фейнриэль смотрел и не-видел, то, что один из демонов одет в темно-синее, а второй – светловолосый и белокожий. Они тоже подчеркнуто не-видели его, мучая картинами, призывая – остановись, посмотри на свои желания! Не-видеть то, что первый наклоняется ко второму, а тот смеется, откидывая голову назад, и обнимает за шею, а тот, что в синем, улыбается в ответ – немного устало, но тепло. И в уголках глаз и у губ морщинки – такие же. И даже перстень-печать – слишком большой и массивный для узкой кисти – такой же. Он ударил вслепую. Бил, почти наощупь, почти не видя целей, ориентируясь по ощущениям, черпая силу из самой Тени, как будто ковшом воду из бочки, выплескивая затем воду-энергию на демонов. Широким веером холода – чтобы остановить, не дать возможности зайти в двух сторон, а затем бить с размаху – удар, замах, снова удар. Не видеть, как рассыпаются в ледяное крошево светлые волосы, и подернутые инеем зеленоватые глаза еще какое-то время хранят недоуменное выражение. Первый демон успел сбросить маску, попытался атаковать, но поздно – магическим щитом закрылся, ударил молнией – и, вспыхивая бледно-синим, демон превратился в ничто. Слишком быстро все закончилось, даже по меркам теневого безвременья быстро – он не успел выплеснуть всю свою ярость и боль, и на какое-то время, пока реальный мир не успел заменить собою Тень, стоял, прислушиваясь к собственным ощущениям, и видел побежденных им демонов такими, какими они были до того, как сбросили маски. В объятиях друг друга.
Orsino: Парадокс! Было легко. Было в десять раз легче, чем в прошлый раз – никакой растерянности, никакого страха, только злость и готовность сражаться. Вплоть до того, что Орсино подумал – чем запугивать учеников демонами, придумать бы что-то наподобие… но злить – рисковать нарваться на демона Гнева. А вот демонов Обиды не существовало, поэтому работало идеально. Орсино оставалось только следить; молчать, не вмешиваться, не трогать мыслечувства Фейнриэля – все равно, что в открытой ране ржавым гвоздем ковырять, нет уж, обойдется. Демоны попытались соблазнить, конечно; Орсино метафизически бровь вздернул, увидев «себя» - суккуб явно ему польстила… польстил… польстило (один Создатель ведает, какого они на самом деле полу, а может, вовсе бесполы). А вот суккуб-Фейнриэль – точная копия, распущенные волосы, только зрачки расширены от страсти, не от злости. Ложь. С которой Фейнриэль справился, легко справился – пусть и был отголосок детского каприза, хочу вон тот деревянный меч и никакими леденцами не подкупишь; но это было неважно. Демоны могли читать мысли, но не всегда понимали *способ* человеческого мышления. Поэтому суккубы и проиграли; они даже не сопротивлялись, беспомощно удерживая лживый облик – было жутковато наблюдать за «своей» смертью, сыграл демон убедительно – наверняка, специально, чтобы «зацепить» Орсино, не каждый день увидишь собственное, искаженное предсмертной агонией, лицо. «Правильно», - прошептал Фейнриэлю, но вряд ли тот прислушивался. «Бей». Второй демон Желания продержался немногим дольше. А умерли они обнимая друг друга – кто знает, может быть, поддавшиеся человеческим эмоциям духи и впрямь научились любить? Добрые духи равнодушны. А любить способны разве демоны. Злая ирония. Он очнулся, прижимая Фейнриэля к себе - рука на талии; непреднамеренная поза – просто отключился носом в кушетку, растянулся рядом. Губы Фейнриэля почти прикасались к виску и уху, и Орсино чувствовал тихое дыхание. Сейчас сновидец тоже очнется… и потом, может быть, опять нахлынет безумие, которому нельзя противостоять – и поэтому лучше разорвать ментальную связь как только проснется. Дыхание теплое. «У меня еще несколько секунд, правда?»
Feinriel: Реальность вернулась – будто холодной водой в лицо плеснули, - все и сразу. Фейнриэль понял, что лежит он на кушетке, а Орсино обнимает его – рука на талии, и губы почти касаются мочки его уха. По иронии, почти в той же самой позе, в какой застал он демонов Желания. Фейнриэля прошиб холодный пот, во рту появился противный металлический привкус. О да, они так успешно скопировали его и Первого чародея. Если бы он не был готов, если бы твари застали его врасплох… Фейнриэль приподнялся на локте, сжимая зубы, к горлу подкатывала тошнота. Отмахнулся от вопросительного взгляда Орсино – со мной все в порядке, - уже встал на ноги, прислушиваясь к ощущениям, опасаясь возвращения сумасшествия, что толкнуло его в прошлый раз поцеловать Первого чародея – только не сейчас, пожалуйста, не сейчас... Нет, кажется, на сей раз обошлось без последствий. Облегченно вздохнул – все в порядке, пока никакой реакции - только мышцы напряжены, мелко дрожат, и на лбу выступила испарина - но это ничего, это пройдет. Он снова справился. Сразу двух демонов одолел. Никакой радости и гордости – но это пока; и сейчас только хотелось вернуться в свою комнату, никого не видеть и не слышать. Разговор, который случился не более чем десять минут назад, казался давним, будто вечность прошла. Фейнриэль устало обернулся к Орсино – выпустите меня, я уйду. Я сделал как вы хотели, теперь дайте мне побыть одному. И тут живот скрутило резкой болью, будто нож воткнули, и поворачивали – медленно, со вкусом. Схватив воздух ртом, Фейнриэль упал на колени, прижимая руки к животу, сжался в комочек. И мелькнула мысль – убийство «себя» в Тени бесследно не проходит. Приоткрыв рот в беззвучном стоне, зажмурившись, с хрипом втягивая в себя воздух, Фейнриэль мог только взмолиться, чтобы это скорее закончилось.
Orsino: Секунды закончились куда быстрее, чем Орсино хотелось бы. Пока они были в Тени, сновидец мог почувствовать *всю* правду – поэтому и не скрывал, поэтому и говорил как есть, при ментальной связи не то, что шила в мешке – мабари в Ферелдене не спрячешь. Что теперь? Опять сумасшедший секс? Это всего лишь тело, можно убеждать себя до бесконечности, особенно если ты маг, для тебя тело вообще только ненужный и назойливый якорь этой реальности. Но душа так тесно с ним связана… Нет, обошлось. Хорошо или плохо, мелко проскользнула мысль, только Орсино не додумал. Фейнриэль просил его выпустить. - Да, сейчас, я… …успел подхватить, еще не понимая, что происходит. «Одержимый? Невозможно, справился с демонами!» - нет, не одержимый, нечто хуже; Орсино выплеснул чуть не весь свой запас маны, преобразуя в лечащую энергию. «Что с ним?» - разберется позже. Усталость, нервное истощение и нервный срыв (против такого духовные целители помочь могут, но плохо), неважно. Пока Фейнриэль аж заискрился светло-синим. - Фей? – никогда так не называл, но имя у мальчишки было длинное, так впору короля называть, или какого-нибудь эльфийского вождя; долго выговаривать. Положил на кушетку, проверяя – что с ним? Физически, вроде бы, здоров… Орсино бы почувствовал…
Feinriel: Фейнриэль лежал на кушетке, глядя в потолок и прижимая ладонь к животу. Мелко трясло – после того, как Орсино буквально окатил его потоком лечащей энергии, немного отпустило, слава Создателю. И той дикой боли, как будто внутренности распарывают тесаком, - больше не было. Что это, почему? Сходить в Тень это не больницу посетить – кроме демонов и духов принести оттуда нечего. Значит, нервы. И усталость – когда он в последний раз нормально спал или ел? Припомнить было сложно. Но это неважно. Пройдет. Должно пройти. Когда судорожные сокращения мышц еще немного поутихли, Фейнриэль вздохнул свободнее, посмотрел на Орсино. Тот все еще держал его ладонь в своей, то ли контролировал самочувствие, то ли удерживал, чтобы ученик не дал деру сразу же, как ему полегчает. «Фей» Только сейчас дошло. Короткое ласковое словечко – как по голове погладить, как мимолетно коснуться щеки. Так иногда называла его Бетани. И это тоже неважно. Это тоже ничего не значит, - самому себе сказал Фейнриэль. Еще одна попытка удержать, как… «у тебя ресница упала». - Я в порядке, - осторожно отнял ладонь, по запястью черкнули пальцы в прорезях перчаток. Неважно. Все потом, – Это… все нервы. Простите. Приподнялся на кушетке, осторожно опустил ноги на пол, проверяя – не дрожат ли. Ничего, до комнаты доберется. - Я пойду, мессир. Доброй… ночи.
Orsino: Фейнриэль все не приходил в себя. Вроде и глаза открыты, и взгляд почти осмысленный, а все равно – ну точно краше на погребальный костер кладут. Это как магия крови, подумал Орсино, иногда всего-то запястье надрезают, а эффект – будто каждую вену из тела вытащили, вывернули наизнанку. Это я с ним сделал, понимал он; и было гадко, куда хуже, чем от горячечной вины – нельзя, мерзко, совращение малолетних… грех пред ликом Андрасте и еще тысяча причин. Андрасте! Задал бы ей Орсино пару вопросов – и Создателю тоже. Все - почему. Почему существуют сновидцы, а обучать их без «магии крови» - нельзя. Почему первое же заклинание связало их. Почему Фейнриэль вообще… влюбился? – в него, полон Круг ведь и людей, и эльфов – молодых, красивых, которым первый чародей явно и безусловно проигрывал. Почему *он сам* не может просто прекратить это, как и собирался, как и хорошо продумал. Все ведь решил. «Ему больно». Тоже – почему; Орсино не считал себя несчастным или неудачником, давно смирился с тем, что Казематы – вообще не самое приятное место, хотя смотря с чем сравнивать – если с Клоакой, так они тут просто счастливчики. Тогда – почему? Он хотел как лучше. - Тебе больно, - не вопрос, утверждение. – Ты прости. Я надеялся, что… поможет. Будет больно, но недолго, и потом пройдет. Но получилось только хуже, правда? Орсино добавил, не меняя интонации и даже вроде бы глядя куда-то мимо Фейнриэля: - Если узнают, будут стараться достать тебя, понимаешь? Я боюсь, что не смогу защитить. Как одного из Круга – пытался… и то, как видишь, есть в Киркволле люди и поуспешнее. Но если будут бить прицельно… «Поэтому лучше бить самому?» - Останься.
Feinriel: Первая мысль была – у него начались слуховые галлюцинации. Или демоны Желания все-таки успели что-то сделать с его головой. Фейнриэль сидел, глядя на Орсино, слушал, слышал, но не осознавал. По всему выходило, что Первый чародей все-таки… Наверное, следовало радоваться – ты получил то, что хотел, вот он, предмет твоего желания – протяни руку и возьми! Но видимо, все-таки что-то в нем сломалось, потому что радоваться не получалось. Теперь он боялся поверить. Боялся снова обмануться. - Орсино, - вырвалось само собой, Фейнриэль даже дернул рукой в неосознанном жесте коснуться губ, чтобы загнать назад нечаянное слово – назвать Первого чародея по имени! Удержал полу-жест, положил на колени, сжал в пальцах многострадальный пояс – но теребить не стал, просто вцепился как утопающий в спасательный круг. - Да, вы сделали мне очень больно, - подтверждения не требовалось, но Фейнриэль чувствовал потребность проговорить вслух, это помогало выстроить мысли в правильном порядке и выяснить то, что оставалось непроясненным, - Вы говорили, что мы не можем быть вместе. Повторяли это так долго, что я поверил, - запершило в пересохшем горле, Фейнриэль кашлянул, прижимая ладонь к груди, и продолжил сдавленным голосом, - И теперь просите прощения. И просите… остаться. Я… - прикрыл глаза, проговорил с усилием, чувствуя в себе отголосок давешнего гнева, едва слышный, но все же, - Я бы хотел вам верить. Но не могу. Прерывисто вздохнул, посмотрел в глаза Первого чародея. - Это слишком больно. Я не хочу, чтобы вы, передумав утром, снова меня прогнали. Если хотите, чтобы я поверил вам – докажите.
Orsino: - Все верно. Говорил, что не можем. «И сейчас скажу. И сам ты все понимаешь – надеюсь, что понимаешь; но если не получается сделать так, чтобы и правильно, и не больно… лучше пусть будет неправильно. А не то я просто отдал бы тебя на Усмирение, в других Кругах порой ведь так и делают». Но проговаривать вслух у Орсино даже не то, что сил – желания начинать все заново не было. Разве еще и не поэтому он отгораживался от любых контактов, помимо официальных (и кроме ничего не обязывающих): когда привязываешься, когда привязываешь, откуда-то вдруг появляется миллион тонкостей и деталей. Тех самых, с гордым названием из ученических дневников (ведутся под одеялом, подсвечивая себе сгустком света, воображая, что одеяло *настолько* толстое, чтобы не заметить). Выяснение Отношений. Фейнриэль его по имени назвал… мелкая деталь, только странно и почти незнакомо звучит имя в чужих устах. Его редко называют без обращения, вроде «мессир», «первый чародей», «сэр»; плюс один золотой в персональную копилку. - Я хотел, чтобы ты поверил. Я хотел, чтобы я сам поверил. Только… кажется, не вся магия удается одинаково хорошо. Доказать? Чем можно доказать… и вообще, ребячество – вот именно, ребячество; впрочем, Орсино устал мучить и себя, и Фейнриэля. Если нужно доказать… Молча расстегивает на Фейнриэле мантию, отмечая, что застежки стали привычными, даже на этом поясе, который по идее должен конденсировать и усиливать ману, а по факту – разве помогает практиковаться в тонкой работе; хоть вышивай потом. Языком сначала ключицы, словно пробуя на вкус, потом соски – тонкая кожа и пара крохотных почти неощутимых волосинок. «Доказать? Можно попробовать и доказать». Медленно, вдумчиво и постепенно… доказывать. Ночь длинна.
Feinriel: Фейнриэль даже улыбнулся невольно, прикрыл глаза, вздохнул от удовольствия. Вот, значит, какие они… доказательства. Сказать по правде, он и сам не знал, каких именно доказательств ждет от Орсино. Слов было сказано достаточно, да и как оказалось, не всем можно верить. И по сути, способ, который выбрал Первый чародей, ничем не хуже всех возможных. Разве что… Фейнриэль потянулся к его разуму, с которым по-прежнему был связан – «нить» между ними уже не пела напряженной, готовой лопнуть, струной, а легла широкой лентой; и сегодня он не чувствовал в сознании наставника ни стыда, ни неловкости – спокойная, чистая искренность. Ну что же… Фейнриэль запустил пальцы в волосы Орсино, пока тот целовал его грудь – погладил, скользнул по шее и плечам. От поцелуев по телу разливалось приятное тепло, захотелось выгнуться и застонать, хотелось прикосновений - по всему телу, и целовать в ответ. Руки первого чародея – по-прежнему в перчатках, расправившись со всеми застежками мантии Фейнриэля, опустились на его бедра. - Орсино, - позвал Фейнриэль, чуть улыбнувшись, когда тот поднял голову. – Вы будете… доказывать прямо здесь… - в глазах заплясали демонята, - или на полу?
Orsino: Орсино остановился, озадаченный вопросом. Действительно, здесь или на полу? «Или – следующий раз как-то так незаметно провести его в спальню?» (Откровенно говоря, спальню Орсино считал удобнее всего. Столы, пол, кушетки и чуланы для хранения трав – это все прекрасно, рискованно, может быть, даже романтично… местами, но он предпочитал комфорт). «Ну вот, я уже думаю о спальне». А, неважно. Им *придется* делать вид, что ничего не происходит – на людях, Орсино надеялся, что Фейнриэль поймет; Казематы – очень тесное пространство, все равно сплетни поползут, но хоть не сразу. …правда, неважно. Став первым чародеем, Орсино словно бы запретил себе даже думать о каком-то «личном» счастье; вполне сознательное жертвоприношение (и об этом много чего нашлось бы сказать демонам Гордыни, не так ли?). Сейчас было… странно. - На полу больше места, - подумав, ответил он; для этого пришлось прерваться, но Орсино вернулся – грудь, живот, много *других* мест требовали его внимания, не так ли. Свободной рукой расстегивал злополучные крючки, и потом одним движением бросил мантию на пол. Пока было холодно. Но язык-то уже дотрагивался до фейнриэлева паха (он по-прежнему "доказывал", верно? медленно, вдумчиво даже, аккуратно; без болезненной горячки заклинания - куда... приятнее на самом деле), и Орсино не сомневался: замерзнуть им не придется.
Feinriel: «Это было еще лучше, чем в прошлый раз» - подумал Фейнриэль, улыбаясь в шею Орсино. Вслух не сказал, не сомневался, что Первый чародей – во всех смыслах, кстати, первый, - «услышит». Как оказалось, у их ментальной связи было преимущество, и не одно. По телу разливалась истома, хотелось потянуться всем телом, прижимаясь, блаженно застонать, - был бы он котом, давно бы урчал и выгибал спину, ласкаясь, - прикрыть глаза, потому что в сон клонило немилосердно – сначала выматывающий разговор, затем посещение Тени, оказавшееся не менее выматывающим, потом… - словом, спать хотелось, но Фейнриэль боялся задремать. Как знать, не окажется ли «это все» очередным его реальным сном? Хотя… какие к демонам сны, - мысль была откровенно нелепа. Но засыпать, наверное, все равно не стоило – Фейнриэль отлично помнил, как ныли плечи и спина после прошлой ночи, проведенной на полу кабинета, а должно быть, Орсино это доставляло еще большие неудобства. Хотя, если вдуматься, даже это не было особенно неприятным, сейчас Фейнриэль был так счастлив, что предложи Орсино заняться любовью на голых камнях - даже и не подумал бы отказаться, но вот холод… По полу совершенно отчетливо гулял сквозняк. Фейнриэль поежился, теснее прижимаясь к Орсино, поджал ноги, стараясь спрятать замерзающие ступни под собственную мантию – после секса первый чародей укрыл ею их обоих, и это кое-как защищало от ночной прохлады, но все же на двоих одной мантии было маловато. И потом… еще нужно было дойти до своей комнаты, ночевать в кабинете было просто негде. Да и к тому же, останься он здесь хотя бы еще раз – об этом неминуемо бы стало известно. Орсино явно не собирался афишировать их отношения, что Фейнриэля устраивало – стоило хотя бы представить, как та же Бетани начнет выспрашивать подробности, как по спине бежали мурашки, - что же говорить об остальных магах. В лицо, конечно же, ему никто ничего не скажет, да и дружил он только с одной Хоук, с остальными общаясь только по крайней необходимости, но за спиной судачить будут, это точно. Должно быть, он все-таки задремал, потому что вздрогнув, широко распахнул глаза. Орсино посмотрел на него вопросительно, едва видимый в темноте – и Фейнриэль снова прильнул, запутавшись пальцами в волосах первого чародея, поцеловал в шею, коснулся кончиком языка, потерся носом о ямку за ухом – шалея от собственной смелости. «Мне… идти?» - шепнул едва слышно. Уходить совсем не хотелось. Но и оставаться было нельзя.
Orsino: Ментальная связь была приятным дополнением. Впрочем, Орсино подмечал и другие тонкости – например, что с женщинами никогда на сто процентов не уверен, что ей *действительно* нравится: вдруг она просто не хочет тебя обижать, а с мужчиной сомнений быть не может. Например, что Фейнриэль торопился, слишком торопился – «его еще можно будет научить растягивать удовольствие», отстраненно подумал Орсино; а потом совершенно по-детски боялся заснуть. В последнем – даже себя узнал; в детстве, когда выпадали хорошие дни – заклинания получались без сучка и задоринки, в играх выигрывал, и вообще – не хотелось засыпать. Проснешься потому что, а там уже другой день. Который необязательно повторит предыдущий. Орсино хотел сказать Фейнриэлю: не бойся. Страх - не получится защитить, вместе с целым «букетом» других страхов пока отодвинулись на второй, на третий план. Орсино вспомнит о них, может быть, утром; но не теперь. А еще они замерзли оба, а у Орсино не хватало сил на согревающее заклинание, потому что немало ушло на «прогулку» в Тень, а вторая половина – на лечение Фейнриэля, когда его скрутило болью. Мана, конечно, к утру достаточно восстановится, но сейчас оставалось только прижиматься, и это странным образом напомнило Орсино еще более раннее детство – давно забытое на уровне сознания, но сохраненное в кинестетической памяти; когда они с братом и сестрой в одной кровати согревали друг друга. Потом Фейнриэль все-таки заснул, и хорошо. Орсино думал: теперь у меня есть человек, который – я знаю это – готов на многое ради меня. Этот человек – почти обученный (еще несколько занятий, но проблем возникнуть не должно) сомниари. Цинично или нет, но… это очень хорошее… оружие. Или орудие; ведь во снах можно не только причинять зло, верно? Если Орсино попросит Фейнриэля явиться во сне, скажем, к Думару и намекнуть о правах магов, парень не откажет. Наверняка не откажет. «Прекрати», - но над мыслями не властен; и только пробуждение Фейнриэля изгнало их прочь. - Здесь неудобно, - сколь ни заворачивайся в мантию, а все равно холодно. – Думаю, тебе лучше досыпать в теплой кровати. Я провожу тебя. Орсино прикоснулся губами к виску парня: - Ты ведь придешь… скажем, завтра вечером снова?
Feinriel: *несколько недель спустя* От переплетения линий рябило в глазах. Фейнриэль отодвинул от себя большой лист бумаги, на котором последние три часа вычерчивал сложную схему, чуть не ложась на библиотечный стол – больше негде было разместить лист такого размера; и потер уголки глаз - на переносице появилось черное пятно от грифеля. Один карандаш торчал за ухом – про него Фейнриэль забыл напрочь; несколько огрызков, стертых почти до основания, лежали в углу стола. Последний оставшийся грифель, переживший десяток своих собратьев, соскользнул с края листа и упал на пол, раскололся с неожиданно громким сухим треском. Несколько голов повернулись в сторону Фейнриэля, увлеченно созерцавшего свое произведение. Наконец он кивнул своим мыслям, скатал лист в рулон и покинул библиотеку, перед этим не забыть ссыпать в карман мантии жалкие остатки карандашной армии. Мусорить было бы нехорошо. До недавнего момента его обучение искусству сомниари было довольно-таки успешным. Они разобрались с демонами – теперь, стоило Фейнриэлю оказаться в Тени, твари, будто почуяв на нем некую метку, старались убраться подальше. По крайней мере, ни одного демона он больше не встретил. Прекратились кошмары, и в кои-то веки он смог нормально выспаться. Появились сны – почти такие же, как в детстве – легкие видения, по сравнению с видениями, насылаемыми демонами, не более реальные, чем горсть песка, которую швырнули в стену Казематов. Следовало переходить к следующему этапу – выстраиванию в Тени другой реальности. И вот тут Фейнриэль столкнулся с проблемой. Эта проблема была в отсутствии способности мыслить масштабно. Говоря проще, он мог представить и даже худо-бедно воссоздать в Тени простейшие модели – например, свою комнату в Круге, каморку, в которой они с матерью жили в эльфинаже, почти получилось даже «выстроить» площадь Казематов, правда, пока без лавок и торговцев, и, конечно же, храмовничьих постов – но вот дальше дело не шло. Стоило попробовать открыть дверь, подняться по лестнице, заглянуть за угол – начиналась полная сумятица, модель реальности разъезжалась по швам, как плохо склеенный бумажный шар, который подвешивают к потолку на Сатиналью. Приходилось признать, что просто представлять «место действия» недостаточно, нужно было держать в голове уйму деталей, без которых создать достаточно правдоподобную реальность было невозможно. Взять, к примеру, двери. Куда они открываются – наружу или внутрь? Как будет вести себя пламя свечи, если из приоткрытого окна тянет сквозняком? Что будет отражаться в тусклом зеркале в углу комнаты? Вот этому подобные мелочи, вроде отсутствия петель на оконных рамах или щеколд на дверях лишали создаваемую Фейнриэлем модель ее правдоподобия. Орсино был недоволен, Фейнриэль растерян. Пробившись несколько занятий над этой проблемой, Первый чародей предложил следующий вариант решения – Фейнриэль должен был нарисовать место действия. Продумать и наметить на листе бумаги все детали - может быть, имея перед глазами готовую схему, заучив, как сложный стих, будет проще удержать ее в голове и перенести затем в Тень. Так что Фейнриэль был послан в библиотеку, сопровождаемый полушутливым приказом – пока не сделает задания – на глаза Орсино не показываться. Уточнять, имел ли ввиду Первый чародей не показываться вообще или не показываться на занятия, юноша не стал, а послушно отправился к месту назначения, запасшись всем необходимым – бумагой, карандашами и линейкой. И вот тут проявилась еще одна проблема. Фейнриэль решительно не умел рисовать. Нет, разумеется, изобразить нечто похожее, скажем, на лестницу, да еще и под линейку, он еще мог, но вот соорудить на бумаге целую комнату со всеми кроватями-умывальниками-стульями, пусть и схематичную… да еще и прилегающие к комнате коридоры, лестницы, да чтобы они еще и вели куда надо… Тяжко вздохнув, юноша отыскал нужные справочники и погрузился в работу. К исходу третьего дня даже начало кое-что получаться. Вот с пунктом два – не показываться на глаза Орсино было в разы сложнее… Но теперь, прижимая к себе выстраданный в прямом смысле чертеж, Фейнриэль шел к кабинету Первого чародея, на лестницах прыгая сразу через две ступеньки, и от души надеялся, что Орсино не будет очень уж занят. Ну, в крайнем случае ему придется немного подождать. Но что значит несколько минут в сравнении с тремя днями? Ровным счетом ни-че-го.
Orsino: Обучение, несмотря ни на что, оставалось обучением. Отношения – отношениями, но Фейнриэль по-прежнему оставался сновидцем, в потенциале – творцом реальностей, и это было главное. Конечно, с тех пор, как демоны оставили парня в покое, Орсино уже не отсчитывал мучительные часы – окажется ли ночь последней для Фейнриэля, что делать с одержимым сновидцем, прежде, чем он разнесет по кирпичику Казематы… Это было прекрасно. Все равно, что избавиться от занозы под ногтем. Но до истинного искусства – далеко. К сожалению или к счастью, но участие подозрительных ритуалов (считать последствия удачными или ужасными, Орсино так и не решил; честно отписал в журнале, а журнал закрыл магической печатью) больше не требовалось, зато требовалась… фантазия? То, что больше считалось уделом художников, на худой конец, бардов. Представить картинку в деталях. Сочинить недостающие так, чтобы зрители или слушатели раскрыли рты и закрыть забыли – и здесь у Фейнриэля получалось неважно. Детали, сухие и безжизненные, как трава в Моровых землях, рассыпались в изначальную туманную пустоту Тени. Тень мягче орихалька, без заготовки не примет форму. Орсино даже сердился, хотя не лично на парня – на такую глупую преграду. Создатель прости, твердил он в прошлый раз, гномы и те фантазировать умеют, вон с приятеля Бетани – Варрика пример бери. …хоть приглашай Варрика – учить сочинять. К несчастью, из самого Орсино бард тоже, как из старой метлы – посох; зато в результате придумал, как бы научить Фейнриэля избегать пресной фальши, которая делает историю скучной, а картину Тени – туманной ложью. Нарисовать. Подробно, скрупулезно; задание скорее на терпение, чем на художественный талант. Фейнриэлю оно, похоже, не слишком понравилось, и Орсино пригрозил – никаких встреч до того, как. А «на людях» Орсино по-прежнему никак не «отмечал» его. …за пару дней успел соскучиться. По-прежнему привязанность немного пугала; «мне-нельзя-привязываться-к-кому-то-одному», с другой стороны, Орсино в свою очередь, учился. Скучать по кому-то. Радоваться встрече. И он улыбнулся совсем не так, как улыбался любому другому магу или ученику, когда открывал дверь Фейнриэлю. Но тут же посерьезнел: - Я тебя ждал. И хочу услышать об успехах.
Feinriel: Чтобы удержать себя в руках и не кинуться на шею Первому чародею, Фейнриэлю потребовалась вся его выдержка. Хотя кончики пальцев предательски подрагивали, когда он разворачивал на столе Орсино свой чертеж. Чтобы это не было столь заметно, он оперся ладонями по обе стороны листа, одновременно фиксируя бумагу, так и норовившую свернуться обратно в тугой рулон, и демонстрируя самообладание. - Вот! - с гордостью кивнул он на свой шедевр. Странное дело, теперь, когда схема была представлена Орсино, она казалась полным кошмаром. Фейнриэль даже задумался – почему, когда он восстанавливал в голове, а затем рисовал все эти черточки-квадратики, долженствующие обозначать обстановку комнаты – кстати, его собственной комнаты в Круге, - все выглядело вполне пристойно, а теперь, когда «шедевр» увидел свет, этот же самый свет выявил и уйму недостатков. Линии вкривь и вкось, одна на другую наползает, с масштабом вообще беда, умывальник вон получился с полкровати размером… «Отправит все перерисовывать», - тоскливо подумал Фейнриэль, переступая с ноги на ногу, стараясь не смотреть на Орсино – знал, жалобным видом его не подкупишь, учителем Первый чародей был весьма требовательным. А целоваться хотелось. И мантия внезапно показалась жаркой и неудобной, когда Орсино, стоя совсем рядом, так, что Фейнриэль ощущал тепло его тела - наклонился над листом бумаги, разглядывая чертеж. «Я тебя три дня не видел», - вертелось на кончике языка, и чтобы не выпалить этого вслух, юноша был вынужден прикусывать его в прямом смысле слова. Да, да, сначала дела, а потом удовольствие – очередная нерадостная мысль. Фейнриэль потер кончик носа перепачканными в грифеле пальцами. Ну… неужели у него все настолько плохо вышло? Хоть иди и головой о стену побейся – может, в треснувший череп войдет немного умения рисовать.
Orsino: Предъявленный чертеж определенно не был шедевром живописи. Впрочем, Орсино и не собирался делать из Фейнриэля художника – во всяком случае, не в привычном смысле; сейчас долго смотрел, сравнивая двери-окна-тумбочки на рисунке с мысленной картинкой в голове. Работа проделана колоссальная. Наверняка, Фейнриэль провел не один вечер, тщательно прорисовывая каждую трещину на древних стенах, каждое черное пятно от неудачного направленного заклинания. - Неплохо, - наконец, сказал Орсино; Фейнриэль шумно дышал над ухом, и жар от него исходил такой, что можно было принять за огненный щит. «Работа превыше всего», - напомнил Орсино себе и взглядом – Фейнриэлю. Тоже выдохнул, снова сосредоточась на чертеже. Пропорции, кривизна линий, имело ли это значение? У Фейнриэля не идеально, но, возможно, дело просто в технике, а *настоящую* картину он нарисует безошибочно. - Здесь ты пропустил, - ткнул Орсино нарисованную «стену». - Стул возле стены, а на ней пятно. Впрочем, - Орсино улыбнулся. – Хорошо. А теперь проговори каковы эти предметы на ощупь, как действуют – насколько помню, умывальник ржавый и немного заедает, верно? Он прикоснулся к носу Фейнриэля, где остался след от грифеля; провел по щеке, прекрасно зная, как реагирует тот на прикосновение. - Когда будешь конструировать реальность, подумай об этом: прикосновение – это доверие. Обманов зрения полным-полно, слуха – тоже. Осязание обмануть труднее всего. Расскажи о том, до чего ты дотрагиваешься.
Feinriel: Это выглядело уже издевательством чистой воды. Видеть, чувствовать, не иметь возможности сделать то, что хочется – это сводило с ума. И прикосновение – затянутой в перчатку руки будоражило едва ли не больше поцелуев. «Расскажи о том, до чего ты дотрагиваешься». Как же можно сконцентрироваться, если все мысли только о том, чтобы, отшвырнув в сторону опостылевшую схему, заняться любовью хоть… прямо на столе. Впрочем… кажется, Фейнриэль начинал понимать принцип этой игры. Кивнул, прикрыл глаза – так было проще представить свою комнату. Умывальник… металлический, с тугой ручкой. - Все верно, он… с характером. Часто приходится прикладывать силу… - он подался вперед, почти вжимаясь в Орсино, знал – за ним столешница, отступать некуда, - надавить как следует, чтобы полилась вода. Иногда… - ладонь Первого чародея все еще касалась его щеки, Фейнриэль повернул голову и коснулся губами указательного пальца в прорези перчатки, - вода на вкус отдает ржавчиной… - провел языком по подушечке, слегка прикусил. По спине забегали мурашки, очень похожее ощущение на их первый раз, когда энергия буквально прокатывалась волнами по телу. - Стена… оштукатуренный камень, шершавая на ощупь… - ладонями провел по предплечьям Орсино, пальцами ощущая рельефность канта, - Дальше окно. Щеколда высоко, чтобы открыть, приходится вставать на цыпочки… - расправился с хитрыми крючками у горла, за эти недели у него было время поднатореть в расстегивании мантии Первого чародея, - а стекло… - коснулся губами незащищенного горла, - гладкое… - снова языком, потом чуть прикусил чувствительную тонкую кожу, - если трогать самыми кончиками пальцев, то чувствуешь, как оно вибрирует… - ладони обхватили талию Орсино, тоньше чем у Фейнриэля, - кажется, что поет сам камень стен… и резонирует стекло… Определенно, этот способ обучения нравился ему гораздо больше.
Orsino: «Что ты творишь!» Пусть «творит». Орсино вздернул бровь, когда Фейнриэль коснулся языком пальца, а потом подхватил эту игру. Его перчатки снимались сложновато, но всегда оставались два пальца – достаточный уровень *контакта* с внешним миром, вполне достаточный, чтобы проверить на ложь и правду. - Очень хорошо. Даже зажмурился, вслед за описаниями Фейнриэля восстанавливая в памяти комнату. Если сумеют сейчас – Фейнриэль сумеет и в Тени, создать и «подать» не лишенную вкуса и запаха, как жеваная бумага, картинку, а полную иллюзию реальности. Или настоящую реальность – рукотворную реальность? О природе Тени спорили до сих пор. Сейчас… каждое слово – чары. Каждое слово – утягивает в Тень, а каждый жест запрещает возвращаться. Нет, не Тень. Лучше. - Окно открывается вовнутрь или наружу? – вернул «подачу», расстегивая мантию с подбородка, здесь мягкая ямочка под горлом, Орсино пощекотал, как щекочут кошек. – Вода пахнет только ржавчиной? - царапнул за ухом, пока Фейнриэль открывал горло. – От окна до двери сколько шагов? - когда вжали в стол, податливо уступил, прогнулся назад, словно демонстрируя свою готовность… но как только все остальные условия будут выполнены. - Прохладно? Душно? На языке горьковатый привкус, потому что сосед справа – формари вечно варит настойки? Незащищенные перчаткой пальцы скользнули под мантию. «А следующий раз мы попробуем что-нибудь посложнее. Например, я расскажу, как выглядит кабинет Думара, а он создаст его»
Feinriel: - Наружу… - выдохнул Фейнриэль в ямку между ключиц Орсино, - окно открывается наружу, - выгнулся навстречу, позволяя расстегнуть застежки собственной мантии до пояса, дернул плечами, стягивая накидку до локтей; - подоконник давно не крашен, от верха до середины идет глубокая трещина, в нее можно вставлять перья… когда пишешь сидя на подоконнике, поэтому там полным-полно чернильных пятен… - поцеловать под ключицей, расстегнуть мантию, очертить языком сосок, - В ветреную погоду от окна дует. На стене подсвечник на две свечи, черное железо… Рядом с окном… тумбочка, три ящика, медные ручки, верхний ящик заедает… - Фейнриэль опустился на колени, начиная целовать живот Орсино, по-прежнему не открывая глаз, - узкий шкаф для одежды, некрашеный, но дерево отполировано прикосновениями до блеска… - ладонями вверх по бедрам, невольно сжал пальцы, царапая плотную ткань мантии, - и к нему приятно прикасаться… на дверце у верха и внизу вырезаны завитушки в виде веточек орихалька… - от возбуждения пересохли губы, Фейнриэль торопливо облизнул их, - потом кровать. Верхний ярус пустует, сейчас там лежат книги и свитки, которые не помещаются на тумбочку… на кровати одеяло, - чтобы продолжать связно изъясняться, Фейнриэлю пришлось на какое-то время оторваться от Орсино и сделать пару глубоких вдохов, - шерстяное, колючее… - руки уже под мантией, на голенях, и снова вверх, поглаживая, снова до бедер, не выше; открыл наконец глаза. Частое дыхание, пылающие щеки, - мне… продолжать?
Orsino: Сосредоточиться на описании комнаты было все сложнее. Ящики и веточки орихалька… рисунки в виде веточек орихалька доносились откуда-то издалека, Орсино призвал всю свою силу воли, чтобы не только слушать, но и сверять с собственной памятью. Фейнриэль так настойчив; странно и забавно - он фактически отдавал себя на «милость» юноше. «А как же обучение!» - впрочем, если тянуть дальше, Фейнриэль просто опрокинет на стол, и… ну да, он сильнее; не то, чтобы Орсино возражал. Кровать. Двухъярусная, но второй свободен. Точно. Пальцы скользят сначала за ухо, потрепать Фейнриэля, словно щенка, и украдкой сдернуть ремешок, распуская знакомую косичку; вторая рука – по подбородку, к груди, пока тот нырнул вниз, Орсино растрепал светлые волосы, а потом обнял, прижимаясь бедрами; провел от пупка вниз, осязая тоже знакомый светлый пушок. - Хватит. Вполне… достаточно, - прильнул к пересохшим губам. Хотелось подразнить его и дальше, хотелось посмотреть – что будет делать; Орсино ощущал любопытство… и опасность тоже. Фейнриэль – не только яркий, как светлячок, мальчишка-полуэльф; еще и оружие, правда? Пальцы ласкали в паху, а потом Орсино убрал их с невозмутимым видом; усмехнулся. Перехватил фейнриэлевы ладони, сдерживая на манер наручников. Прямо скажем, не самых надежных, но все-таки. - Ты хочешь рассказать что-то еще?
Feinriel: Фейнриэль даже зарычал нетерпеливо, когда его руки были остановлены на полпути. Орсино был заведен так же, как и он сам, и, похоже, ему нравилось его дразнить. Ничего не стоило бы вырваться из хватки Первого чародея, но кажется, Фейнриэль и сам начал получать удовольствие от этой… задачи. - Я больше ничего не хочу сказать, - длинные волосы упали на лицо, с зажатыми запястьями Фейнриэль даже не мог их убрать, мотнул головой, отбрасывая мешающие пряди, - я хочу тебя. Слова жгли язык, пересохшие губы саднило, хотелось еще больше – больше поцелуев, прикосновений, - со спущенной до локтей мантией и перехваченными руками Фейнриэль чувствовал себя как в смирительной рубашке. - Впрочем… - он вывернул кисти так, что теперь уже запястья Первого чародея попали в захват, прижался теснее, опрокидывая того на стол, так что Орсино теперь полулежал, опираясь на локти, а Фейнриэль нависал над ним, - я могу рассказать, что происходит за порогом комнаты… - волосы снова упали на лицо, но теперь Фейнриэль даже не подумал убрать их, - например… - выгнул спину и прижался теснее, - от двери комнаты до лестницы десять шагов… - вызывающе повел бедрами, - пятнадцать ступеней вниз, к кладовкам… - наклонился, принялся нетерпеливо кусать и зализывать шею, грудь, плечи, - а вверх… до следующего этажа тридцать… пятнадцать до первой площадки и… пятнадцать до второй… - голос предательски срывался, а на Орсино еще оставалась чертова мантия, расстегнутая лишь до пояса. Фейнриэль двинул бедрами, вжавшись пахом в пах, выдохнул в приоткрытые губы Орсино, - что-нибудь еще?
Orsino: Растрепанные волосы, закрывшие глаза. Растрепанные волосы, прилипшие к сухим губам, и Фейнриэль, недовольный, словно та самая казематская кошка, которую ловили и тискали все, кому не лень. Орсино удерживал его точно так же, как удерживали и кошку: сознавая риск быть слегка оцарапанным. Орсино ничего не имел против пары царапин. - Точно? Совсем-совсем ничего? – прищурился. Хотелось потянуть этот момент, рассматривая и ощущая юношу – блеск в глазах, язык касается губ, безуспешно пытаясь отлепить прядь волос, из-под кожи напряженно проступают мускулы. Ладони чуть влажные. Но «потянуть» не получилось – Фейнриэль вновь напомнил, кто из них сильнее; физически – в первую очередь. Орсино оказался на собственном столе, в свою очередь лишенный возможности освободиться. «А ему нравится власть», - отметка где-то на краю сознания; было это хорошо или плохо? Орсино подумает… но позже. Немного позже. Фейнриэль называл его на «ты». Это тоже стоило посмаковать отдельно. И тоже после. - Ступеньки… и кладовки всегда пахнут травами и мышами, - Орсино зажмурился от укусов. Мантия была полурасстегнута, хорошо, что внизу крючьев вместе с украшениями меньше… а то пришлось бы Орсино заказывать новую. – Нет. Больше ничего. Орсино схватил нижнюю губу Фейнриэля, небольно прикусил, а потом добавил: - Задание выполнено на отлично. И вжался, отвечая ему.
Feinriel: Спустя несколько минут, когда перед глазами перестали плясать черно-золотистые мушки, и дыхание стало успокаиваться, Фейнриэль рискнул отклеиться от Орсино. Его мантия валялась на полу, безжалостно смятая, юноша даже подумал мельком, не вырвал ли он пару крючков, когда стаскивал ее с себя; но на Первом чародее все еще была его – правда, расстегнутая от горла до низа, но в рукавах. Фейнриэль даже хмыкнул невольно, погладил обнаженное плечо пальцами, ощущая ладонью плотную ткань накидки. День, когда ему удастся заставить Орсино потерять над собой контроль, поистине будет достоин быть занесенным в летописи Киркволла. Хотя конечно же, такие сведения в летописях не указывают… Фейнриэль кинул взгляд на стенные часы. На то, чтобы стащить с себя мантию, расстегнуть ее на Орсино, потребовалось около полуминуты, и… едва ли минута на то, чтобы закончить начатое. Да, Первый чародей учил его растягивать удовольствие, но это явно был не тот случай. В паху было горячо и влажно, но по обнаженной спине уже забегали мурашки. - Тебе… вам, - улыбнулся Фейнриэль, принимаясь целовать плечо Орсино, - нужно что-то сделать со своим холодным кабинетом. Иначе однажды… - провел пальцами по животу, принялся поглаживать внутреннюю поверхность бедра, - нам обоим придется глотать целебные настойки. Так удачно, что мой сосед – формари, правда? Чуть отстранился, восхищенно посмотрел на Орсино. Такой – в расстегнутой мантии с открытой шеей и грудью, с растрепанными волосами и капельками пота на бледной коже – сейчас он выглядел ненамного старше самого Фейнриэля. Под ладонью, которой Орсино опирался на стол, находился чертеж комнаты, конечно, уже безнадежно испорченный. Вид схемы напомнил о делах. Сейчас Первый чародей застегнется на все пуговицы и неминуемо скажет, что им надо продолжать обучение… Тяжкий вздох Фейнриэля был преисполнен сожаления.
Orsino: Письменный стол для этого не очень-то подходил. Точнее, совершенно не подходил; но в такие моменты последнее, о чем Орсино думал – о неудобствах. Фейнриэль вообще делал почти невозможное: отключал, пусть и на несколько минут, его привычку анализировать все со стороны, словно наблюдать за происходящим, записывать в невидимый журнал. Разорванные мантии, разорванные чертежи; опять опрокинутая чернильница; Орсино потом уничтожает «следы» самостоятельно, не доверяя Усмиренным: они могут рассказать, потому что не хранят секретов. Крючок… вырван. Золотистая скоба, Орсино еще услышал, как звякнул об пол; но зажмурился, часто дыша – уступать легко, уступать… приятно; не задумываться о последствиях – тоже. А потом стирал теплые капли пота со спины Фейнриэля, осторожно целовал, словно пытаясь перехватить дыхание; собирал пальцами пахнущую устрицами влагу между ног. Выстуженная комната пожирала их тепло; в такие моменты – сразу *после* - Орсино чувствовал, как сама махина Казематов осуждает их: здесь нельзя ведь радоваться, здесь кричат и стонут только от боли. - Здесь есть камин, но в последний раз он прилично работал, наверное, во времена Четвертого Мора, - фыркнул Орсино и рассмеялся. Кожа Фейнриэля была влажной, мышцы – чуть расслабились, но не до конца; не хотелось, чтобы он одевался. Но нужно. Как «нужно» - идти в Тень, моделировать реальности; учиться. Фейнриэль вздохнул, словно прочитав мысли. - Боюсь, если придешь в спальню, это будет слишком… понятно, - Орсино пожал плечами. Он поднял мантию Фейнриэля, закутал парня. - После Истязаний будет можно. Но пока… я знаю, тебе не очень хочется сейчас идти в Тень. Передохни. Хочешь мятного чая?
Feinriel: - Хочу, - Фейнриэль застегнул пару крючков, перед тем, как окончательно закрыться мантией, не отказал себе в удовольствии поцеловать Орсино, прижаться – кожей к коже. В те редкие моменты, когда тот смеялся, Фейнриэль чувствовал себя настолько счастливым, насколько возможно, казалось – вот он, предел счастья, дальше некуда. Спальня… да, сейчас она казалось чем-то недостижимым, как и Истязания, о которых они так и не поговорили еще толком. - Я даже не знаю, - улыбнулся он в ответ, - если камин работает только во время Мора… может быть, устроить Мор? В комнате было прохладно. Фейнриэль сосредоточился – температура поднялась до почти нестерпимого жара. Удовлетворенно кивнул, оглядел свою каморку. Свитки, книги, даже карандаши на тумбочке лежат в таком положении, в котором он их оставил. Одеяло… «шерстяное, колючее» - провел кончиками пальцев, осязая жесткие ворсинки. Стена – «оштукатуренный камень, шершавая», рядом с кроватью пятно от неудачно скастованного огненного шара. Пытался зажечь свечи магией, хорошо хоть, кровать не подпалил. «Знаешь», - обратился он к Орсино, зная, что тот услышит. Про себя было сложнее называть первого чародея на «вы», обычно Фейнриэль себе другого обращения не позволял. А когда разговариваешь сам с собой, немного странно называть голос в голове на «вы»; к тому же, общается ли он с воображаемым Орсино или с настоящим, но связанным с ним ментальным контактом, юноша порой путал, - «я боюсь, что для того, чтобы детально создавать реальности, нужно либо видеть место действия самому…» - в пять шагов пересек комнату, открыл дверь. Внутрь, вспомнил он – окна открываются наружу, а дверь внутрь, - «… либо руководствоваться картинкой в сознании кого-то еще…» Одно тянуло за собой другое – для сопровождения в Тени нужна была магия крови и ментальная связь, для успешного создания реальности – подробнейшая картина места действия, для воссоздания незнакомого места – считывание картинки из чьего-то сознания, то есть, снова магия крови… В коридоре горели светильники, на месте храмовничьего поста – Фейнриэль позволил себе немного похулиганить – пустые доспехи. Юноша подошел к ним – вслушиваясь в шум собственных шагов, - снял шлем, привстал на цыпочки и крикнул внутрь доспехов: «У-у!». Рассмеялся гулкому эху, водрузил шлем на место. «Я прав или нет?» - прошел мимо двери соседа, заглянул в лестничный пролет. Пятнадцать ступенек вниз, тридцать, то есть два раза по пятнадцать – наверх. Кажется, у него получилось.
Orsino: Фейнриэль еще протестовал (о, это выражение лица – прилипшие к губам волосы, и готовность, если Орсино не уступит, искусать и исцарапать) – медленно, дразнится. Само собой, только когда возвращались в петли крючья и пуговицы, возвращались мысли. Даже так – Мысли. Об Истязаниях, например. Которые для Фейнриэля должны пройти иначе; он не вернется из Тени, отравленный лириумом, сколь ни покорна Тень воле сновидца, а лириум все ж сильнее. Но об этом после. - Устроить Мор или прочистить камин. Действительно трудный выбор, - Орсино заботливо застегнул фейнриэлеву мантию. Только резкая смена температуры с прохлады на душное августовское марево убедило Орсино: они в Тени, это не реальность; вернее – не-совсем-реальность. Сотворенная, слепленная из снов и памяти. Ощущение отчасти жутковатое: я здесь и меня нет. Должно быть, так чувствуют себя призраки, случайно проникшие через истонченную Завесу. «Голос» Фейнриэля успокаивал. По крайней мере, они разобрались с демонами; теперь сущности если и маячили где-то вдалеке, то приближаться не решались – видимо, поняв: себе дороже. «Оно очень убедительно», - заверил Орсино. Чувствовал ли Фейнриэль его эмоции? Вплоть до растерянности; первый чародей или нет, но не хозяин этого выдуманного-реального пространства. Грохот доспехов. Шаги рассыпаются гулким эхо; все правильно. Ошибки, если и есть, незначительны – зато Орсино дышит затхловатым воздухом Казематов – примешивается и аромат трав; слышит чьи-то голоса в отдалении, под его-Фейнриэля мягкой подошвой – трещина, неровность камня. «У тебя получилось. И да, ты прав». Снова, как и в реальности, «главным» был Фейнриэль. Впрочем, Орсино доверял ему безгранично; «помолчал» немного и предложил: «Ты можешь брать мою память. Попытайся воссоздать какое-нибудь место из тех, что видел я, но не видел ты». Он открылся – почти полностью; спрятал только самое… даже не сокровенное, а то, чего стыдился: далеко идущие планы насчет самого Фейнриэля, например. Спрятать полностью – невозможно, только замаскировать… и понадеяться на то, что любопытный юноша сумеет удержаться, не сунуть нос в несколько неприметных «ящиков». «Попытайся».
Feinriel: В первый момент чужое сознание оглушило, погребло с головой – будто накрыло лавиной, - сунулся слишком неосторожно, нетерпеливо, по своему обыкновению. Фейнриэль вынужден был отпрянуть, картинка – коридор Казематов поблекла, осыпаясь по краям. «Спокойно. Попробуй еще раз» Перевел дух, собираясь, возвращая концентрацию, и снова «нырнул» в чужое сознание, как с головой в заросший пруд – с берега не видно, что скрывает под собой темная вода; а если смотреть из-под воды, сквозь зелень просвечивают солнечные лучи. Теперь было по-другому. Фейнриэль словно заглядывал в комнату, полную книжных полок от пола до потолка – да, вот именно, книжные полки, каталог, если угодно, - все аккуратно рассортировано и надписано. Он даже усмехнулся – визуализация сознания Орсино ему нравилась. Прошел мимо небольшого ящика с надписью «детство» - потемневшее дерево, надпись полустерта, из неплотно прикрытого ящика торчит клочок красного лоскута – одежда для соломенной куклы; мимо этого Фейнриэль прошел не задумываясь – не сомневался, Орсино бы не понравилось, начни он без спроса копаться в этих воспоминаниях. А вот «юность» и «зрелость» занимали куда больше места. Полуэльф остановился в раздумье - куда заглянуть сначала. Решил отдаться на волю случая. Закрыл, метафорически выражаясь, глаза, позволяя проходить сквозь себя информации, выжидая, когда мелькнет нужный кусочек мозаики. Вот темноволосая эльфийка в мантии круга, стоит на ступенях, оборачивается, машет рукой. Блеснули белые зубы. Пожалуй, нет. Подземелье – со стен свисают почерневшие растения, камень сочится влагой. Катакомбы Казематов? Слишком мрачно… «А есть ли в этой библиотеке ящик с надписью «Фейнриэль»? – не удержался он, улыбаясь и чувствуя ответную улыбку Орсино. Конечно, есть… Потом, решает сновидец и ныряет глубже. Вот… вот то, что надо! Величественный зал. Огромные окна, потолок – витраж. На стенах – разноцветные стяги, гирлянды цветов. Зал нарядно убран, куда ни глянь – венки, увитые лентами, букеты, начищенные до блеска подсвечники. Фейнриэль провел пальцем по одному из канделябров, ощущая гладкость меди. Должно быть, на языке останется характерный привкус… но лизать подсвечник он точно не станет. К возвышению в глубине зала ведет ковровая дорожка – красные розы на зеленом фоне. Богатая, вычурная вышивка. Зал заполняется людьми – смеющиеся, перешептывающиеся нарядные дамы и изысканные кавалеры, распространяющие вокруг себя запах духов, удушливый настолько, что Фейнриэль невольно морщится и прижимает ладонь к носу. Чуть в отдалении стоит жрец, погруженный в благочестивые размышления – в руках книга, он водит пальцем по строчкам и чуть шевелит губами, как делают малограмотные люди. Слышатся звуки труб – насыщенные, густые, толпа в зале приходит в движение – теперь они напряжены, оборачиваются в сторону входа в зал, как будто ожидают кого-то. «Как тут красиво!» - думает Фейнриэль, обращаясь к Первому чародею, чувствуя как тот… смущен? Ошарашен? «Орсино, где мы?»
Orsino: Очень странно было ощущать, как кто-то – пусть и человек, которому Орсино безгранично доверял, - бродит по закоулкам памяти. Образ хранилища вырисовался для обоих, то ли сам Орсино подбросил Фейнриэлю идею, то ли совпали ассоциации. Это было довольно-таки старое и пыльное (под стать владельцу, усмехнулся Орсино) «книгохранилище». Большинство воспоминаний вряд ли заинтересуют Фейнриэля; детство, юность, даже молодость чародея из Круга – далеко не самые примечательные события. Кое-какие «ящики» – Орсино наблюдал взглядом Фейнриэля – заперты на ключ. С тяжелыми амбарными замками, и надписью – не вскрывать. Оттуда могут вылезти неприятные твари, пусть не демоны, но крысы. Что ж, Орсино надеялся, Фейнриэль простит его за несколько замков. В конце концов, один открыл; и вывалился в довольно значимое воспоминание. «Это… после того, как сместили Тренхольда. Предыдущего наместника», - уточнил, не уверенный, что Фейнриэль помнит; он был совсем малышом, когда в Киркволле сменилась власть, да и в эльфинаже не особенно интересуются политикой. «Марлоу Думар принимает свой пост. Я уже был Первым Чародеем, поэтому меня пригласили». Он уточнил скорее памятью, чем словами – что сам на своем посту едва ли успел освоиться, что еще представления не имел, какие грядут перемены; Тренхольд собирался изгнать храмовников вовсе, а теперь они перевернут ситуацию с ног на голову. Но тогда – просто озирался по сторонам, едва удерживаясь от того, чтобы потрогать подсвечники, смущался – единственный эльф среди целой толпы людей, не говоря уж о том, что единственный маг… во всяком случае, *официально* единственный. Эта мысль выскользнула, прежде чем Орсино скрыл ее от Фейнриэля. А, неважно. «Потом я узнал, что вот этот», - взгляд на средних лет темноволосого мужчину в дорогой, расшитой сапфирами одежде, - «И вон она», - на юную девушку, которую явно портил фунт орлейской косметики на лице, - «Маги… отступники, да. Они скрываются и сейчас. Они знают, что я знаю, но так же знают, что я буду молчать». «Прости», - добавил позже. – «Здесь начинается политика, довольно грязная штука».
Feinriel: "Интересно", - Фейнриэль сделал попытку пройтись по залу, удерживая в голове все детали - подсвечники, венки, трепещущие флаги. Иллюзия, что он пересекает зал, была полная, - "как у них получилось так долго скрываться?" Остановился напротив довольно красивой темноволосой девушки. "Рейна" - всплыло из его-Орсино памяти. Эту девушку зовут Рейна. В Круге было немало отпрысков знатных семей, их и навещали гораздо чаще, чем выходцев из низов, передавали всякие подарки, вроде цепочек-медальонов-колечек, сладостей и прочего, чего у остальных не водилось. Однако же, Фейнриэлю было непонятно, почему за этими людьми, которые, судя по поведению, никуда не бежали, не прятались, тем не менее не пришли храмовники... Фейнриэль опустил глаза, оглядел свою-Орсино мантию - того же самого покроя, что и сейчас, потом посмотрел на свои-чужие руки - и даже перстень Первого чародея тот же, вот только... на руках нет перчаток. Повернул руку ладонью вверх, разглядывая сеть линий, снова тыльной стороной - отмечая синие венки, просвечивающие сквозь нежную тонкую кожу. Значит, перчатки появились позже... Захотелось посмотреть в зеркало, чтобы увидеть там молодого Орсино, но Фейнриэль вдруг подумал, что тот сочтет такое непозволительной вольностью, и к тому же ни одного зеркала в парадном зале не наблюдалось. Не без сожаления он "шагнул" назад, обратно в "книгохранилище". Силы еще оставались, может быть, сделать еще один заход? "Куда пойдем теперь?"
Orsino: Орсино мысленно вздохнул. О том, что знали в Верхнем Городе не услышишь в эльфинаже (услышишь, конечно, злые языки всегда треплются – только слишком длинные и подрезают нередко, Фейнриэля, видимо, Создатель миловал). Но раз уж Фейнриэль бродил по его памяти, то оставить вопрос без ответа тоже было нельзя. «Видишь ли. Среди аристократов Киркволла всегда было много магов. Может быть, потому что здесь полным-полно всяких троюродных племянников тевинтерских магистров. Но доказать трудно… Иногда аристократы сами «сдают» детей-магов в Круг. Если не первенец, не единственный или призвал пару демонов прямо на площади». Рейна, извлек имя Фейнриэль, пока тот-Орсино из прошлого улыбался женщине. Тогда еще никто не подозревал… он точно не подозревал. «Правила для эльфинажа и Верхнего Города не одни и те же», - добавил Орсино с невеселой ухмылкой. – «Я тоже не сразу понял». «Но», - добавил, когда Фейнриэль покинул раззолоченный зал. – «Ты ничего не слышал и не знаешь». Снова хранилище; сотни ящиков и дверей – даже удивительно, сколько памяти… неужели правда помнит все это? И лучший способ скрыть – не показывать, что скрываешь, поэтому Орсино ответил: «На твой выбор».
Feinriel: "Несправедливо", - вдруг подумалось Фейнриэлю, пока он смотрел на ящики-сундучки, запечатанные и просто запертые, но с торчащим в замке ключом. Нельзя сказать, что он не догадывался о том, что пред законом все равны, но некоторые равнее, просто как-то не задумывался. Теперь все, оформленное в слова-мысли, принесло глухое раздражение. Если бы он не был из эльфийской бедноты, будь он сыном какого-нибудь аристократа - может не попал бы в Круг. Не было бы этой вечно нависшей над головой - как золоченая статуя Андрасте в церкви, - угрозы усмирения, решеток и замков, а еще... еще он бы никогда не встретил Орсино. Мысль полыхнула теплым огоньком - не открытым жаром августовского солнца. Фейнриэль улыбнулся "про себя", потянулся к неприметному с виду "ящику"... ...в глаза полыхнуло солнце. Солнце било сквозь стекла высокого окна, отливало кипящим золотом на локонах сидящей за столом женщины, отражалось в ее до блеска начищенных латах. "Мередит!" - ахнул Фейнриэль, инстинктивно делая шаг назад, как будто выглядящая крайне занятой и сосредоточенной, погруженная в чтение бумаги, что лежала перед ней, женщина взглянет на него-Орсино и "увидит" не первого чародея, а его, Фейнриэля, "потенциально опасного", ученика, испытывавшего по отношению к ней почти суеверный ужас. Он знал, что кабинет рыцаря-командора находится всего лишь через коридор от кабинета Первого чародея, но предпочитал не думать об этом; думать о несчастье означало бы накликать беду. Она не успела поднять глаз от бумаги, исписанной ровным каллиграфическим почерком, а Фейнриэля уже "вышвырнуло" прочь - в прохладный полумрак "библиотеки" Орсино - задыхающегося, с металлическим привкусом страха на языке, со взмокшими от августовского солнца висками.
Orsino: Почему-то Орсино догадался, какой ключик привлечет внимание Фейнриэля. Это был ярко-золотистый ключик, тактильно – через ладонь юноши – воспринимался теплым, опасное тепло, способное в несколько секунд накалиться, словно каминные щипцы. Когда Фейнриэль нырнул в воспоминание, впрочем, Орсино ощутил разве немного ностальгии, тоски; совершенно уж неподходящее – жаль, время нельзя вернуть. Это трудно объяснить молодому человеку – у него просто особенно не с чем сравнивать, его детство недалеко убежало, а юность – вот она, вся впереди. Страх передался от Фейнриэля, и Орсино попытался успокоить: не бойся. Вновь полумрак «хранилища памяти» (если пошарить как следует, можно найти и что-то вроде филактелий с кровью… не правда ли?). «Да», - сказал Орсино. – «Это Мередит. Она… не всегда была такой, как сейчас. Магов, конечно, всегда недолюбливала, но…» Почему-то подумалось: Фейнриэль обидится. На прошлое не обижаются, не так ли? Мередит давно стала его почти врагом; неприятелем – точно. «Она в Круге лет с четырнадцати», - все-таки продолжил. – «Пришла куда раньше, чем большинство рекрутов-храмовников. Иронично, да? Прожить всю жизнь в обществе тех, кого терпеть не можешь». Он замолк, прогоняя прошлое. Фейнриэль разворошил то, что Орсино прятал не потому, что скрывал, а потому что некоторые воспоминания пропахли уксусом, если дышать ими – на глазах выступают слезы. «Ты продолжишь?»
Feinriel: А вот и она - ревность. Всколыхнулась неожиданно, прогоняя страх. Неужели Меридит и Орсино... неужели у них что-то было? Почему нет? Меридит - красивая женщина, вынужден был признать Фейнриэль, даже очень красивая. Храмовница... да. Но в Круге не так уж редки были случаи, когда чародеи влюблялись в своих стражей... и наоборот. Правда, ничем хорошим это не заканчивалась, для обоих сторон, но все же. Рассердился на себя за неуместные мысли. Но - что толку их прятать, все равно Орсино наверняка ощутил все его эмоции, общий разум на то и общий; чтобы что-то утаить, надо постараться... «Вы с ней... у вас что-то... было?» «Голос» прервался, Фейнриэль потрогал неприметный на вид ящик, оказавшийся прямо на уровне глаз - сравнительно новый, с тевинтерскими письменами. Если он пойдет дальше, то кто может знать, не откроется ли ему в следующий раз... более откровенная сцена? Знание о том, с кем бывал его... его учитель Фейнриэль посчитал определенно лишним. «Покажи мне, что захочешь сам». Отступил назад, так и не открыв ящика с тевинтерской вязью.
Orsino: Ну вот, ревнует. Орсино не хотел трогать это прошлое, и даже мысленно пожал плечами. «Неважно. Ты ведь знаешь», - очередная усмешка, горькая, как настойка веретенки вперемешку с лириумной, - «Не хуже меня знаешь, какие у нас теперь «отношения». Хуже было другое. Фейнриэль заметил одно их тех воспоминаний, которые Орсино не показывал бы никому. Дело не в доверии – он доверял, он даже надеялся, что Фейнриэль поймет… и ведь однажды придется, наверняка придется, обучить магии крови – на всякий случай. Только лучше отложить. Слишком опасно, не сейчас. Хотя бы после Истязаний. Хорошо, что не тронул. «Как скажешь», - горечь почти растворилась; сейчас – не больше, чем в хорошем эле, который подают в «Цветущей розе». Руками Фейнриэля отодвинул один из небольших, порядком обшарпанных, ящиков. Прохладный ветер ударил в лицо вместе с запахами спелой травы, диких цветов, песка и моря. Морской запах перебивал все остальные, а вокруг было темно, только стаи светлячков кружили над головой. И луна висела, вроде серебряной плошки. - Пры-гай! Сла-бо! – насмешливые крики. Если оглянуться – ребята, мальчишки и девчонки, лет по двенадцать. «Это Рваный Берег. Когда-то мы удирали… и здесь холодно». По правую руку – рослый мальчишка с выражением мрачной решительности на грубовато очерченном лице. Квентин, - вздрогнул Орсино-взрослый, но Фейнриэлю вряд ли что-то скажет это имя; если спросит потом – да, был моим другом. Потом ушел из Круга. Я не знаю, где он. (Тоже почти правда). - Пры-гай! Прыгать. С высокой прибрежной косы, прямо в темную, глубинно-сапфировую с серебристыми лунными прожилками, воду. Выбраться будет нелегко – проплыть ярдов сто до пологого берега. Квентин прыгает первым, словно не задумываясь вовсе. Орсино… оглядывается, в последнюю минуту готовый сбежать, но ведь на весь Круг ославят – обзовут трусом, как ни оправдывайся. Вода ледяная. Вода холоднее всего на свете. Захлебывается брызгами, колотит руками и ногами, распугивая рыб, но потом все-таки плывет, чувствуя себя совершенно счастливым – победителем. «Правда», - добавляет для Фейнриэля. – «Когда возвращались в Казематы, храмовники нас поймали, отодрали за уши и мы получили по три дня карцера. Но тогда строже не наказывали…» Кажется, все испортил… хотел показать, что Круг был хорошим местом, не хуже любого другого; а получилось… «Фейнриэль?»
Feinriel: Да, знает. Можно было бы не спрашивать, а Орсино мог бы и не отвечать - и так понятно. Горечь сожаления, грусть... может быть. Фейнриэль отодвинул эту мысль - не сейчас, он додумает позже, а может быть никогда. Рваный берег. Луна, запах моря и шепот волн - Фейнриэль оглядывается, улыбаясь "про себя" - он был здесь пару раз, тайком, с приятелями из эльфинажа - насколько у него могли быть приятели; потом, правда, наказали - слишком опасно уходить так далеко от города. Впрочем, особой разницы Фейнриэль не видел - на улицах не менее опасно, чем на пустынном Рваном берегу. Но сейчас, смотря глазами Орсино, ощущает его эмоции - боязнь, а затем восторг, - почувствовал, как смыкается вокруг ледяная вода, заливает нос и уши, - Фейнриэль смеется, разделяя их, - здорово! Здорово же. Выбрался на берег, отфыркиваясь, встряхивая коротко стриженными мокрыми волосами, попрыгал на одной ножке, вытряхивая воду из ушей. А потом наклонился - уже не Орсино, Фейнриэль, зачерпнул горсть прохладного песка, рассеял - песчинки прилипли к его-Орсино мокрой ладони. "Я думаю, ты не особенно расстроился по поводу наказания?" - улыбнулся. - "Давай вернемся, я немного устал". Прежде чем вернуться в реальность, обернулся через плечо, запоминая, "записывая" в свою память чужие воспоминания - песок, черная вода, и огромная луна над головой.
Orsino: Возвращались медленнее, чем обычно. Орсино словно успел отвыкнуть от своего тела – от своего *настоящего* тела, после задорного прыжка в ледяную воду (и после двенадцати лет) не самая великая радость – осознать, что тебе больше, чем в три раза больше, и вряд ли решишься на нечто столь же «храброе»… и столь же идиотское. Ну, исключения были. Орсино смущенно покосился на просыпающегося Фейнриэля. Разве с ним, эти вот их странные отношения – не тот же прыжок? «Только вода приятнее». Он улыбнулся. В ящике стола нашел яблоко – между прочим, свежее хорошее яблоко, специально приберег. Старый фокус: охладил, чтобы получить мороженый яблочный сок. - Держи, - протянул Фейнриэлю. – Кое-что из моего детства можно вспомнить и сейчас… впрочем, я уверен, этот трюк ты знаешь. Такие великие открытия остаются в каждом поколении. У них получилось. У Фейнриэля получилось заглянуть в чужой разум, чужую память – пускай с согласия, но это не имело значения; Орсино не сумел бы противиться в любом случае. Еще одна ступенька. - Может быть, хочешь спросить о чем-то? Орсино не хотел недомолвок. Если обучаешь человека, способного проникнуть в твои сны и память, словно в ящик шкафа, лучше скрывать по минимуму. Честность – лучшая политика.
Feinriel: Фейнриэль потер переносицу - голова немного кружилась, наверное, от того, что пробыли в Тени дольше, чем обычно; но это ничего, пройдет. Взял протянутое Орсино яблоко, надкусил - поморщился, когда зубы заломило от холода, но почти сразу же присосался к румяному боку. Спросить... о чем же? Задумчиво глянул на Орсино поверх яблока, погрыз хрустящую схватившуюся льдинками, мякоть, потыкал кончиком языка, размягчая теплом слюны ямку. - М-ммм... - как назло, ничего не придумывалось. Точнее, спросить хотелось слишком много, - Когда я выучусь как следует, научусь... менять реальность, проходить в чужие сны, что нам с этим делать? Снова вернулся к яблоку, подцепил языком плотную кожицу, отщипнул зубами. - Все-таки сновидчество не самая популярная школа, - улыбнулся он Орсино.
Orsino: Когда-нибудь этот вопрос должен был прозвучать. Орсино готовился-готовился… и так толком не подготовился. Дернул сейчас плечами, встал с места – зрелище жующего Фейнриэля было очаровательным, но вопрос – серьезнее некуда. - Тут есть два ответа. Первый – что *обычно* делали сомниари. Ну, те, которые… «Оставались в живых». - …заканчивали обучение. «Тебе этот ответ не понравится». Орсино не сказал этого, но полагал, по выражению лица понятно. А Фейнриэль жевал мороженное яблоко… когда-то Орсино думал: хоть одно преимущество магии – ты можешь обеспечить себя мороженым совершенно бесплатно. - Однако я думаю, правильнее сначала спросить тебя: чего ты хочешь?
Feinriel: - Я? - Фейнриэль чувствовал себя изрядно озадаченным. По правде сказать, он не задумывался над этим вопросом. Сама идея обучения ему очень нравилась - сначала они задали трепку демонам... а потом как-то внезапно встал вопрос про них с Первым чародеем, и это стало важнее, чем какое-то там сновидчество. Нет, Фейнриэль учился с удовольствием, строить реальности оказалось крайне увлекательным, но не в последнюю очередь для того, чтобы порадовать того, кого он любил и кем восхищался. А вот что он будет делать, когда в совершенстве овладеет своей способностью... вот об этом Фейнриэль не думал. - Я хочу, чтобы мой дар приносил пользу, - неуверенно заявил он, разглядывая дорожки во фруктовом льду, оставленные его зубами. - Я мог бы добывать информацию, которую не получишь другим путем... ведь именно этим занимались имперские сомниари? Явиться, к примеру, в сон к Меридит и велеть ей не усмирять какого-нибудь очередного беднягу... при мысли об этом Фейнриэля передернуло. - Только я не знаю, чем мои способности могут помочь, к примеру, нам... Лед таял в руке, стекал по пальцам прохладными каплями, которые быстро нагревались. Фейнриэль лизнул лужицу, образовавшуюся в "чашке" ладони. - Главное, чтобы никто из храмовников не узнал, что я это умею.
Orsino: Орсино ссутулился. Фейнриэль был сновидцем – живой легендой. Фейнриэль был умным парнем, и еще, между прочим, отличным любовником. Но оставался наивным юношей. «Приносить пользу». Ага, нести добро и букеты ромашек, попросить, вежливо шаркая ножкой, Мередит не притеснять магов, Думара – подписать закон о большей свободе для магов (хотя бы свободно ходить в пределах Киркволла, хотя бы для прошедших Истязания – почему бы и нет, вон в Ферелдене вообще не следят за взрослыми, отправляйся хоть на Глубинные Тропы, коль приспичило!) Как мило. Как невозможно. Орсино наблюдал, как стекает яблочный мороженый сок, и все-таки сказал: - Фейнриэль. Тевинтерские сомниари были убийцами. Их называли «Ловцами снов», и нанимали, чтобы «убрать» самых могущественных и самых недоступных людей. Покачал головой. - Но я не хочу, чтобы ты убивал кого-нибудь во сне… Скрипнул зубами – а правда ли не хотел? Нет. Нет, архидемон побери! - Даже Мередит. Я не желаю даже ее смерти, понимаешь? Но с другой стороны, не думаю, что просто просьбой удастся воздействовать… Погладил, поправляя волосы – снова растрепались,слишком мягкие: - Это… хорошая идея… Направлять людей, ты понимаешь, о чем я. Может быть, тебе удастся просто уговорить. В конце концов, во сне мы все уязвимы. И да. Конечно, ты должен молчать о своем даре. "Потому что Мередит может захотеть усмирить... а *другие* - забрать себе. Обученный сомниари". Орсино прикусил язык, вспомнив: на прошлой неделе все-таки отправил тому магистру письмо с описанием достижений. Что, если он решит... посмотреть на живое чудо лично?! "Нет. В Казематах Фейнриэлю безопасно". Какая ирония - Орсино следовало благодарить порядки Мередит за то, что белобрысому сновидцу вряд ли угрожало что-то серьезнее зубной боли от мороженого яблока...
Feinriel: Фейнриэль даже отложил свое яблоко - аккуратно пристроил на бортик кушетки, так поразила его реакция Первого чародея. Резкий тон, напряженная поза - все говорило о том, что Орсино не единожды обдумывал этот вопрос, и он ему совсем не нравился. Меньше всего Фейнриэль хотел, чтобы Первый чародей переживал из-за него. Но... "Ловец снов" - звучало красиво. Значит, тевинтерские сомниари были убийцами... не удивился. Наверняка знал - конечно же, знал, догадывался; - ответ. Фейнриэль никогда никого не убивал - демоны не в счет, и не был уверен, что вообще сможет это сделать. Хотя, когда живешь в Нижнем городе, поневоле свыкаешься с несчастьями и смертями, по крайней мере, знаешь, чему быть - тому не миновать. Но убивать самому... нет, он не сможет. Тут же всплыла мысль - а если от этого будет зависеть чужая жизнь или рассудок? Фейнриэль задумчиво посмотрел в окно - уже давно стемнело, за стеклом видно лишь черно-синее небо, разбавленное звездами, даже луны нет. Вспомнил луну из воспоминания Орсино, улыбнулся невольно. А что если бы от него зависела жизнь Первого чародея - тогда смог бы убить? Смог бы - ответил сам себе, не колеблясь. Но говорить об этом Орсино, пожалуй, не стоило. Фейнриэль обернулся к Первому чародею, улыбнулся ему. - Я понял. Я буду молчать. Но "Ловец снов"... определенно, Фейнриэлю нравилось это название.
Orsino: Орсино пожалел, что не умеет мыслей читать; ментальная связь вне Тени если и сохранялась некоторое время, то ничего такого не позволяла. Пожалел, потому что выражение лица Фейнриэля было… нечитаемо. Испугала ли его правда о сомниари? Орсино попытался представить себя на месте юноши – только себя в его возрасте. Наверное, испугала. И заинтересовала одновременно. - Я расскажу тебе о сомниари, - лучше так, чем скрывать. Тевинтерские сновидцы творили много мерзких дел, сводили с ума, разрушали через сны, подвергали жертву таким мучениям, по сравнению с которыми пытки – царапина; в конце концов, палач (специалист по пыткам) в этой реальности должен остановиться прежде, чем убьет жертву, а во сне можно умирать тысячи раз … прежде, чем умереть по-настоящему. Но лучше рассказать. Фейнриэль имеет право знать. Фейнриэль должен знать. - Хорошо. Подсел к Фейнриэлю, обнял его. - Я за тебя боюсь, - признался Орсино. – От демонов ты можешь защититься, но люди иногда опаснее демонов… Будь осторожен, хорошо? Коснулся губами виска. Оставалась еще одна тема - Истязания, но прежде Орсино спросил: - Ты устал, наверное? Чай по-прежнему есть. И печенье… хотя, по-моему осталось с прошлого раза и уже несъедобно.
Feinriel: Фейнриэль прижался с готовностью, ткнулся носом в капюшон мантии Первого чародея, пропахшей горьковатыми травами. «Что со мной может случиться, пока ты рядом?» - хотелось сказать, но отчего-то вдруг подумалось, что Орсино не понравится такая навязчивость. Хотя… чего уж там, и так навязался – дальше некуда. Но все-таки иногда лучше смолчать. Конечно же, Фейнриэль понимал, что ежесекундно Первый чародей не сможет быть рядом, что если-вдруг-станет-известно, его способностями могут захотеть воспользоваться, как пользовались имперскими сомниари… да, он не убийца, но научить убивать не так уж сложно, уже понял полуэльф – для этого нужна лишь соответствующая мотивация. Но право слово, в Казематах бояться чьего-то влияния извне совершенно излишняя предосторожность. Храмовники охраняют их день и ночь, мышь не проскочит. И потом, для того, чтобы хотеть воспользоваться, нужно знать о даре Фейнриэля… А никто не знает, кроме Бетани – но она поклялась молчать. Эти мысли юноше совершенно не нравились, поэтому он отогнал их, решив додумать позже, и посмотрел на Орсино. - Я не устал, но умираю с голоду, - честно признался он, - и я люблю засохшее песочное печенье, особенно если это то, которое было в прошлый раз.
Orsino: Орсино снова почувствовал себя слегка виноватым, хотя причина была не сравнима с предыдущими: он ведь вполне мог позаботиться о том, чтобы кормить ученика. Яблоки, печенье… Фейнриэлю этого явно маловато; на прогулки в Тени тратится энергии куда больше, чем на обычные заклинания. - Печенье… есть, да. С неохотой отпустил. Когда Фейнриэль прижимался, он казался маленьким, хрупким… но ровно до того момента, как Орсино вспоминал все остальное. Фейнриэль действительно не очень большой и сильный физически, но зачем это магу? Печенье, похоже, за несколько дней не успело испортиться. Еще Орсино нашел кусок сыра, но сомневался, что он съедобен. Зато чай хороший. Предъявив все это Фейнриэлю с комментарием – прости, на следующие занятия запасусь чем-нибудь более съедобным, - Орсино вернулся на то же место, почти прижимаясь к юноше. Истязания. Их надо обсудить. Орсино вздохнул, принялся изучать стену – и окно, где ночь сгустилась предрассветной чернотой. У них еще несколько часов. - Я хотел поговорить про твои Истязания. Если устал, можно отложить разговор, впрочем.
Feinriel: Только увидев перед собой вожделенную тарелку с печеньем, Фейнриэль понял насколько сильно проголодался. Сунул в рот целое печенье, принялся жевать. Немного суховатое, но это ничего. Джем в серединке застыл, по консистенции став ближе к пастиле, и юноша не без удовольствия разжевал сладкую начинку. Несколько крошек прилипли к нижней губе, он торопливо смахнул их, глотнул несладкого чая. Отрицательно покачал головой - нет, не против. Истязаний Фейнриэль сейчас ждал с нетерпением, прикидывал, сколько же осталось времени до того момента, когда Орсино скажет "можно". Бой один на один с демоном - к нему Фейнриэль был более чем готов. Сказать по правде, об Истязаниях ученикам знать не полагалось, Первый чародей и так нарушил правило, в двух словах описав процедуру. Фейнриэль вдруг подумал - "я - исключение из правил", даже тихо хмыкнул, тут же одернув сам себя - с такими мыслями он почти наверняка получит в соперники демона гордыни. Но... должно быть, существовали тонкости, о которых Орсино умолчал. Юноша подхватил еще одно печенье - ту самую половинку, что не доел в прошлый раз, торопливо сжевал. - М... - сделал "большие глаза", показывая, что он весь внимание, готов слушать Первого чародея, но ответит только вот... когда доест. Понадеялся, что Орсино не сочтет это чрезмерной наглостью.
Orsino: Орсино чуть жмурился, наблюдая за исчезающим печеньем и Фейнриэлем. Само по себе очаровательное зрелище ведь! А вот разговор опять нелегкий. То есть, не сам разговор – Орсино надеялся, что Фейнриэль не испугается; но вот ритуал… - Я уже говорил, - на всякий случай напомнил, а еще это был «разгон», чтобы собрать мысли в кучку и изложить свой план. Который Орсино совершенно не нравился, так как был полон дыр, словно ферелденский сыр. - …что Истязания – это битва ученика с демоном. С этим у тебя проблем возникнуть не должно, - усмехнулся. – По-моему, демоны сами предпочтут откупиться кем-нибудь послабее из своего племени, лишь бы ты их не всех на клочки Тени распылил. Орсино отстранился. Тактильный контакт был приятен, но нужно собраться, а обнимая Фейнриэля, серьезным быть невозможно! - Вот только для Истязаний используется лириум. Ну, как ты понимаешь, обычные маги не могут войти в Тень без него. Тебе же, напротив, к чистому лириуму даже приближаться не стоит: Тень может… не выпустить тебя. И очень быстро, чтобы Фейнриэль не успел испугаться: - Но у меня есть план. Создать ощущение лириума – вибрацию Тени ты сумеешь. Осталось только незаметно подменить порошок на какую-нибудь синюю каменную крошку, например, орихальк подкрасить – тоже светится, или даже мелкие сапфиры. Еще чистый лириум «поет», но для того, чтобы услышать, нужно держаться очень близко к чаше Истязаний. Загвоздка в храмовниках. Они тоже чувствуют лириум, их обмануть нелегко… И замолчал, ожидая реакции. Вроде бы попытался описать как «рабочую ситуацию» - не бойся, все будет хорошо. Вроде бы.
Feinriel: Звучало - проще некуда. "Заменить лириум". Фейнриэль машинально кивнул, и почти сразу же замер, не донеся до рта очередное печенье, когда на него снизошло понимание ситуации. Заменить лириум. Который доставляется из хранилища - и весьма, кстати, плотно охраняемого (тут же вспомнился эпизод полуторагодовой давности, когда некий сэр рыцарь - имя вылетело из памяти, - отнеся на счет Фейнриэля подмораживание задней части доспехов оного рыцаря, тряс его за грудки у дверей именно этого хранилища, угрожая страшными карами) - храмовниками. Заменить лириум. Когда? Как? Он часто заморгал, пытаясь уложить все в голове. Положил печенье обратно на тарелку. По всему выходило, что они весьма рискуют - если храмовники заметят подмену, то... им обоим дорога в усмиренные. По спине побежали мелкие колючие мурашки. Заменить - есть риск, что подмену обнаружат. Не заменить - он просто не вернется из Тени. Ох. Две дороги, и одна другой краше... Тут же запретил себе волноваться. Если это предлагает Первый чародей, а он всегда знает, о чем говорит - значит, у него есть план? - Я думаю... - осторожно произнес Фейнриэль. Покусал губы, слизнул прилипшие крошки, - Наверное, вы знаете, как их обмануть? Или... - потряс головой, - я хочу сказать, что мы ведь не можем им сказать, что мне нельзя лириум? Потому что если узнают... - он беспомощно посмотрел на Орсино. Сказать хотелось слишком много - а голова решительно отказывалась соображать, - Значит, чтобы создать ощущение "пения", надо, чтобы лириум настоящий и поддельный находились в одной комнате? - выпалил на одном дыхании. Появилось ощущение, что они оба ступили на шаткий мостик над пропастью, и с каждой секундой становилось все отчетливее.
Orsino: «Ты только не бойся, а то мне самому страшно», - подумал Орсино. До сих пор Фейнриэлевы Истязания оставались где-то в теории, далеко и нескоро, а теперь выходило, что тянуть больше не стоит. - Заменить лириум я сумею, - постарался, чтобы прозвучало уверено. Фейнриэлю и без того предстоит самая сложная задача. – Об этом не беспокойся. Но ты должен будешь… возможно, даже манипулировать сознанием тех храмовников, кто будет присутствовать. Хорошо то, что на Истязаниях один или двое, не больше. Сначала тебя подготовят – молитва, все эти стандартные формулировки про магию, - Орсино незаметно для себя загибал пальцы, стараясь расставить мысленно по местам каждый момент ритуала. – Ничего нового. Потом ты должен будешь зачерпнуть поддельный лириум… и, в общем, все. Только вернуться с триумфом. Орсино кивнул на вопрос юноши. - Да. Настоящий будет там же. У меня. «И мне надо будет постараться не касаться его», - Орсино вытянул перед собой руки. Ткань перчаток довольно плотная, но если лириум впитается в кожу… - Не беспокойся, - повторил для себя и Фейнриэля. – Все, что требуется от тебя – достоверно войти в Тень. То, что ты уже сто раз делал. Потер виски. На словах все куда проще, чем на деле. Сотню раз присутствовал на ритуале Истязаний, но никогда настолько не рисковал… - Архидемон побери Мередит и ее политику! – сорвался внезапно, хватая посох, словно собираясь атаковать дверь кабинета или письменный стол. – Если бы не она, мы бы просто сказали правду! Сновидец в Круге, живое чудо, а мы должны думать, как скрыть это…
Feinriel: У Фейнриэля даже губы задрожали - так поразила его неожиданная вспышка Орсино. Всегда такой сдержанный внешне, а под глухой мантией, оказывается, бушуют нешуточные страсти... Он вскочил с дивана, в два шага оказался рядом - обнял сзади, прижался всем телом, обхватывая плечи - как будто и впрямь поверил, что Первый чародей отправится сейчас к кабинету Меридит, уничтожая все на своем пути. - Не надо, не надо, - дрожащим голосом, зарываясь лицом в волосы на затылке, - я справлюсь, мы справимся! - и горькое чувство вины, ведь если бы не Фейнриэль, Орсино не пришлось бы хитрить и изворачиваться, подставляя себя под удар. Тут впору просить прощения за то, что родился таким... - Прости меня, - все-таки выговорил, - у тебя столько из-за меня проблем... - прерывистый выдох, - я не хотел. Погладил сведенные плечи Орсино - сведенные так, будто он всю тяжесть Казематов держит на себе, и заныло сердце от щемящей тоски. И мысль - если бы можно было оказаться где-нибудь подальше от этого гнилого города, где они замурованы заживо... И снова не произнес вслух. Знал, что ответит на это Орсино. Но зато точно знал, чем он может помочь - разделить с ним его нелегкую ношу. - Я... буду тебе помогать, как смогу, хочешь?
Orsino: Иногда Орсино казалось, еще немного, и он пойдет против Мередит. Наконец-то покажет, на что *действительно* способны маги - вы хотите, чтобы мы были чудовищами? Вы не верите нам, когда мы много законопослушнее многих, много чище большинства обитателей города. Нищие в Клоаке режут друг друга за пару монет, аристократы – подливают яд в бокалы или пишут доносы. А мы просто подчиняемся. Но если вы, те, кто отняли любой намек на свободу, так хотите – мы ведь правда можем быть чудовищами… Все для вас. Перегорело так же быстро, как перегорало всегда. - Прости. Ты меня прости, - Орсино обнял Фейнриэля, чувствуя усталость, вовсе не от ночных бдений или прогулок в Тени. – Ты ни в чем не виноват. А проблемы решаемы, верно? По крайней мере, я абсолютно уверен, что ты справишься с демоном, что называется, «одной левой». Поцеловал в щеку, через силу улыбнулся, теребя мягкую мочку уха: - Зато потом, когда пройдешь Истязания, уже не надо будет особенно прятаться. Посплетничают, конечно, но по мне лучше пусть сплетничают о том, что творится в постелях, чем досужие домыслы о магии крови.
Feinriel: - Скорее бы, - Фейнриэль вздохнул, невесомо погладил плечо Орсино. Да, наверное, для того, чтобы не бояться, нужно думать о том, что будет "после". А то, что это "после" будет, он не сомневался. Осторожно отстранился, взглянул в лицо Орсино. Наставник выглядел уставшим, темные груги под глазами делали их еще больше, как-то резче обозначились морщинки в уголках глаз и у губ... наверняка, дело не только в позднем времени и "прогулке" в Тень. Сегодня они переворошили достаточное количество воспоминаний, чтобы утомить любого, а тут еще разговор об Истязаниях... Наверняка Первый чародей захочет побыть один - подумал он с сожалением. - Мне... пора? - вздохнул Фейнриэль. - Я доберусь до комнаты сам, не беспокойся, - быстро добавил он, возвращая поцелуй в щеку, - и не переживай, ладно? Мы справимся.
Orsino: Поцелуй в щеку был… доверчивый. И от него Орсино мигом бросило в жар, в том числе потому что пульсировало вместе с биением сердца – своего и чужого: у нас получится. Должно получиться. Я обещал. - Я обещаю. Все получится, - подбодрить скорее себя, чем Фейнриэля. Парень ему доверяет, и с одной стороны это хорошо – если еще и он будет слишком бояться, все точно покатится демону под хвост… Сегодня. Уже сегодня Орсино потихоньку начнет готовиться к Истязаниям. Прощупает почву насчет лояльных магов. Скорее всего, Бетани – девушка ведь знает Фейнриэля, и они дружат. Еще кто-то, кто точно не выдаст… Потом – подготовка состава порошка «похожего на лириум». Если спланировать все до мелочей, никто не догадается. - Все будет хорошо. Поцеловал висок. - Я провожу тебя, как обычно, - улыбнулся. «Как обычно». Это был определенно не худший из обычаев.
полная версия страницы