Форум » Архив Игры » 07.05. Особняк Фенриса. Ночь. » Ответить

07.05. Особняк Фенриса. Ночь.

Anders: Как ни странно, первым делом Андерс сплёл сам для себя очищающее заклятье, добившее и так скудный запас сил. Теперь его мантия не была покрыта россыпью багровых капель, только пахло от волос и кожи густо и вязко – кровью. Долгожданное осознание пришло только спустя какое-то время, глухо ударилось по вискам, встало в горле комком. Кажется, он так и стоял в абсолютной темноте – молча, закаменев, не двигаясь и почти не дыша. Потом резко вдохнул, бережно, с нарочитой осторожностью обтёр ладонью теплое дерево посоха и медленно пошёл прочь, не особо разбираясь, куда именно. Девочка лет шестнадцати, которую он вёл по тайному ходу, совершенно неожиданно ощерилась и кинулась в его сторону, на ходу сдирая с себя ставшее ненужным человеческое тело. Андерс не задумывался даже – Глубинные Тропы научили, - сразу оглушил и добил, пока тварь (уже не маг, нет, совсем нет) не успела прийти в себя. Стоял. Смотрел. Вытер кровь и убрался подальше, отчаянно пытаясь не помнить, не вникать, не пытаться осмыслить. Где-то в подсознании сходил с ума Месть, но Андерсу, в общем и целом, было сейчас не до него. Было плохо. Нет, неправильно. Было никак. Пусто, глухо, даже звуки с улицы доносились приглушённо, словно пробивались через толстый слой ткани вокруг его головы. Эмоций, чувств и мук совести тоже не было - только мысли упрямо сменялись одна другой. Она не виновата. Она просто отчаялась, она не хотела, виноваты храмовники и их давление. Она была слаба, поддалась влиянию демона, подставила не только себя, но и окружающих. Она случайность, неудача, пример того, что не должно происходить с магами. Она то, что может случиться с каждым из них. Сколько ещё из освобожденных лично им могло превратиться в таких тварей? Сколько смертей на его совести? Андерс остановился. Это тупик. То есть, не совсем тупик. Путь до Верхнего Города в ретроспективе представлялся сплошным чёрным пятном, а теперь перед ним возвышался особняк Фенриса, и Андерс как-то заторможено удивился. Хотел обозлиться, даже постоял немного на пороге, жмурясь, но не вышло. Пустота. Он сделал шаг вперёд и грохнул по двери кулаком.

Ответов - 41, стр: 1 2 3 All

Fenris: Фенрис был мало способен к восприятию информации. Как всегда в поединках он не мыслил логически, он вообще не мыслил, если уж на то пошло. Цепочки эмоций, простых понятий, простых выводов. Сейчас - добыча была в руках, а теперь ушла, адреналин плескался в крови и крови было мало. Не было. А хотелось, до одури. Чувствовал себя мабари, у которого из зубов забрали кусок мяса. Фенрис сидел на корточках, чуть подавшись вперед и одной рукой упираясь в пол - звериная поза, позволяющая сделать новый молниеносный рывок. "Я же говорил - уходи!" - с гневом подумал эльф, как только способность соображать вернулась хоть немного. - Услышать - что?! - хрипло засмеялся Фенрис, - Услышать "разве не этого я ждал"?.. Я ведь говорил уходи. - последняя фраза прозвучала совсем низко, рокотом. Эльф внимательно следил за каждым движением мага и теперь было ощущение, что он - как дикий зверь - кинется на любое резкое движение.

Anders: Андерс медленно сел, упёрся лопатками в стену. Весь этот разговор, фарс какой-то: как идти по напичканному ловушками подземелью, старательно обходя любой намёк на потайные рычаги-активаторы, а потом сорваться в полубезумный бег, отчаянно надеясь, что пронесёт. Фенрис сам – как неисправное оружие. Сдвинешь ладонь не туда – отсечёт все пальцы. - Я говорил… - Горло драло, хотелось пить, спать, свернувшись клубком, убраться отсюда подальше, забыть всё, как страшный сон. – Что ты не слышишь меня. – Доступнее и идиотичнее просто некуда. – А я не слышу тебя. Андерс сглотнул, на всякий случай подобрался – вся поза Фенриса кричала об опасности. Вдруг ему снова придёт в голову броситься? И не склонен ведь к самоубийственным выходкам, и боли боится, вопреки всем жизненным обстоятельствам, и не лезет на рожон – а сейчас сидит перед взведённым арбалетом и надеется, что болт пролетит мимо. - … Но хочу услышать, - продолжил Андерс. Глаз не сводил – инстинктивно. И почти не моргал, хоть глаза и слезились от кашля. – Потому что ты мне нужен. И последнее, думал Андерс. Если атакует – придётся применять магию, а это точно приведёт к побоищу локальных масштабов. - Ты мне нужен, - медленно повторил он, - потому что никто не вызывает у меня большего желания жить. Жить вопреки всегда проще, чем жить во имя. Теперь всё.

Fenris: Фенрис молчал. Долго. Ему самому казалось, что полжизни. Медленно поднялся на ноги. Отошел к столу, не глядя, взял бутылку вина, влил в себя разом весь остаток. Под ногами хрустнуло - не больно. Больно от эмоций. И столько вопросов - и столько ответов. Столько слов - половина может перевернуть всё. Другая половина - поставить крест. Как оказаться на перекрестке и не знать, куда бежать, а в спину дышит погоня. "Ты уверен, что если я начну тебя слушать, то всё ещё буду тебе нужен?" "А кто тебе сказал, что ТЫ нужен МНЕ?.." "Я не знаю, как это. Я никому не был нужен, кроме Данариуса. И тому..." "Жить?! Да зачем тебе вообще жить?! Подумай о самоубийстве!" "Я боюсь быть нужным. Хочу этого. И боюсь. Так боюсь, что ты представить себе не можешь..." "Поищи другую причину жить, маг. Я скорее причина твоей смерти". "Почему ты, Андерс?! Почему - ты?!" ...вот забавно. Трясет. Как от холода, или - а, почти привычная дрожь в руках, когда Андерс рядом. Чертова магия. Точно что-то магичит. "Зачем?.. Ну какого, а?!" Фенрис подошел к окну. Оперся ладонями о подоконник, подался вперед, выглядывая на цветущие туберозы и начинающее сереть небо. Внутренности скручивало в тугой жгут, проклятый ком в горле никак не получалось сглотнуть, загнать обратно в грудь. "Запутался. Как никогда. Ужасно запутался". "Уходи, пожалуйста, уходи, тебе мало?!" - И. Что. Ты. - каждое слово он выталкивал будето через силу, голос совсем сипел. - Собираешься делать?.. На Андерса не смотрел. Из глаз уже сыпалось что-то непонятное, и с лица, и клейма жгли, как будто полосами сняли кожу и стоишь на соленом морском ветру, без кожи весь. Без кожи. Вот да, пожалуй.


Anders: Андерс вообще не думал и не слишком хорошо соображал, по крайней мере, сейчас. Убивать, вопреки ожиданиям, Фенрис его не стал. Просто поднялся и отошёл к окну. Вот и понимай после этого эльфов с их альтернативной логикой. Пока Фенрис не смотрел, Андерс рискнул залечить себе горло, потому что терпеть становилось выше его сил. Постарался как можно незаметнее, не отнимая ладони от кадыка. Боль он действительно не любил – ни чужую, ни – в особенности – свою. Что делать дальше, Андерс не знал. Перебрал десяток вариантов, один абсурднее и самоубийственнее другого, но к конкретному выводу так и не пришёл. Мог бы сбежать, конечно, как обычно, как всегда сбегал, но из каменной клетки в четыре стены не очень-то и побегаешь – при всём желании. “Завтра решу”. Или, ещё лучше, – “А ТЫ что будешь делать?”, раз уж начал процесс перекладывания своих внутренних проблем на чужие плечи. В любом случае, утешал себя маг, этот разговор должен был состояться, и лучше раньше, чем позже. “Прогони ты меня от порога куда подальше, ничего такого бы точно не произошло”, - с мрачным злорадством подумал Андерс. Отмазался. Не виноват. Конечно. Вопрос Фенриса озадачил. Встать и уйти - самый очевидный вариант. Андерс даже поднялся, упираясь ладонями в холодную стену за спиной. Молча уйти, или тихо уточнить "хочешь, я уйду?" - на что, конечно же, получить "катись". Сказать что-то про "дальнейший разговор" - и опять же, в ответ "а мы чем занимаемся". Может позже, на свежую голову и поговорят. Он даже постарается услышать. Можно признаться: не знаю, что делать. А ты? Откинув голову назад, Андерс просто повторил свои мысли вслух.

Fenris: Есть люди - как медь. Гнутся, а не ломаются. А есть как драконья кость - острые, опасные, но на деле хрупкие. Люди как олово есть. Мягкие, подаливые. Есть сталь. Пружинит, искрит, прочная, ой как постараться надо, чтобы сломать. Фенрис, наверное, ртуть. Наверное, нет таких металлов. Фенриса не так сложно сломать. Он ломался не раз - и восстанавливался сам по себе. Да, в боли, в муках, даже будучи на самом дне, но он ухитрялся собраться, встряхнуться и пойти дальше, оставив всё лишнее за спиной. Завтра будет лучше и легче, а сегодня всюду осколки, ошметки приросшей маски, позволенной слабости и задавленной силы. Фенрис глухо засмеялся: - Ты, вроде, взрослый мужик, Андерс. А снова съезжаешь. Ты пришел ко мне. Ты сломал мне голову своими откровениями и своей правдой. А теперь спрашиваешь меня, что делать?.. - эльф резко повернул голову, всматриваясь в глубину комнаты, где должен был стоять Андерс. После светлого сада глаза не сразу привыкли к темноте. "Я не знаю, чего я хочу больше - пинками спустить тебя с лестницы, избить тебя до полусмерти или напиться с тобой". "Завтра все будет по-старому. Потому что мы нихера не решили". "Откуда вообще взялось это "мы"?.. Не мы. Никаких "мы". Ты. И я". "Не ты. Он. Андерс. Он. Не ты. Почему я обращаюсь к тебе у себя в голове? Тьфу ты...". Фенрис снова умолк, наслаждаясь ощущением прохладного бриза на горящей из-за клейм коже. Буря затихала. Можно вдохнуть. И снова на дно. - Я собираюсь пить дальше. - наконец произнес он. - Ты можешь присоединиться. Но скажи хоть одно слово о правах магов - и, клянусь, я спущу тебя с лестницы.

Anders: Примерно такого ответа Андерс и ожидал. Сам нарвался, молодец, сам получил – сам теперь и расхлёбывай. Причины, по которым он явился сюда, с высоты произошедших событий казались совершенно, абсолютно, тотально абсурдными. И всякая попытка разобраться в них по порядку вызывала в Андерсе эмоциональный ураган таких масштабов, что проще было абстрагироваться и не думать вообще. С другой стороны, начать воспринимать всю ситуацию как обыкновенный дружеский визит мешали остатки здравого смысла. На фоне начинающего светлеть оконного проёма выражения лица Фенриса было не разглядеть – только силуэт, очерченную серым небом фигуру, но даже в ней одной угадывалось такое напряжение, что хотелось сорваться с места и сбежать. Пока не поздно. “Пока не поздно”, нашёптывало подсознание, было несколько часов назад. А теперь играй до конца. И тем неожиданнее оказалось предложение остаться – высказанное, конечно, в типично фенрисовской манере, но не поддающееся иной расшифровке. Тебе хорошо, мрачно додумал Андерс, когда схлынула первая волна удивления. Ты пьёшь и пьянеешь. Я пью и остаюсь трезвым – всегда, в любой ситуации. Но свою возможность уйти маг упустил. - Стакана, я так думаю, лучше не ждать? - уточнил он, не особо рассчитывая на ответ. - Хотя, что там, стаканы для слабаков. Андерс постарался выбрать самый пыльный стул в комнате, чтобы случайно не попасть на облюбованное Фенрисом место.

Fenris: Фенрис пожал плечами. "Останься" - не значит "будем говорить". Он честно сказал, что собирается пить и гостеприимно предложил Андерсу присоединиться. На этом фенрисово гостеприимство заканчивалось. Конечно, не всех гостей он предварительно придушивал, но ради мага грех было не сделать исключения. Эльф подошел к столу, нашел среди кучи полупустых и пустых бутылок полную, подвинул её Андерсу, даже не глядя на мага. Себе взял начатую сегодня вечером, вернулся к окну и влез с ногами на подоконник. Абсурдность ситуации не помещалась в голову. Фенрис вздохнул и попробовал посмотреть со стороны. Отринуть эмоции не получилось и вся эта грозовая туча висела так явно, что он почти видел ее боковым зрением. Самоанализ в процессе утопания. Отлично, такого ещё не было. Пришел Андерс. Сам. Ночью. Без вина и с чем еще полагается ходить в гости, если идешь в гости, а не нарываться на верную смерть. Начал о правах магов. Спровоцировал на мордобой. Нет, за возможность подержаться за горло - спасибо, но. Спровоцировал. И теперь говорит, что... Фенрис иногда проклинал свою хорошую память. Лишенный воспоминаний детства и юности, он заполнял эту пустоту в памяти и запоминал практически всё. И то, что нужно, и то, что нужно было бы забыть. Сейчас перед мысленным взором вставали картины: яркие, насыщенные, как будто это произошло только что, а не три дня назад. Горячие угли в руке - чужая ладонь, близко, больно, ярко. Щерится луна на клинке, морем пахнет и музыка будто издали, а нож смотрит в сердце и кажется, что смотрит до сих пор. Так и ходишь с острием напротив сердца. Звериный взгляд - отражение его собственного, искаженное оскалом лицо - в этот момент осознаешь и возраст, и уровень опасности мага. "Ты мне нужен". Голос, чуть хрипящий после удушья, наложился на танец, бой гитар и на шум моря. Странно и правильно. "Ты мне нужен, потому что никто не вызывает большего желания жить". Быть кем-то важным Фенрису ещё не доводилось. "Почему я?" - хотелось спросить. Но ответ и так знал - или думал, что знает. Потому что не дает расслабиться и собственной ненавистью заставляет двигаться вперед и быть лучше. Наверное именно так. Если бы Хоук вел себя так, как Фенрис, был бы нужен Хоук. Карвер. Изабелла. Кто угодно. Кто угодно, кому хватит сил и дури ненавидеть от всей души, искренне, истово, как никого и никогда в жизни. Кто угодно, кому хватит выдержки не убивать, но заставлять сомневаться в этом и ходить по грани. Фенрис хмыкнул. Мысль принесла неприятную горечь и он запил её вином. "...наверное, мне тоже нужен кто угодно, чтобы...ай. Жить-то я и так хочу. Вот только живым себя не чувствую. Мне тоже нужен кто угодно, кто будет испытывать ко мне что-то сильнее ровной дружбы, соболезнования или интереса. Кто угодно. Не обязательно Андерс. Да". Память снова швырнулась в него воспоминанием: стремительно приближающаяся тёмная вода. Он поежился. "Иди домой, Андерс". "Не молчи, Андерс". - Ты не думаешь, что если я перестану на тебя бросаться, то... - Фенрис скомкал фразу, недоговорил, такой глупой она ему казалась. "...перестану быть нужным?.."

Anders: Сидящий на подоконнике Фенрис воскресил старую память. В Круге они почти не видели неба. Их выпускали, изредка и под обязательным конвоем храмовников, и Андерс, выросший в степи, где кроме неба ничего нет, чуял разницу особенно остро. Подоконники в башне были высокими, на них не залезешь, но они манили хотя бы видимостью свободы. Если бы ему удалось стать оборотнем, то он точно превратился бы в птицу - сокола, ястреба, даже воробья, – и сразу бы взмыл в небо. Андерс устало потер виски, отгоняя неуместные, тоскливые мысли, и перевел взгляд на бутылку вина. Поколебался чуть дольше, чем требовалось, но всё же сделал глоток – просто смочить пересохшее горло. Он пришёл сюда опустошенным убийством и разочарованием, но за каких-то...сколько он здесь, полчаса, час, сутки? - гамма чувств сменилась, провернула цикл, от конца к началу. Теперь снова была усталость – правда, иного рода, самая приятная из возможных, как после хорошей битвы, томительного похода, как после ночи с прекрасной женщиной, - если такое сравнение в принципе уместно. Моргнув, Андерс искоса посмотрел на Фенриса, то ли прикидывая его сходство с женщиной, то ли просто отвлекаясь. Определенно не враг. Совсем не друг. Кто же ты? Фенрис подавился мыслью, неоконченной фразой. Андерс отставил бутылку и поднялся, пытаясь вырваться из полусонного оцепенения, замер, не дойдя пару шагов до подоконника, но чтобы видеть со своего места кусок пустынной пока улицы. - Нет. – Смех получился почти искренним.- Ты не перестанешь. Не знаю, что с тобой должно случиться, чтобы ты прекратил на меня бросаться. Говорить было как-то неуместно, слова давались тяжело, казались глупыми и навязанными. Над Киркволлом повисли рассветные сумерки. Наверное, где-то над морем уже вставало солнце, освечивая воду рыжим, - обещая ясный, безоблачный день. Ещё час-полтора – и на улицы выйдут торговцы. Ещё полтора-два часа – и к лечебнице стянутся люди.

Fenris: Фенрис сделал свои выводы: Андерс просто не верил, что он может перестать "бросаться". Значит, правда - будет нужен, пока будет бросаться. Снова досада, терпкая и кислая. Залить вином, но вино только добавляет горечи. Утренне, морозит перед рассветом. Эльф постарался расслабиться, чтобы не была видна дрожь. Потер переносицу, морщась, будто собирался чихнуть. "Бросаться? Хорошо, это мы легко устроим. Столько, сколько будет нужно. Столько, сколько захочешь. Если ненависть - то чувство, которое заставляет тебя жить, - хорошо. Тебе нужно хотеть жить. Мне нужно не думать о Данариусе и не вспоминать о прошлом, утешая себя мыслью, что кроме прошлого у меня ничего толком нет. Каждый в этом долбанном городе на чем-то "сидит". Кто на лириуме, кто на крови, кто на власти, кто на деньгах. Мы с тобой ничуть не лучше других. Хорошая ненависть дорого стоит и ещё неизвестно, какую цену мы будем платить за неё". И-и-и раз-два-три, немножко на сон грядущий. ...Фенрис много знал о боли. О, об этом он мог рассказать всё: спасибо лириумным клеймам. И много знал о боли не-физической. Об унижении. О том, каково это, когда ласку внезапно сменяет плеть. Как травит душу страх, как теряются остатки гордости, останки воли и желание думать. Спасибо Данариусу и Адриане. Маг затих, полусонный, взъерошенный, в своей пернатой мантии напоминающий большую нахохлившуюся птицу. - Я все-таки не могу понять, почему ты убил Карла сам. - будто бы не обращаясь ни к кому конкретно, произнес Фенрис. - Это мог сделать кто угодно из нас. Но ты предпочел испачкать собственные руки кровью друга. Не знаю. Я не смог бы. - и тут же, добавляя в утренне-тягучий и задумчивый тон нотку заботы: - Тебе надо поспать хоть немного. Ты выглядишь очень уставшим. - Фенрис улыбнулся ему почти ласково. Почти - потому что ласково ещё не умел.

Anders: Поначалу Андерс даже не понял, о чём говорит Фенрис: как стоял, разглядывая зыбкую предрассветную серость за окном, там и замер – закаменел всеми мышцами. Только спустя пару выдохов перевёл на эльфа взгляд, в котором непонимание мешалось с озадаченностью. Дёрнулась жилка на виске, лица, наверное, не сумел сдержать, но и не старался особо. Как часто бывает в порыве битвы, или, гарлоки с ним, - когда просто напарываешься неожиданно на торчащую из земли острую железяку, - боль пришла не сразу. С запозданием, но легла на сердце тяжким, неснимаемым грузом. Не считая Хоука, с ним никто не говорил после той вылазки, и Андерс был благодарен всем окружающим за такую тактичность – или за полное равнодушие, кто их, людей, разберёт. Рана вроде бы затянулась, боль залегла на дно и покрылась слоем речной тины, но Фенрис умудрился взбаламутить утихшую глубину. Первая реакция – развернуть эльфа лицом к себе и рявкнуть зло: да что ты знаешь об Усмирении? Что ты знаешь о дружбе? О боли? О невозможности смеяться, плакать, злиться, чувствовать? Знал бы – не спросил бы никогда. А потом моргнул, отвёл глаза и разом как-то выдохнул, опустил плечи. Действительно, что ты знаешь о дружбе? Ничего. Поэтому и спросил. Слова подбирал долго. Вечность, как показалось. - Быть убитым можно по-разному. Не только ножом, стрелой, мечом, когтями… ещё сотней неприятных вещей. Можно быть убитым вопреки своему желанию и… наоборот. И в первом случае пасть от дружеской руки будет как-то особенно неприятно, согласись. – Голос почти не дрогнул, слава Создателю. – А вот во втором… Я его не просто убил. Я подарил ему свободу. Последнее – скорее себе, успокоить разбережённую рану. - Ты же воин, тебе должно быть это знакомо. Удар милосердия. Он замолчал, не зная, что ещё можно добавить. На фоне воспоминанийо Карле неожиданная забота со стороны Фенриса прошла почти незамеченной, Андерс даже не особенно удивился, словно это было в порядке вещей. - Насчёт сна ты прав. Я пойду. Сделав несколько шагов к выходу, Андерс остановился, сжал рукой косяк и оглянулся на пустынную комнату и фигуру на фоне окна. - Фенрис. - Он дождался момента, чтобы тот обратил на него внимание и чуть кивнул. - Спасибо. Главным теперь было не оборачиваться.

Fenris: По тому, как дернулся Андерс, Фенрис понял - сделал больно. Это было ново и необычно понимать, что боль причиняет не твой удар, а твои слова. Удар милосердия - это когда нет шанса спасти. Когда человек умрет в муках в ближайшее время. Слишком тяжелые раны, агония? Скверна?.. Если бы Хоук в свое время решил бы так же - Карвера бы не было среди живых. Фенрис мало знал о дружбе. Почти ничего не знал о любви. В его представлении это было что-то такое, за что, не задумываясь, можно умереть. И можно убить - всех врагов, весь мир. Но .Убить друга? Убить того, кого любишь?.. "А кто дал тебе право распоряжаться его жизнью? Он сам? Просил убить? Демоны, Хоук тоже просит его убить утром с похмелья, никто же не несется к нему с ножом!" - думал Фенрис, с тоской и легким раздражением глядевший на спину Андерса. По мнению эльфа, Андерс слишком быстро решился. "И как, легче живется с осознанием убитого тобой друга? Легче, чем жилось бы с осознанием того, что он жив, но не ощущает эмоций?.." - думал Фенрис. - Если тебя вдруг усмирят. - неожиданно для самого себя произнес он, игнорируя слова благодарности. - Кто ты хочешь чтобы тебя убил?

Anders: Вопрос догнал Андерса, когда тот уже собирался переступить порог. Наверное, с каким-то странным злорадством подумал Андерс, Фенрис просто не хочет оставаться в своём особняке один. Его можно понять, это практически дом с привидениями, и мало кто в здравом рассудке мог бы находиться под этой крышей долго: стены давили, атмосфера заброшенности даже владельца делала здесь чужим. Приведись Андерсу ночевать в таком месте – точно убрался бы на крышу. Андерс обернулся, вгляделся в фигуру на светлом фоне, попытался понять – действительно ли Фенрису интересно, или он просто пытается задеть. Ответ вышел резким и быстрым, даже думать не пришлось: - Я скорее убью себя сам, чем дам им себя усмирить. Вены перегрызу, разобью голову о стену, уничтожу себя храмовничьими же руками – их даже наказывать не станут, - найду способ, только бы не быть усмирённым. Только не так. Андерс оперся плечом о дверной косяк, силясь сбросить злое напряжение, даже дёрнул уголками губ в попытке улыбнуться. - Фенрис, а что ты знаешь об усмирении и усмирённых? К демонам причины, я имею в виду ритуал и последствия. Наверняка встречал. Но смотреть - не значит видеть. Среди знакомых Андерса не было ни одного, кто относился бы к усмирённым спокойно. Люди, которые никак не реагируют, если их сбить с ног посреди коридора (пусть хоть тысячу раз случайно!), не могут не вызывать какую-то очень глубокую, внутреннюю оторопь.

Fenris: Фенрис думал, что услышит "Хоук", а после маг просто уйдет. Видимо, вопрос усмирения был слишком болезненным для него, чтобы уйти. Фенрис отставил бутылку, развернулся лицом к Андерсу, сбросив ноги с подоконника. Поднес пальцы к виску, прикрыл глаза и заговорил, вытаскивая каждое слово из памяти. - Я наблюдал только одного усмиренного не издали. Карла. Мы тогда пришли в церковь. Карл сказал "Андерс, я слишком хорошо тебя знаю. Я знал, что ты нипочем не сдашься". Он сказал "Я был слишком непокорным, как ты. Я должен был послужить наглядным примером". Он еще сказал "Как ещё маг может обуздать себя? Ты поймешь, Андерс. Как только храмовники научат тебя держать себя в руках". Фенрис встряхнул головой, едва ли не со злостью схватил бутылку, запил глоток памяти: казалось, не своей, чужой. - Усмиренные теряют память о своей прошлой жизни, так мне сказали. - продолжил эльф. - Но до того как... ты. До того как Карл на время стал "прежним", он говорил, что знает тебя. Этого я не понимаю: как можно и потерять память, и знать? Потом он сказал "лучше я умру магом, чем буду жить послушной куклой храмовников". Ты сказал "Если меня сделают усмиренным, я мечтаю о друге, который будет так милосерден, что убьет меня". Мне казалось, вы оба говорили из злости и ненависти к храмовникам. Хоук сказал, что встречал усмиренных и те вроде бы довольны жизнью. Ты тогда сказал, что он не понимает, как это, когда все чувства, все сны стерты по чьей-то злой воле. Мне показалось, большее негодование вызвал пункт "чья-то злая воля". Исходя из этой ситуации, я понял, что усмиренные лишены магических способностей и чувств. Старые привязанности не имеют значения - Карл привел храмовников и указал им на тебя. Если все-таки потеря памяти имеет место быть, то... человек начинает другую жизнь, без магии и эмоций, нет? Фенрис перевел дух. Он не помнил когда последний раз говорил так же много и сразу. Обычно рубил парой фраз и не пытался ни до кого ничего донести. А тут вдруг - нате. Чего только не сделаешь ради. - Это то, что я знаю. Что я видел. - на слове "видел" он сделал ударение, напоминая, что верить предпочитает собственным глазам и ушам.

Anders: Каждая фраза - как удар. Это были не просто слова. Они впечатывались картинками в полусонное сознание: вот Карл с татуировкой усмирённого на лбу, вот звучит его пустой, бесцветный голос, вот появляются храмовники, сражение, Месть, мы не дадим вам забрать больше ни одного мага, никогда!.. Андерс прикрыл глаза и прижал к векам пальцы – так и простоял некоторое время, пытаясь то ли собраться с духом, то ли просто сосредоточиться. И плевать, что Фенрис смотрел на подобное проявление слабости. Плевать на всё, три года уже прошло, а кошмары, как оказалось, никуда не ушли - вернулись вместе с чувством вины: не успел, не спас, мог бы прийти раньше! Андерс хрипло выдохнул и опустил руку. - Усмирённые не теряют память, - медленно ответил он. - Усмирённые теряют личность. Это не просто потеря эмоций, это потеря всего, что делает живым, что делает человеком в полном смысле этого слова. Или эльфом, неважно. Усмирение... это не новая жизнь. Это её отсутствие. В Круге были усмирённые. Мало кто мог смотреть им в глаза: там была только пустота – не самое приятное зрелище. - Он не сопротивлялся. Когда я ударил кинжалом, он не сопротивлялся. Не потому, что был удивлен – он уже не умел удивляться. Не из-за недавнего возвращения чувств. Нет. Усмиренные не чувствуют вкуса жизни. Если бы его захотели пытать - он бы безропотно пошёл на пытки. Он не чувствовал. Не понимал. Ему сказали стоять, он простоял бы до тех пор, пока приказ не перестал бы действовать. Умер бы от жажды и голода, но... Андерс судорожным жестом убрал с лица волосы и, не глядя на Фенриса, продолжил: - Есть маги, которые согласны на усмирение. Они... идиоты, но это их решение. Они слишком боятся своей магии. Их можно понять. Но они не могут быть довольными своей жизнью. И не могут быть недовольными. Они никакими быть не могут. Сейчас, пожалуй, Андерс почти раскаивался, что не ушёл раньше. Но если начал – нужно и закончить. - Я бы мог сказать - представь, что тебе отрубили ноги, руки, выкололи глаза, залили уши воском, отрезали язык и оборвали восприятие. Может, всю кожу опалили огнем. Ты не видишь, не чувствуешь, не слышишь. Не можешь двигаться, не можешь понять, что именно с тобой происходит. Заперт в своем теле, как в клетке, без возможности сделать что-либо. Но это не будет правильным сравнением. Ты мог бы мечтать и видеть сны - слабое утешение, правда? Как для обрубка. - Он сделал небольшую паузу. - У Усмиренных есть возможность ходить, смотреть и говорить, но они не _видят_ и не _слышат_. Усмиренный - просто тело. Безвольное тело. А Карл был мне не просто другом. И Карл просил о смерти. Я не мог не выполнить его просьбу.

Fenris: "Жестоко" - первая мысль. "Заслуженно" - вторая, злая, обрывает. "Не для всех, может быть. Может быть". Фенрис поджал губы, чувствуя, что начинает закипать. Помолчал, сжимая кулаки. - В Тевинтере, в поместье Данариуса, было много рабов. - заговорил Фенрис, не осознавая, что почти копирует интонации Андерса. - Были вроде меня - телохранители, живые игрушки. Были и просто "домашние вещи". Навроде метлы, тряпки, половника. Такие специально обученные штучки, на которых и внимания-то обращать не стоит. Эльфы. - голос стал ядовитым и злым. - Однажды Данариусу потребовалась кровь для ритуала. Первым на глаза попался мальчишка, раб, лет десяти. Три с половиной пинты крови. Почти половина ведра. Десять лет. Родители. Чувства. Вещь. Вещь, чьи внутренности понадобились хозяину. - его уносило в прошлое и в ненависть, но тогда он должен был молчать, а сейчас мог говорить свободно. - Ещё была старушка, при кухне. Сама высохшая, а коса девичья. - продолжил эльф. - Руки слабые: не могла ничего тяжелого в руках держать, мыла посуду и била тарелки. Бесполезная вещь. - он улыбнулся Андерсу, впитывая реакцию, подпитанную болью воспоминаний, пусть и других. - Данариус обучал одного из своих. Короткое вроде бы заклинание. И её разорвало. Ра-зор-ва-ло. На клочья. Даже череп разлетелся на множество осколков. Потом её внучка мыла комнату и собирала в ведро кусочки мяса, костей, волосы. Фенрис чувствовал, что рука вокруг бутылки сжимается так, что стекло вот-вот треснет, а голос дрожит от тихой ярости и - бессильной сейчас ненависти. Много чего ещё пришлось увидеть за годы, проведенные рядом с Данариусом. И Андерсу не хватит года, чтобы выслушать все подобные истории. - Знаешь, Андерс. Если это усмирение хуже смерти. Я бы хотел, чтобы Данариуса усмирили.

Anders: Андерс оторвался от дверного косяка и прошёл вперёд по комнате, в сторону подоконника. Замер около стола, упираясь в столешницу кончиками пальцев, слегка склонил голову. Выражение лица у него при этом было почти нечитабельным, только глубже пролегла морщинка между бровями. Воздух вокруг Фенриса почти вибрировал от плохо сдерживаемой агрессии. Андерс не видел даже, чувствовал, и чувство это было не самым приятным. Но чужая боль не то чтобы сместила его собственную, скорее смешалась с ней, становясь почти неотличимой. В какой-то момент Андерс решил даже, что тут больше нет двух разных историй из прошлого, а есть только одна сплошная завеса – незаживающая рана на памяти. Пришлось глубоко втянуть воздух в лёгкие, чтобы успокоиться. - Фенрис, - тихо сказал Андерс. – Чего ты хочешь? Чтобы я не согласился с тобой? Чтобы я сказал, что Данариус сделал всё верно? Что даже он не заслуживает усмирения? Ещё одна пауза – и ещё одна попытка вглядеться в чужие глаза.

Fenris: Если бы Андерс не согласился - было бы проще. Ушел, наорал, да что угодно. К чужому спокойствию (апатии?..) он был не готов, и не был готов, что это передастся и ему. Как будто не могло быть двух разных эмоций в этой комнате, всё делилось на двоих, менялось, искажалось, то бросало в горячку злости и ярости, то словно придавливало толщей воды. Фенрис подтянул колени к подбородку, инстинктивный жест защиты - или, просто от холода, но лучше мерзнуть, чем задыхаться темнотой. "Чего я хочу? Я хочу спать. Хочу, чтобы ты ушел. Или чтобы не уходил. Я не знаю, правда, не знаю". - Ты этого не скажешь. - покачал головой Фенрис, - Потому что ты убивал людей и за куда меньшие провинности. - ткнулся лбом в колени, глухо, - А ещё ты не скажешь этого потому, что знаешь - если скажешь "Данариус сделал всё верно", то нам будет не о чём говорить. Больше. Вообще. Никогда. - он снова поднял голову. Комната в утреннем полутенье серая; последние минуты до того, как солнце доберется до подоконника.

Anders: И снова дало о себе знать навязчивое желание сгрести Фенриса за шиворот и хорошенько потрясти, чтобы убрать всю дурь из головы, постучать лопатками о стену, разъяснить, тихо и популярно, где именно потрясающая эльфийская логика дала такой досадный сбой. Может, тогда поймёт. Может, тогда рискнёт – хотя бы рискнёт! – предположить, что и по-другому тоже бывает. У Андерса даже рука дёрнулась. Но сдержался. Вряд ли Фенрис допустит такого вольного обращения с собой – и тогда от особняка в Верхнем Городе действительно останутся одни руины. В полусонной-полуапатичной злости было что-то абсурдное – и досада была, липкая и противная. Дерёшь её ногтями, пытаешься стащить, а она не поддаётся. Общение с Фенрисом походило на это, и Андерс, в принципе, понимал какой-то частью сознания, что все их споры с пеной у рта – это, фактически, споры о совершенно разных вещах. Но вдумываться не хотелось. Хотелось держать за шиворот, шипеть проклятья и пытаться объяснить, вразумить, поделиться. - Я этого не скажу. – Вопреки всем желаниям, слова прозвучали почти мягко. – Потому что не хочу лгать. Как ни глянь – всегда выходит наполовину ложь, наполовину правда. Фенрис, с тобой поступили несправедливо. С ними со всеми – тевинтерскими рабами – поступили несправедливо. Данариус заслуживает смерти. Но не усмирения. Если бы можно было поделиться взглядами. Насильно развернуть, сменить точку обозрения, показать, что видеть можно не только с одной стороны. Андерс устало выдохнул и повторил: - И всё же – чего ты хочешь?

Fenris: Фенрис представил себе усмиренного Данариуса. Клеймо на лбу, отрешенный взгляд. При мысли о бывшем хозяине внутри снова шевельнулся зверь по имени Ненависть, липко и холодно. Нет. Данариуса нельзя усмирять. Он не заслуживает Усмирения. Но не потому, что Усмирение хуже смерти. А потому, что для него этот исход слишком мягок. Ничего не чувствовать. Не удивляться, не сопротивляться, не испытывать боли... нет. Отрезать конечности, ослепить, лишить слуха, обоняния, речи - чтобы понимал, что с ним случилось, кто это сделал и, главное, за что. Когда речь шла о Данариусе, Фенрис терял здравый смысл, логику и те зачатки милосердия, что в нем были. О каком адекватном восприятии и попытке понять можно говорить?.. Всё его существо сопротивлялось спокойствию и отстраненности, когда он вспоминал Тевинтер. Эльф спрыгнул с подоконника, сидеть спокойно в таком состоянии уже не получалось, заметался по комнате. Андерс опять задал свой любимый на сегодня вопрос - и злость, предназначенная тевинтерским магистрам, нашла выход. Чуть-чуть. Всей бы Андерс, наверное, не выдержал: с окна бы сбросил или в морду дал. - Да что ты снова заладил "чего ты хочешь"?! - вспыхнул Фенрис. - Это ТЫ ко мне пришел! Ты хочешь услышать "вали отсюда"?! Или "Андерс, я ошибался насчет тебя"?! Нет!.. Я хочу не оглядываться каждый раз в ожидании охотников по мою голову! Хочу не ждать каждый вечер, что, вернувшись, застану здесь Данариуса! Хочу, чтобы эти гребаные клейма не болели хотя бы иногда! Всё, чего я хочу! - последнее он практичски проорал в лицо Андерсу. Вдруг осекся, умолк. Отвел глаза, отвернулся. Шаг назад. - Иди спать, Андерс. - сглотнув тяжелый ком в горле и всё так же глядя в сторону, сказал Фенрис. И так сказал слишком много: больше, чем планировал вообще когда-либо выплевывать словами.

Anders: Вспышку чужой злости Андерс перенёс стоически. Слушал отрешённо, словно через прозрачную стену: всё понял, всё расслышал, но воспринял исключительно рассудком. Бывает, что выматываешься умственно, так, что не хочется думать даже о чём-то полубессмысленном, а бывает – устаёшь эмоционально. На злость, радость и прочие сильные чувства просто не остаётся сил. Вот и от осторожного прощупывания местности – игр словами и в слова – он устал. Теперь Андерс разглядывал клейма – не скрытую одеждой часть, - даже не утруждая себя тактичным отводом взгляда. Сказать, что он впервые обратил на них внимание, было бы неправильно. Не заметить лириумных клейм на Фенрисе было попросту невозможно: как не заметить отсутствия головы, наличия хвоста или лишней руки - не суть. Они бросались в глаза, как ни пытайся их скрыть. Возможно, именно этого Данариус и добивался в своё время. Но внешность, в любом своём проявлении, - это последнее, что Андерс разглядывал в человеке. Куда большее значение имели мысли, воззрения, интересы - даже мелочи вроде улыбки, жестов или запаха. На внешность просто не оставалось времени. Только когда человек занимал свою прочную нишу в мире вокруг, Андерс начинал им любоваться. А такое случалось... ну, практически никогда. Андерс уже почти забыл, как выглядел Карл. Ровный голос, аккуратный почерк и ощущение легкой заботы помнил, а внешность... Впрочем, и мысли о Карле лучше было отбросить. Повторный призыв убраться подальше, замаскированный под "Иди поспи", Андерс принял с изрядной долей иронии. В Клоаке, наверное, уже штурмом лечебницу берут - обычно с первыми лучами в двери начинают стучать самые нетерпеливые, которые с детьми или болтом между рёбер. Заговорил Андерс почти машинально, отвлекшись на мысли о лечебнице: - Ты хочешь, чтобы они не болели? Могу посмотреть. Вдруг получится что-нибудь сделать.



полная версия страницы